Едва Джулиан удостоверился, что карлик крепко спит, как снова с нетерпением начал прислушиваться, не заговорит ли с ним таинственный голос, который был одновременно и притягательным и жутким. Даже слушая Хадсона, он, вместо того чтобы внимать панегирику людям малого роста, напрягал слух, силясь уловить малейший звук в комнате. Казалось, от него не ускользнул бы и полет мухи. Если его невидимый наставник был существом земным — а здравый смысл Джулиана отказывался верить, что это было не так, — значит, он не покинул камеру, и Певерил с нетерпением ожидал возобновления разговора. Ему пришлось разочароваться: ни один звук более не донесся до него. Ночной посетитель, если он еще находился в комнате, по-видимому, решил хранить молчание.
Напрасно Певерил покашливал, покряхтывал и всячески давал понять, что не спит. Наконец нетерпение его возросло до такой степени, что он решился сам возобновить прерванный разговор.
— Кто бы ты ни был, — сказал он достаточно громко для бодрствующего, но так, чтобы не разбудить своего спящего соседа, — кто бы ты ни был, но если ты принимаешь участие в человеке отверженном, каким является Джулиан Певерил, заговори со мною еще раз, заклинаю тебя. И скажешь ли ты хорошее или дурное, — поверь мне, я готов выслушать любые слова твои.
На эту мольбу не последовало никакого ответа, и ни один звук не выдавал присутствия существа, к которому оно было обращено.
— Напрасно говорю я, — продолжал Джулиан, — быть может, существо, к которому я обращаю мою речь, лишено человеческих чувств или злобно радуется человеческим страданиям.
Тихий, прерывистый вздох, послышавшийся в углу, казался укоризненным ответом на несправедливое обвинение Джулиана.
Певерил, бесстрашный по натуре и уже освоившийся со своим необычным положением, поднялся в постели и протянул руку, намереваясь повторить свою мольбу, но голос, словно встревоженный этим резким движением, торопливо прошептал:
— Молчи! Не двигайся, иль я умолкну.
«Значит, это человек, — подумал Джулиан. — Он боится, чтобы его не узнали; стало быть, я имею над ним некоторую власть и могу ею воспользоваться, но делать это нужно осторожно».
— Если твои намерения дружелюбны, — вслух продолжал Джулиан, — то никогда еще друг не был мне так нужен, никогда не был бы я так благодарен за доброту. Положение всех дорогих моему сердцу людей очень серьезно, и я готов жизнью заплатить за весть о том, что они живы.
— Повторяю, — ответил голос, — что власть моя ограниченна. Тебя, быть может, я сумею спасти, судьба же твоих друзей от меня не зависит.
— Но открой мне их участь, какова бы она ни была, — сказал Джулиан, — и я не побоюсь разделить ее с ними.
— О ком ты беспокоишься? — спросил голос. По-прежнему мягкий и мелодичный, он говорил с какой-то тревогой и как будто даже неохотно.
— О моих родителях, — ответил Джулиан после минутного колебания. — Что с ними? Какая участь ожидает их?
— Сейчас они подобны крепости, под которую враг произвел подкоп. На это, может быть, потребовались годы, тяжела была работа подрывателей, но время на своих крыльях приносит благоприятные возможности.
— Что же будет в конце концов? — спросил Певерил.
— Могу ли я предсказать будущее, — ответил голос, — иначе, как путем сравнения с прошлым? Кто не погиб от преследований и обвинений гнусных доносчиков? Разве знатное происхождение, почтенная старость, всеми признанная щедрость спасли несчастного лорда Стаффорда? Помогли ли Коулмену его ученость, изворотливый ум, милость при дворе и доверие предполагаемого наследника английской короны? А разве мудрость, гениальность и все усилия многочисленных последователей сохранили жизнь Фенвику, Уитбреду или кому-нибудь другому из обвиненных служителей церкви? Спасло ли низкое происхождение несчастных страдальцев Гроувза, Пикеринга и других? Ни положение в свете, ни талант, ни убеждения не избавляют человека от обвинения, и это делает людей равными, сводит на нет хорошую репутацию, превращает добродетель в порок; они считаются тем более опасными, чем больше возросла их влиятельность, завоеванная самым честным путем и используемая в лучших целях. Назови человека пособником заговора, приведи свидетельские показания Оутса или Дагдейла, и даже самый недальновидный безошибочно предскажет решение суда.
— Зловещий пророк! — воскликнул Джулиан. — У моего отца есть неуязвимый щит, который спасет его; он невиновен.
— Он докажет свою невиновность на суде божьем, — ответил голос. — Но там, где председательствует Скрогз, она ему не поможет.
— И все же я не боюсь, — возразил Певерил с уверенностью, которой на самом деле не испытывал. — Дело моего отца будут разбирать двенадцать присяжных.
— Двенадцать диких зверей были бы лучше этих присяжных, предубежденных, пристрастных, охваченных страхом перед мнимой опасностью. Чем больше людей предстает перед судом, тем охотнее эти присяжные признают их виновными.
— Слова твои зловещи, — сказал Джулиан, — они подобны гулу полночного набата или крику совы. Однако продолжай. Скажи мне, если можешь… — (Он хотел спросить об Алисе Бриджнорт, но язык его не мог произнести ее имя.) — Скажи мне, — повторил он, — что с благородным родом Дерби?
— Пусть они сидят на своей скале, как чайки во время бури; быть может, эта скала окажется надежным убежищем, — ответил голос. — Но их горностаевая мантия обагрена кровью, и мщение давно ходит за ними по пятам, как ищейка, которая отстала во время утренней охоты, но еще может схватить свою добычу до захода солнца. Впрочем, сейчас они в безопасности. Говорить ли мне теперь о твоих делах? Ведь дело идет о твоей чести и жизни. Или есть еще кто-нибудь, кем ты дорожишь больше, чем самим собой?
— Есть одна особа, — ответил Джулиан, — которую вчера насильно разлучили со мной. Если бы я был уверен в ее безопасности, я бы не стал беспокоиться о себе.
— Одна? — отозвался голос. — Только одна, с которой тебя разлучили вчера?
— Разлука с нею, — ответил Джулиан, — лишила меня немного счастья.
— Ты говоришь об Алисе Бриджнорт, — с горечью произнес голос. — Тебе не суждено увидеть ее вновь. Ты должен забыть ее; от этого зависит жизнь вас обоих.
— Я не могу купить себе жизнь такой ценой.
— Тогда умри, упрямец, — сказал голос, и никакие мольбы и просьбы Джулиана не помогли ему продолжить беседу в эту памятную ночь.
Глава XXXVI
Он ростом мал, но полон благородства.
Аллеи Рэмзи
Джулиан Певерил был так разгорячен этим разговором, что после внезапного исчезновения своего таинственного посетителя долго не мог заснуть. Он поклялся себе, что непременно найдет и призовет к ответу ночного демона, который, лишая его сна, казалось, задался целью подлить желчи к его горечи и растравить и без того наболевшие раны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177