Теперь оно уже больше не звучало как голос пылкой страсти, пренебрегающей всеми прочими соображениями, а казалось умалением достоинства его благородной фамилии и торжеством Бриджнорта над Певерилом. На мгновение Джулиан умолк, тщетно стараясь придумать такой ответ, который содержал бы намек на согласие с Бриджнортом и в то же время доказывал его уважение к родителям и к чести. своего рода.
Это молчание вызвало подозрение Бриджнорта. Глаза его загорелись, губы задрожали.
— Послушайте, молодой человек, говорите со много откровенно, если не хотите, чтоб я счел вас презренным негодяем, готовым соблазнить несчастную девушку обещаниями, которых он никогда не думал исполнить. Достаточно, чтобы вы дали хотя бы малейший повод для подозрений, и вы тотчас увидите, могут ли ваша гордость и ваша родословная спасти вас от справедливого мщения отца.
— Вы ко мне несправедливы, — сказал Певерил, — вы бесконечно ко мне несправедливы, майор Бриджнорт; я неспособен на такую подлость. Предложение мое вашей дочери было самое искреннее. Я заколебался лишь потому, что вы сочли необходимым допросить меня с таким пристрастием и проникнуть во все мои чувства и намерения, не объясняя мне своих.
— Итак, ваше предложение состоит в следующем: вы хотите увезти мою единственную дочь в чужую страну, посулив ей любовь и покровительство вашей семьи, которых, как вы знаете, она никогда не получит, и притом желаете, чтобы я согласился отдать вам ее руку вместе с приданым, равным богатству ваших предков в те времена, когда они имели наибольшее основание им гордиться. Эта сделка кажется мне несправедливой. И, однако, молодой человек, — продолжал он после минутного молчания, — я так мало ценю блага мира сего, что мог бы примириться с браком, который вы предлагаете, каким бы неравным он ни казался.
— Назовите лишь средства, которыми я могу добиться вашего расположения, майор Бриджнорт, — сказал Певерил, — ибо я не сомневаюсь, что они будут согласны с моею честью и долгом, и вы скоро убедитесь, с какой готовностью я буду повиноваться вашим приказаниям и выполнять ваши условия.
— Их можно выразить в нескольких словах, — отвечал Бриджнорт. — Будьте честным человеком и другом своего отечества.
— Никто никогда не сомневался, что я был и тем и Другим, — сказал Поверил.
— Простите, — возразил майор, — но никто еще не видел, чтобы вы это доказали. Не перебивайте меня; я не сомневаюсь в вашем желании быть и тем и другим, но до сих пор вы не имели ни случая, ни возможности выказать свои правила и послужить своему отечеству. Вы жили в такое время, когда после волнений гражданской войны умы были охвачены апатией, которая сделала людей равнодушными к делам государственным и склонными скорее заботиться о своем благополучии, нежели закрыть собою брешь, когда господь призывал к тому Израиль. Но мы — англичане, и нам не свойственно долго пребывать в летаргическом бездействии. Многие из тех, кто больше всего желал возвращения Карла Стюарта, уже заключили, что небо, наскучив нашими мольбами, в гневе наслало на нас этого короля. Его безудержное распутство, которому так охотно подражают его молодые и легкомысленные приближенные, внушает отвращение всем мудрым и благонамеренным людям. Я не говорил бы с вами о столь щекотливом предмете, если б не был уверен, что вы, мистер Джулиан, свободны от этой заразы нашего века. Небо, одарившее потомством незаконную связь короля, поразило бесплодием его супружеское ложе; и мрачный, суровый характер его фанатического преемника заранее показывает нам, какой монарх унаследует английскую корону. Наступают решительные дни, и теперь люди всех званий обязаны выступить вперед и спасать отечество.
Певерил вспомнил предостережение Алисы и молча потупил взор.
— Что это значит? — спросил Бриджнорт после минутного молчания. — Неужто ты, такой молодой и ничем не связанный с распутными врагами своего отечества, безучастно внемлешь призыву, который оно обращает к тебе в эту роковую минуту?
— Мне было бы нетрудно отвечать вам общими выражениями, майор Бриджнорт, — сказал Певерил. — Нетрудно сказать, что по призыву отечества я готов пожертвовать своими землями и своею жизнью. Но, изъясняясь в такой общей форме, мы лишь обманем друг друга. Какого рода этот призыв? Кто его провозгласит и каковы будут его последствия? Ибо мне кажется, вы видели уже довольно бедствий гражданской войны, чтобы желать их возобновления в счастливом и мирном государстве.
Людей, усыпленных дурманом, должны разбудить их врачеватели, хотя бы даже и трубным гласом, — промолвил майор. — Лучше храбро встретить смерть с оружием в руках, как подобает свободнорожденным англичанам, нежели мирно сойти в бесславную могилу, которую рабство уготовало подвластным ему жертвам. Но не о войне хотел я говорить с вами, — продолжал он более мягким тоном. — Бедствия, на которые теперь жалуется Англия, можно излечить благотворным применением ее же собственных законов, — даже в том виде, в каком они существуют. Разве эти законы не обязан поддерживать каждый, кто живет под их властью? Разве это не обязаны сделать вы?
Он умолк в ожидании ответа, и Певерил сказал:
— Я желал бы понять, как могли законы Англии ослабеть настолько, чтобы нуждаться в моей поддержке? Когда я в этом удостоверюсь, никто охотнее меня не исполнит долг верного вассала перед законом и королем. Но законы Англии охраняются честными и просвещенными судьями и нашим всемилостивейшим монархом.
— А также палатою общин, — прервал его Бриджнорт, — которая уже не творит себе кумира из восстановленной монархии, а напротив, словно пробужденная раскатами грома, предвидит опасность, грозящую нашей вере и нашей свободе. Я обращаюсь к вашей совести, Джулиан, и спрашиваю, не настало ли время пробуждения, ибо никто лучше вас не знает о тайных, но быстрых мерах, которые принял Рим, дабы воздвигнуть в нашей протестантской земле Дагона идолопоклонства.
Джулиан угадал по этим словам, или же ему показалось, что он угадал, какого рода подозрения питает Бриджнорт, и он поспешил отвергнуть мысль о своей приверженности к римско-католической церкви.
— Я действительно был воспитан в доме, где эту веру исповедует одно достойное лицо, — сказал он, — а впоследствии долго путешествовал по католическим странам; но по этим самым причинам я слишком близко знаком с папизмом, чтобы разделять его догматы. Фанатизм мирян, хитрость духовенства, вечные интриги ради утверждения богослужебных обрядов в ущерб духу религии, насилие этой церкви над совестью людей и ее нечестивые притязания на непогрешимость кажутся мне столь же несовместимыми со здравым смыслом, терпимостью, свободой совести и истинною верой, сколь и вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177
Это молчание вызвало подозрение Бриджнорта. Глаза его загорелись, губы задрожали.
— Послушайте, молодой человек, говорите со много откровенно, если не хотите, чтоб я счел вас презренным негодяем, готовым соблазнить несчастную девушку обещаниями, которых он никогда не думал исполнить. Достаточно, чтобы вы дали хотя бы малейший повод для подозрений, и вы тотчас увидите, могут ли ваша гордость и ваша родословная спасти вас от справедливого мщения отца.
— Вы ко мне несправедливы, — сказал Певерил, — вы бесконечно ко мне несправедливы, майор Бриджнорт; я неспособен на такую подлость. Предложение мое вашей дочери было самое искреннее. Я заколебался лишь потому, что вы сочли необходимым допросить меня с таким пристрастием и проникнуть во все мои чувства и намерения, не объясняя мне своих.
— Итак, ваше предложение состоит в следующем: вы хотите увезти мою единственную дочь в чужую страну, посулив ей любовь и покровительство вашей семьи, которых, как вы знаете, она никогда не получит, и притом желаете, чтобы я согласился отдать вам ее руку вместе с приданым, равным богатству ваших предков в те времена, когда они имели наибольшее основание им гордиться. Эта сделка кажется мне несправедливой. И, однако, молодой человек, — продолжал он после минутного молчания, — я так мало ценю блага мира сего, что мог бы примириться с браком, который вы предлагаете, каким бы неравным он ни казался.
— Назовите лишь средства, которыми я могу добиться вашего расположения, майор Бриджнорт, — сказал Певерил, — ибо я не сомневаюсь, что они будут согласны с моею честью и долгом, и вы скоро убедитесь, с какой готовностью я буду повиноваться вашим приказаниям и выполнять ваши условия.
— Их можно выразить в нескольких словах, — отвечал Бриджнорт. — Будьте честным человеком и другом своего отечества.
— Никто никогда не сомневался, что я был и тем и Другим, — сказал Поверил.
— Простите, — возразил майор, — но никто еще не видел, чтобы вы это доказали. Не перебивайте меня; я не сомневаюсь в вашем желании быть и тем и другим, но до сих пор вы не имели ни случая, ни возможности выказать свои правила и послужить своему отечеству. Вы жили в такое время, когда после волнений гражданской войны умы были охвачены апатией, которая сделала людей равнодушными к делам государственным и склонными скорее заботиться о своем благополучии, нежели закрыть собою брешь, когда господь призывал к тому Израиль. Но мы — англичане, и нам не свойственно долго пребывать в летаргическом бездействии. Многие из тех, кто больше всего желал возвращения Карла Стюарта, уже заключили, что небо, наскучив нашими мольбами, в гневе наслало на нас этого короля. Его безудержное распутство, которому так охотно подражают его молодые и легкомысленные приближенные, внушает отвращение всем мудрым и благонамеренным людям. Я не говорил бы с вами о столь щекотливом предмете, если б не был уверен, что вы, мистер Джулиан, свободны от этой заразы нашего века. Небо, одарившее потомством незаконную связь короля, поразило бесплодием его супружеское ложе; и мрачный, суровый характер его фанатического преемника заранее показывает нам, какой монарх унаследует английскую корону. Наступают решительные дни, и теперь люди всех званий обязаны выступить вперед и спасать отечество.
Певерил вспомнил предостережение Алисы и молча потупил взор.
— Что это значит? — спросил Бриджнорт после минутного молчания. — Неужто ты, такой молодой и ничем не связанный с распутными врагами своего отечества, безучастно внемлешь призыву, который оно обращает к тебе в эту роковую минуту?
— Мне было бы нетрудно отвечать вам общими выражениями, майор Бриджнорт, — сказал Певерил. — Нетрудно сказать, что по призыву отечества я готов пожертвовать своими землями и своею жизнью. Но, изъясняясь в такой общей форме, мы лишь обманем друг друга. Какого рода этот призыв? Кто его провозгласит и каковы будут его последствия? Ибо мне кажется, вы видели уже довольно бедствий гражданской войны, чтобы желать их возобновления в счастливом и мирном государстве.
Людей, усыпленных дурманом, должны разбудить их врачеватели, хотя бы даже и трубным гласом, — промолвил майор. — Лучше храбро встретить смерть с оружием в руках, как подобает свободнорожденным англичанам, нежели мирно сойти в бесславную могилу, которую рабство уготовало подвластным ему жертвам. Но не о войне хотел я говорить с вами, — продолжал он более мягким тоном. — Бедствия, на которые теперь жалуется Англия, можно излечить благотворным применением ее же собственных законов, — даже в том виде, в каком они существуют. Разве эти законы не обязан поддерживать каждый, кто живет под их властью? Разве это не обязаны сделать вы?
Он умолк в ожидании ответа, и Певерил сказал:
— Я желал бы понять, как могли законы Англии ослабеть настолько, чтобы нуждаться в моей поддержке? Когда я в этом удостоверюсь, никто охотнее меня не исполнит долг верного вассала перед законом и королем. Но законы Англии охраняются честными и просвещенными судьями и нашим всемилостивейшим монархом.
— А также палатою общин, — прервал его Бриджнорт, — которая уже не творит себе кумира из восстановленной монархии, а напротив, словно пробужденная раскатами грома, предвидит опасность, грозящую нашей вере и нашей свободе. Я обращаюсь к вашей совести, Джулиан, и спрашиваю, не настало ли время пробуждения, ибо никто лучше вас не знает о тайных, но быстрых мерах, которые принял Рим, дабы воздвигнуть в нашей протестантской земле Дагона идолопоклонства.
Джулиан угадал по этим словам, или же ему показалось, что он угадал, какого рода подозрения питает Бриджнорт, и он поспешил отвергнуть мысль о своей приверженности к римско-католической церкви.
— Я действительно был воспитан в доме, где эту веру исповедует одно достойное лицо, — сказал он, — а впоследствии долго путешествовал по католическим странам; но по этим самым причинам я слишком близко знаком с папизмом, чтобы разделять его догматы. Фанатизм мирян, хитрость духовенства, вечные интриги ради утверждения богослужебных обрядов в ущерб духу религии, насилие этой церкви над совестью людей и ее нечестивые притязания на непогрешимость кажутся мне столь же несовместимыми со здравым смыслом, терпимостью, свободой совести и истинною верой, сколь и вам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177