Получался не бой, а какая-то уличная драка с хулиганским членовредительством.
Противник крепко держал его ногу. Николай внезапно упал спиной вниз и свободной ногой изо всех сил стукнул Коляна в горло.
И вновь оба одновременно вскочили. Так могло продолжаться вечность. Николай изменил тактику и решил задушить Коляна. Он вцепился руками в горло противника и изо всех сил стал давить кадык большими пальцами. Тот попытался оттолкнуть Николая, упершись локтями в грудь. Не удалось. Тогда он стал коленями бить по ребрам. Николай ответил тем же.
Они кружили друг против друга. Еще мгновение.., и Колян тоже вцепился Николаю в горло.
Так они стояли некоторое время, пытаясь задушить друг друга. Николай чувствовал, как его лицо наливается синевой, в висках больно бьет кровь. Под красной маской лица Коляна не было видно, как он переносит эту экзекуцию. Казалось, ему все нипочем.
Николай, освободив шею, схватил его за правую кисть, перехватил пальцы, оторвал от своей шеи и резко согнул их вниз, тут же с ликованием услышав хруст ломающихся в суставах фаланг.
Это было началом конца.
Отпрыгнув с ужасным криком, Колян ударил Николая ногой в ухо, попал. Попытался еще раз ударить, но только попался на захват ступни. Крепко зажимая ступню противника под мышкой, Николай упал на землю, закручиваясь внутрь, и не поспевший за ним враг уже вопил, заглушая треск сломанной в сгибе стопы.
Пора кончать. Итак, Колян показал себя на удивление хорошо. Теперь понятно, почему он так был уверен в своей победе: видно, до этого поединка не знал поражений.
Николай поднялся и прыгнул к лежащему противнику. Тот попытался лягнуть его здоровой ногой, но не попал. Сел, с ненавистью сверкая глазами. Николай с разгона ударил его ногой в лицо, а потом, нагнувшись, всем весом падающего на колени тела вонзил кулак в печень уже сломленного врага.
– Убей! Убей его! – раздался вдруг чей-то пронзительный вопль.
– Убей! Убей! Убей! – скандировали трибуны. Он стал слышать, стал видеть: беснующиеся, осатанелые трибуны, выпрыгивающих из смокингов мужчин, выпрыгивающих из платьев девиц.., сатанинский шабаш!
Только что на арене он был один на один с врагом, честно пытавшимся его убить. А теперь оказался перед всеми этими…
Надо было не ублюдка Колена, а кого-нибудь толстопузого!..
И вновь животная ненависть и злоба вернулись к нему. Не владея собой, не понимая, что делает, он выбросил руку вверх.
– А-а-а! – закричал он. – Я вас всех!..
Трибуны завопили еще громче. Безумие усиливалось. А-а-а! Будьте вы!..
Из раскрытых решеток прохода между трибунами к нему бежали служащие, мужчины в смокингах, женщины… Он понимал, что цел и невредим. Искалеченный Колян в отключке лежал на опилках. Николай не мог отвечать на вопросы, не мог ни с кем говорить. Он повернулся и пошел к выходу, прочь от этого постыдного боя, неожиданно превратившегося в грязную драку. Он чувствовал себя несчастным. И все же, все же, где-то в глубине души буйно шевелилось сейчас еще задавленное, сдерживаемое, но готовое вырваться ликующе: он победил! Он вновь победил!
Какой-то служащий в униформе довел его до номера, открыл его же ключом, сложил принесенную одежду Николая и ушел. А через полчаса Николай пришел в себя. Но воспоминания об этой схватке надолго оставили в его душе ощущения самые противоречивые.
Глава 31
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Внешне отношения Отари Карловича с дочерью были такими же, как всегда. Да и что могло измениться в их, общем-то, налаженной, хоть и насыщенной событиями жизни? Однако парадокс заключался в том, что сверхплотный набор событий и составлял рутину их жизни, а поскольку силы души по привычке не отвлекались на внешнее, Отари Карлович, сам себе в этом не признаваясь, мгновенно заметил перемену в поведении дочери, как только появился этот милиционер.
За те два дня, что милиционер жил здесь, ему неоднократно докладывали о том, сколько времени Нина проводит в обществе Казанцева. Однако Отари Карлович строго пресекал все, что выходило за рамки сухого изложения фактов, выводы предпочитал делать сам. Дочь его была выше всех подозрений именно потому, что очень напоминала ему рано умершую жену.
Он не хотел видеть и не видел, что весь обслуживающий персонал давно уже знал: отношения Нины с этим прытким кандидатом в покойники, который должен принести еще много, очень много денег, давно перешли грань чисто деловых. Он не позволял себе думать об этом и не думал, но вместе с тем в глубине души, никогда не выказывая этого самому себе и не имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, был уверен, что его чистая, непорочная дочь перешла дозволенную грань, что не могло не вызвать у него глубокой досады.
Все произошло так внезапно! Так неожиданно! Все эти годы, когда Нина превращалась из неловкого подростка в ослепительную красавицу, Отари Карлович видел, насколько она отличается от всех прочих девушек, насколько она выше и чище. И как отец чувствовал себя отмеченным богом. Но теперь, когда над ним нависла беда, он не только не думал о том, как отвести ее, но вообще не хотел знать правду, потому что она была слишком ужасна, слишком нелепа.
Впрочем, вмешиваться в любом случае нужды не было, потому что близился завтрашний день, а с ним и развязка.
Нынешний же день был чрезвычайно насыщен делами для Отари Карловича; но с утра еще, составив расписание дня, он решил, что тотчас после обеда заедет к дочери и сделает все возможное, чтобы остаток дня и ночь были лишены неудобств от присутствия Николая Казанцева. А завтра? Завтра он лично собирался проследить за процедурой подготовки Гоблина к схватке, чтобы, как обычно, исключить малейшие сомнения в исходе заключительного боя на арене, Утром у Отари Карловича не было ни единой свободной минуты. Позвонил подполковник Мишин и достаточно настойчиво набивался на представление, как он выразился. Отари Карлович ехидно ухмыльнулся при этом, ибо стыдливый эвфемизм представителя формальной власти (истинную власть в этом городе представлял, разумеется, он, Барон) на счет гладиаторских боев говорил о многом, что касалось заместителя начальника Управления МВД города.
Подполковник Мишин обещал предоставить чрезвычайно интересную информацию. В общем, пришлось его пригласить на завтра. Сегодня все уже расписано.
Завтра пусть приезжает, поставит сколько может на тотализаторе.
Затем секретарь доложил о звонке капитана Сапожкова, человека мелкого, хитрого и глупого. Но полезного, ибо был всегда под рукой. Этот подождет, ничего интересного от него все равно не узнаешь.
Деньги, конечно, будет клянчить под предлогом преданности и полезности. Потом явились посетители, в том числе и мэр города, просивший денег на городской фонтан и еще кое на что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Противник крепко держал его ногу. Николай внезапно упал спиной вниз и свободной ногой изо всех сил стукнул Коляна в горло.
И вновь оба одновременно вскочили. Так могло продолжаться вечность. Николай изменил тактику и решил задушить Коляна. Он вцепился руками в горло противника и изо всех сил стал давить кадык большими пальцами. Тот попытался оттолкнуть Николая, упершись локтями в грудь. Не удалось. Тогда он стал коленями бить по ребрам. Николай ответил тем же.
Они кружили друг против друга. Еще мгновение.., и Колян тоже вцепился Николаю в горло.
Так они стояли некоторое время, пытаясь задушить друг друга. Николай чувствовал, как его лицо наливается синевой, в висках больно бьет кровь. Под красной маской лица Коляна не было видно, как он переносит эту экзекуцию. Казалось, ему все нипочем.
Николай, освободив шею, схватил его за правую кисть, перехватил пальцы, оторвал от своей шеи и резко согнул их вниз, тут же с ликованием услышав хруст ломающихся в суставах фаланг.
Это было началом конца.
Отпрыгнув с ужасным криком, Колян ударил Николая ногой в ухо, попал. Попытался еще раз ударить, но только попался на захват ступни. Крепко зажимая ступню противника под мышкой, Николай упал на землю, закручиваясь внутрь, и не поспевший за ним враг уже вопил, заглушая треск сломанной в сгибе стопы.
Пора кончать. Итак, Колян показал себя на удивление хорошо. Теперь понятно, почему он так был уверен в своей победе: видно, до этого поединка не знал поражений.
Николай поднялся и прыгнул к лежащему противнику. Тот попытался лягнуть его здоровой ногой, но не попал. Сел, с ненавистью сверкая глазами. Николай с разгона ударил его ногой в лицо, а потом, нагнувшись, всем весом падающего на колени тела вонзил кулак в печень уже сломленного врага.
– Убей! Убей его! – раздался вдруг чей-то пронзительный вопль.
– Убей! Убей! Убей! – скандировали трибуны. Он стал слышать, стал видеть: беснующиеся, осатанелые трибуны, выпрыгивающих из смокингов мужчин, выпрыгивающих из платьев девиц.., сатанинский шабаш!
Только что на арене он был один на один с врагом, честно пытавшимся его убить. А теперь оказался перед всеми этими…
Надо было не ублюдка Колена, а кого-нибудь толстопузого!..
И вновь животная ненависть и злоба вернулись к нему. Не владея собой, не понимая, что делает, он выбросил руку вверх.
– А-а-а! – закричал он. – Я вас всех!..
Трибуны завопили еще громче. Безумие усиливалось. А-а-а! Будьте вы!..
Из раскрытых решеток прохода между трибунами к нему бежали служащие, мужчины в смокингах, женщины… Он понимал, что цел и невредим. Искалеченный Колян в отключке лежал на опилках. Николай не мог отвечать на вопросы, не мог ни с кем говорить. Он повернулся и пошел к выходу, прочь от этого постыдного боя, неожиданно превратившегося в грязную драку. Он чувствовал себя несчастным. И все же, все же, где-то в глубине души буйно шевелилось сейчас еще задавленное, сдерживаемое, но готовое вырваться ликующе: он победил! Он вновь победил!
Какой-то служащий в униформе довел его до номера, открыл его же ключом, сложил принесенную одежду Николая и ушел. А через полчаса Николай пришел в себя. Но воспоминания об этой схватке надолго оставили в его душе ощущения самые противоречивые.
Глава 31
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Внешне отношения Отари Карловича с дочерью были такими же, как всегда. Да и что могло измениться в их, общем-то, налаженной, хоть и насыщенной событиями жизни? Однако парадокс заключался в том, что сверхплотный набор событий и составлял рутину их жизни, а поскольку силы души по привычке не отвлекались на внешнее, Отари Карлович, сам себе в этом не признаваясь, мгновенно заметил перемену в поведении дочери, как только появился этот милиционер.
За те два дня, что милиционер жил здесь, ему неоднократно докладывали о том, сколько времени Нина проводит в обществе Казанцева. Однако Отари Карлович строго пресекал все, что выходило за рамки сухого изложения фактов, выводы предпочитал делать сам. Дочь его была выше всех подозрений именно потому, что очень напоминала ему рано умершую жену.
Он не хотел видеть и не видел, что весь обслуживающий персонал давно уже знал: отношения Нины с этим прытким кандидатом в покойники, который должен принести еще много, очень много денег, давно перешли грань чисто деловых. Он не позволял себе думать об этом и не думал, но вместе с тем в глубине души, никогда не выказывая этого самому себе и не имея на то никаких не только доказательств, но и подозрений, был уверен, что его чистая, непорочная дочь перешла дозволенную грань, что не могло не вызвать у него глубокой досады.
Все произошло так внезапно! Так неожиданно! Все эти годы, когда Нина превращалась из неловкого подростка в ослепительную красавицу, Отари Карлович видел, насколько она отличается от всех прочих девушек, насколько она выше и чище. И как отец чувствовал себя отмеченным богом. Но теперь, когда над ним нависла беда, он не только не думал о том, как отвести ее, но вообще не хотел знать правду, потому что она была слишком ужасна, слишком нелепа.
Впрочем, вмешиваться в любом случае нужды не было, потому что близился завтрашний день, а с ним и развязка.
Нынешний же день был чрезвычайно насыщен делами для Отари Карловича; но с утра еще, составив расписание дня, он решил, что тотчас после обеда заедет к дочери и сделает все возможное, чтобы остаток дня и ночь были лишены неудобств от присутствия Николая Казанцева. А завтра? Завтра он лично собирался проследить за процедурой подготовки Гоблина к схватке, чтобы, как обычно, исключить малейшие сомнения в исходе заключительного боя на арене, Утром у Отари Карловича не было ни единой свободной минуты. Позвонил подполковник Мишин и достаточно настойчиво набивался на представление, как он выразился. Отари Карлович ехидно ухмыльнулся при этом, ибо стыдливый эвфемизм представителя формальной власти (истинную власть в этом городе представлял, разумеется, он, Барон) на счет гладиаторских боев говорил о многом, что касалось заместителя начальника Управления МВД города.
Подполковник Мишин обещал предоставить чрезвычайно интересную информацию. В общем, пришлось его пригласить на завтра. Сегодня все уже расписано.
Завтра пусть приезжает, поставит сколько может на тотализаторе.
Затем секретарь доложил о звонке капитана Сапожкова, человека мелкого, хитрого и глупого. Но полезного, ибо был всегда под рукой. Этот подождет, ничего интересного от него все равно не узнаешь.
Деньги, конечно, будет клянчить под предлогом преданности и полезности. Потом явились посетители, в том числе и мэр города, просивший денег на городской фонтан и еще кое на что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78