И, очевидно, в тех киевских еврейских кругах, казалось бы столь идеологически подвижных, не возникло смягчения к Столыпину за его попытки снять антиеврейские ограничения, – а у кого, из более состоятельных, и возникло, то перевешено было памятью его энергичного подавления революции 1905-06 и раздражением за его усилия по «национализации русского кредита», открытое соперничество с частными капиталами. В кругах киевского (и петербургского, где зреющий убийца тоже побывал) еврейства действовало то всерадикальное Поле, в котором молодой Богров счёл себя вправе и даже обязанным – убить Столыпина.
Столь сильно было Поле, что позволило такое соединение: капиталист Богров-отец возвысился, благоденствует при этом государственном строе, Богров-сын идёт на разрушение этого строя, – и отец, после выстрела, публично выражает гордость за такого сына. Оказалось, что не совсем уж одиночкой был Богров: ему тихо аплодировали в тех состоятельных кругах, которые раньше оставались безоговорочно верными строю.
А этот выстрел, которым было подсечено выздоровление России, мог же быть совершён и в самого царя. Но убить царя Богров счёл невозможным: потому (по его словам), что «это могло бы навлечь на евреев гонения», «вызвать стеснения их прав». При убийстве же всего лишь премьер-министра, он предвидел правильно, такого не произойдёт. Но он думал – и горько ошибся – что это благоприятно послужит судьбе российского еврейства.
И тот же М. Меньшиков, сперва упрекнув Столыпина за уступки евреям, скорбит над ним: нашего великого государственного человека, нашего лучшего правителя за полтора столетия – убили! – и убийцей оказался еврей? и не постеснялся? да как посмел он стрелять в премьер-министра России?! «Киевский зловещий выстрел… должен быть принят как сигнал к тревоге, к большой тревоге… не надо мести, но нужен наконец отпор».
И что же произошло в те дни в «черносотенном Киеве», населённом множеством евреев? Среди киевских евреев в первые же часы после убийства возникла массовая паника, началось движение покидать город. Да «ужас объял еврейское население не только Киева, но и других самых отдалённых местностей черты оседлости и внутренней России». Клуб русских националистов хотел собирать подписи о выселении всех евреев из Киева (хотел, но не собирал). Не произошло и малейшей попытки погрома. Председатель молодёжного «Двуглавого орла» Галкин призвал разгромить киевское Охранное отделение, проморгавшее убийство, и бить евреев, – его обуздали тотчас. Вступивший в премьер-министры Коковцов срочно вызвал в город казачьи полки (все войска были на манёврах, далеко за городом) и разослал всем губернаторам энергичную телеграмму: предупреждать погромы – всеми мерами, вплоть до оружия. Войска были стянуты в размере, в каком не стягивали и против революции. (Слиозберг: если бы в сентябре 1911 вспыхнули погромы, «Киев был бы свидетелем резни, не уступавшей место ужасам времён Хмельницкого».)
И погрома не произошло нигде в России, ни единого, ни малейшего. (Хотя мы часто, густо читаем, что царская власть всегда только мечтала и искала, как устроить еврейский погром.)
Разумеется, предотвращение беспорядков входит в прямую обязанность государства, и при успешном выполнении её – неуместно ждать похвалы. Но при таком сотрясательном событии-поводе – убийство главы правительства! – избежание погромов, ожидавшихся панически, могло быть отмечено, хотя бы вскользь. Но нет, – такой интонации – никто не слышал, о том – никто не упоминает.
И, во что даже трудно поверить, киевская еврейская община не выступила с осуждением или сторонним сожалением по поводу этого убийства. Наоборот. После казни Богрова многие студенты-евреи и курсистки вызывающе нарядились в траур.
И русские это тогда замечали. Сейчас опубликовано, что В. Розанов в декабре 1912 написал: «После[убийства] Столыпина у меня как-то всё оборвалось к ним[евреям:] посмел ли бы русский убить Ротшильда и вообще «великого из ихних».
При взгляде же историческом, приходят две весомые мысли, что ошибочно было бы поступок Богрова списывать на то, что, мол, «это действовали силы интернационализма». Первая и главная: это было не так. Не только его брат в своей книге, но и разные нейтральные источники указывают, что расчёт помочь судьбе еврейства – у него был. Вторая же: что взяться за неудобное в истории, обдумать его и сожалеть – ответственно, а отрекаться и отмываться от него – мелко.
Однако отречение и отмывание начались чуть ли не сразу. В октябре 1911 в Государственную Думу был подан запрос октябристов о смутных обстоятельствах убийства Столыпина. И тотчас депутат Нисселович протестовал: почему октябристы в своём запросе не скрыли, что убийца Столыпина – еврей?! Это, сказал он, – антисемитизм!
Узнаю и я этот несравненный аргумент. Через 70 лет и я получил его от американского еврейства в виде тягчайшего обвинения: почему я не скрыл, почему я тоже назвал, что убийца Столыпина был еврей? Не идёт в счёт, что я описал его столь цельно, сколько мог. И не в счёт, что его еврейство значило в его побуждениях. Нет, нескрытие с моей стороны – это был антисемитизм!!
Гучков с достоинством ответил тогда: «Я думаю, что гораздо больший акт антисемитизма заключается в самом действии Богрова. Я предложил бы члену Государственной Думы Нисселовичу обращаться с горячим словом увещания не к нам, а к своим единоверцам. Пусть он их убедит силой своего красноречия, чтобы они подальше держались от этих двух позорных профессий: службы в качестве шпионов в охране и службы в качестве активных работников террора. Этим он оказал бы гораздо большую услугу своему племени».
Но что еврейской памяти, когда и русская история само это убийство допустила смыть из своей памяти, осталось оно каким-то незначащим, невыразительным побочным пятном. Лишь в 80-е годы я начал поднимать его из забытья – а семьдесят лет и не принято было то убийство вспоминать.
Отодвигаются десятилетия – и больше событий и смыслов попадают в наш глаз.
Я не раз задумывался над капризностью Истории: над непредвиденностью последствий, которую она подставляет нам, последствий наших действий. Вильгельмовская Германия пропустила Ленина на разложение России – и через 28 лет получила полувековое разделение Германии. – Польша способствовала укреплению большевиков в тяжелейший для них 1919 год, для скорейшего поражения белых, – и получила себе: 1939, 1944, 1956, 1980. – Как рьяно Финляндия помогала российским революционерам, как она не терпела, вынести не могла своей преимущественной, но в составе России, свободы – и получила от большевиков на 40 лет политическую униженность («финляндизацию»). – Англия в 1914 задумывала сокрушить Германию как свою мировую соперницу – а саму себя вырвала из великих держав, да и вся Европа сокрушилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
Столь сильно было Поле, что позволило такое соединение: капиталист Богров-отец возвысился, благоденствует при этом государственном строе, Богров-сын идёт на разрушение этого строя, – и отец, после выстрела, публично выражает гордость за такого сына. Оказалось, что не совсем уж одиночкой был Богров: ему тихо аплодировали в тех состоятельных кругах, которые раньше оставались безоговорочно верными строю.
А этот выстрел, которым было подсечено выздоровление России, мог же быть совершён и в самого царя. Но убить царя Богров счёл невозможным: потому (по его словам), что «это могло бы навлечь на евреев гонения», «вызвать стеснения их прав». При убийстве же всего лишь премьер-министра, он предвидел правильно, такого не произойдёт. Но он думал – и горько ошибся – что это благоприятно послужит судьбе российского еврейства.
И тот же М. Меньшиков, сперва упрекнув Столыпина за уступки евреям, скорбит над ним: нашего великого государственного человека, нашего лучшего правителя за полтора столетия – убили! – и убийцей оказался еврей? и не постеснялся? да как посмел он стрелять в премьер-министра России?! «Киевский зловещий выстрел… должен быть принят как сигнал к тревоге, к большой тревоге… не надо мести, но нужен наконец отпор».
И что же произошло в те дни в «черносотенном Киеве», населённом множеством евреев? Среди киевских евреев в первые же часы после убийства возникла массовая паника, началось движение покидать город. Да «ужас объял еврейское население не только Киева, но и других самых отдалённых местностей черты оседлости и внутренней России». Клуб русских националистов хотел собирать подписи о выселении всех евреев из Киева (хотел, но не собирал). Не произошло и малейшей попытки погрома. Председатель молодёжного «Двуглавого орла» Галкин призвал разгромить киевское Охранное отделение, проморгавшее убийство, и бить евреев, – его обуздали тотчас. Вступивший в премьер-министры Коковцов срочно вызвал в город казачьи полки (все войска были на манёврах, далеко за городом) и разослал всем губернаторам энергичную телеграмму: предупреждать погромы – всеми мерами, вплоть до оружия. Войска были стянуты в размере, в каком не стягивали и против революции. (Слиозберг: если бы в сентябре 1911 вспыхнули погромы, «Киев был бы свидетелем резни, не уступавшей место ужасам времён Хмельницкого».)
И погрома не произошло нигде в России, ни единого, ни малейшего. (Хотя мы часто, густо читаем, что царская власть всегда только мечтала и искала, как устроить еврейский погром.)
Разумеется, предотвращение беспорядков входит в прямую обязанность государства, и при успешном выполнении её – неуместно ждать похвалы. Но при таком сотрясательном событии-поводе – убийство главы правительства! – избежание погромов, ожидавшихся панически, могло быть отмечено, хотя бы вскользь. Но нет, – такой интонации – никто не слышал, о том – никто не упоминает.
И, во что даже трудно поверить, киевская еврейская община не выступила с осуждением или сторонним сожалением по поводу этого убийства. Наоборот. После казни Богрова многие студенты-евреи и курсистки вызывающе нарядились в траур.
И русские это тогда замечали. Сейчас опубликовано, что В. Розанов в декабре 1912 написал: «После[убийства] Столыпина у меня как-то всё оборвалось к ним[евреям:] посмел ли бы русский убить Ротшильда и вообще «великого из ихних».
При взгляде же историческом, приходят две весомые мысли, что ошибочно было бы поступок Богрова списывать на то, что, мол, «это действовали силы интернационализма». Первая и главная: это было не так. Не только его брат в своей книге, но и разные нейтральные источники указывают, что расчёт помочь судьбе еврейства – у него был. Вторая же: что взяться за неудобное в истории, обдумать его и сожалеть – ответственно, а отрекаться и отмываться от него – мелко.
Однако отречение и отмывание начались чуть ли не сразу. В октябре 1911 в Государственную Думу был подан запрос октябристов о смутных обстоятельствах убийства Столыпина. И тотчас депутат Нисселович протестовал: почему октябристы в своём запросе не скрыли, что убийца Столыпина – еврей?! Это, сказал он, – антисемитизм!
Узнаю и я этот несравненный аргумент. Через 70 лет и я получил его от американского еврейства в виде тягчайшего обвинения: почему я не скрыл, почему я тоже назвал, что убийца Столыпина был еврей? Не идёт в счёт, что я описал его столь цельно, сколько мог. И не в счёт, что его еврейство значило в его побуждениях. Нет, нескрытие с моей стороны – это был антисемитизм!!
Гучков с достоинством ответил тогда: «Я думаю, что гораздо больший акт антисемитизма заключается в самом действии Богрова. Я предложил бы члену Государственной Думы Нисселовичу обращаться с горячим словом увещания не к нам, а к своим единоверцам. Пусть он их убедит силой своего красноречия, чтобы они подальше держались от этих двух позорных профессий: службы в качестве шпионов в охране и службы в качестве активных работников террора. Этим он оказал бы гораздо большую услугу своему племени».
Но что еврейской памяти, когда и русская история само это убийство допустила смыть из своей памяти, осталось оно каким-то незначащим, невыразительным побочным пятном. Лишь в 80-е годы я начал поднимать его из забытья – а семьдесят лет и не принято было то убийство вспоминать.
Отодвигаются десятилетия – и больше событий и смыслов попадают в наш глаз.
Я не раз задумывался над капризностью Истории: над непредвиденностью последствий, которую она подставляет нам, последствий наших действий. Вильгельмовская Германия пропустила Ленина на разложение России – и через 28 лет получила полувековое разделение Германии. – Польша способствовала укреплению большевиков в тяжелейший для них 1919 год, для скорейшего поражения белых, – и получила себе: 1939, 1944, 1956, 1980. – Как рьяно Финляндия помогала российским революционерам, как она не терпела, вынести не могла своей преимущественной, но в составе России, свободы – и получила от большевиков на 40 лет политическую униженность («финляндизацию»). – Англия в 1914 задумывала сокрушить Германию как свою мировую соперницу – а саму себя вырвала из великих держав, да и вся Европа сокрушилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142