Скотос
будет рад любому, кто ответит на этот вопрос "да". Ведь и мы, видессиане,
не без греха в этой бессмысленной ссоре. Века культуры, к сожалению,
прошли для нас почти бесследно. Мы неотразимы в логике, мы отлично видим
чужие ошибки, мы умеем обвинять, но мы сильны, только критикуя наших
соседей. Не дай им бог возвратить удар! Мы друзья, мы братья, дети мои.
Протянем же руки друг другу! Ведь мягкость сердечная не повредила бы даже
сборщику налогов... - Несмотря на серьезность момента, Бальзамон нашел
место и для шутки, и внезапный смех донесся до посетителей храма с улицы,
когда жрец передал толпе слова Патриарха.
- И тогда мы сможем забыть о раздорах и заключить мир. Семена дружбы
уже брошены: ведь люди Княжества приплыли сюда из-за моря, ведь они горят
желанием помочь нам. И они заслуживают лишь горячей благодарности, но
никак не погрома.
Патриарх еще раз оглядел всех присутствующих, словно умоляя их
подняться над предрассудками.
Наступила мертвая тишина. Потом раздались первые аплодисменты. Но это
было совсем не то, чего хотели услышать Марк и Бальзамон. То тут, то там
раздавались хлопки, но аплодирующие выглядели довольно кисло. Речь
Патриарха приветствовали более чем сдержанно, скорее из уважения к
личности Патриарха, но не более того. Это относилось к большинству
присутствующих, но только не к Маврикиосу. Он поднялся с кресла, отодвинул
занавес и аплодировал громко, во всеуслышание. Так же поступила и его дочь
Алипия. Туризина Гавраса в ложе не было, Марк подумал, что Севастократор
выбрал неподходящее время для отлучки. Он не помнил, чтобы братья
встречались после той ссоры за игрой в кости. Еще одна причина для
волнений, как будто их мало у Императора. Не вовремя Маврикиос поссорился
со своим горячим братом.
Но даже открытое одобрение Императора не могло вызвать оживление
знати, собравшейся в храме. На улице тоже не слышалось бурного одобрения.
Марк вспомнил слова Горгидаса о том, что даже Патриарху трудно свернуть
город с пути, который он выбрал.
Но частичную победу первосвященник все же одержал. Когда Сотэрик
выходил из храма, никто не осмелился косо смотреть на него. Некоторые люди
всей душой приняли слова Бальзамона и кричали: "Смерть Казду!", обращаясь
к наемнику за поддержкой. Сотэрик криво усмехался и воздевал свой меч, чем
вызывал еще большую волну одобрения.
Однако жалкая победа оставила его разочарованным. Он повернулся к
Скаурусу, ворча:
- Я думал, что, когда Патриарх окончит речь, все поступят по его
совету. И по какому это праву он называет намдалени "мальчишками"? В один
прекрасный день мы покажем ему мальчишек.
Марк, как умел, успокоил Сотэрика. Зная, что ситуация почти не
улучшилась, трибун был доволен и тем, что имел.
Возвратясь вечером в казарму, Скаурус долго думал о Сотэрике. Все
действия намдалени вызывали тревогу. Он был еще вспыльчивей, чем Туризин
Гаврас, а это уже говорило о многом. Хуже того, он был лишен того легкого
обаяния, которым так щедро наделила природа Севастократора. Сотэрик всегда
балансировал на острие бритвы, он вечно чувствовал себя дерущимся не на
жизнь, а на смерть, постоянно отстаивал что-либо буквально "до последней
капли крови". Марк, однако, не мог отказать ему в смелости, энергии,
военном опыте и даже в уме. Трибун вздохнул. Люди здесь были такими же,
какими они были и в Риме. И отнюдь не такими, какими он хотел бы их
видеть. Глупо ждать иного. Особенно тому, кто считал себя стоиком.
Он вспомнил старую пословицу, которая пришла ему на ум, когда
намдалени предложил захватить Видессос. Марк позвал Горгидаса:
- Кто это сказал, - спросил он грека, - "кого боги хотят уничтожить,
того они лишают разума"? Софокл?
- Милосердный Зевс, нет! - воскликнул Горгидас. - Это мог сказать
только Эврипид, хотя я и забыл, в какой трагедии. Когда Софокл говорит о
человеческой душе, ты можешь только молить богов, чтобы его слова
оказались правдой. А когда эту правду находит Эврипид, тебе страстно
хотелось бы, чтобы он все-таки ошибался.
Трибун поневоле задумался над тем, кто же автор пьесы, что давали
сегодня днем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОДАРОК АВШАРА
9
Веротерпимость и дружба - идеи, которые так страстно проповедовал
Патриарх, были опрокинуты под яростным натиском его же монахов. Слишком
немногие из них имели тягу к образованию, большинство же были весьма
самонадеянны в своем невежестве. Из многочисленных монастырей, подобно рою
злых пчел, высыпали толпы жрецов и начали страстно опровергать призыв
Бальзамона к спокойствию. В который раз переполняемый ненавистью Видессос
поднимался на грабеж и насилие.
Марк вел несколько манипул с тренировочного поля в казарму, когда
увидел, что путь его перегорожен большой толпой, жадно внимающей
возбужденному монаху. Высокий худой человек со следами оспы на лице и
горящими глазами стоял на перевернутой телеге перед лавкой бакалейщика и
выкрикивал, обращаясь ко всем, кто его слышал, речь, полную ненависти к
еретикам.
- Любой, изменяющий догматам веры, есть пособник - нет, жалкий раб! -
ледяной адской нечисти! Единственные и неизменные слова Фоса проклятые
чужеземцы извращают своими баснями о ставках и азартной игре. Они хотят
соблазнить нас, сманить с истинного пути и бросить в холодные объятия
Скотоса, а наш великий Патриарх, - в ярости он почти выплюнул это слово, -
поощряет их и помогает Отцу Зла войти в наш дом. Воистину, говорю я вам,
друзья мои, не должно свершиться этой сделке с силами Тьмы. Отступившие от
истинной веры сами идут к пропасти и увлекают за собой других, подобно
тому, как один испорченный персик заражает гниением всю корзину. Бальзамон
призывает нас к терпимости. Что ж, сегодня мы терпим ересь намдалени, а
завтра нам придется терпеть и храм Скотоса? - Монах произнес слово
"терпимость" как грязное ругательство. Его голос зазвучал еще
пронзительнее. - Если восточные варвары не признают правоту нашей веры,
гоните их из города, говорю я вам! Они так же страшны, как и Казд, и даже
еще больше, потому что еретики носят маску святош, скрывая свое неверие!
Толпа, внимавшая ему, гудела в одобрении. Люди потрясали кулаками,
раздавались вопли: "Грязные варвары!", "Чтоб чума взяла намдалени!"
- Придется разбить несколько пустых голов. Сейчас этот дурак подольет
в огонь еще немного масла, и наше дело плохо, - сказал Виридовикс Марку.
- Но тогда вспыхнет весь город, - ответил трибун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108
будет рад любому, кто ответит на этот вопрос "да". Ведь и мы, видессиане,
не без греха в этой бессмысленной ссоре. Века культуры, к сожалению,
прошли для нас почти бесследно. Мы неотразимы в логике, мы отлично видим
чужие ошибки, мы умеем обвинять, но мы сильны, только критикуя наших
соседей. Не дай им бог возвратить удар! Мы друзья, мы братья, дети мои.
Протянем же руки друг другу! Ведь мягкость сердечная не повредила бы даже
сборщику налогов... - Несмотря на серьезность момента, Бальзамон нашел
место и для шутки, и внезапный смех донесся до посетителей храма с улицы,
когда жрец передал толпе слова Патриарха.
- И тогда мы сможем забыть о раздорах и заключить мир. Семена дружбы
уже брошены: ведь люди Княжества приплыли сюда из-за моря, ведь они горят
желанием помочь нам. И они заслуживают лишь горячей благодарности, но
никак не погрома.
Патриарх еще раз оглядел всех присутствующих, словно умоляя их
подняться над предрассудками.
Наступила мертвая тишина. Потом раздались первые аплодисменты. Но это
было совсем не то, чего хотели услышать Марк и Бальзамон. То тут, то там
раздавались хлопки, но аплодирующие выглядели довольно кисло. Речь
Патриарха приветствовали более чем сдержанно, скорее из уважения к
личности Патриарха, но не более того. Это относилось к большинству
присутствующих, но только не к Маврикиосу. Он поднялся с кресла, отодвинул
занавес и аплодировал громко, во всеуслышание. Так же поступила и его дочь
Алипия. Туризина Гавраса в ложе не было, Марк подумал, что Севастократор
выбрал неподходящее время для отлучки. Он не помнил, чтобы братья
встречались после той ссоры за игрой в кости. Еще одна причина для
волнений, как будто их мало у Императора. Не вовремя Маврикиос поссорился
со своим горячим братом.
Но даже открытое одобрение Императора не могло вызвать оживление
знати, собравшейся в храме. На улице тоже не слышалось бурного одобрения.
Марк вспомнил слова Горгидаса о том, что даже Патриарху трудно свернуть
город с пути, который он выбрал.
Но частичную победу первосвященник все же одержал. Когда Сотэрик
выходил из храма, никто не осмелился косо смотреть на него. Некоторые люди
всей душой приняли слова Бальзамона и кричали: "Смерть Казду!", обращаясь
к наемнику за поддержкой. Сотэрик криво усмехался и воздевал свой меч, чем
вызывал еще большую волну одобрения.
Однако жалкая победа оставила его разочарованным. Он повернулся к
Скаурусу, ворча:
- Я думал, что, когда Патриарх окончит речь, все поступят по его
совету. И по какому это праву он называет намдалени "мальчишками"? В один
прекрасный день мы покажем ему мальчишек.
Марк, как умел, успокоил Сотэрика. Зная, что ситуация почти не
улучшилась, трибун был доволен и тем, что имел.
Возвратясь вечером в казарму, Скаурус долго думал о Сотэрике. Все
действия намдалени вызывали тревогу. Он был еще вспыльчивей, чем Туризин
Гаврас, а это уже говорило о многом. Хуже того, он был лишен того легкого
обаяния, которым так щедро наделила природа Севастократора. Сотэрик всегда
балансировал на острие бритвы, он вечно чувствовал себя дерущимся не на
жизнь, а на смерть, постоянно отстаивал что-либо буквально "до последней
капли крови". Марк, однако, не мог отказать ему в смелости, энергии,
военном опыте и даже в уме. Трибун вздохнул. Люди здесь были такими же,
какими они были и в Риме. И отнюдь не такими, какими он хотел бы их
видеть. Глупо ждать иного. Особенно тому, кто считал себя стоиком.
Он вспомнил старую пословицу, которая пришла ему на ум, когда
намдалени предложил захватить Видессос. Марк позвал Горгидаса:
- Кто это сказал, - спросил он грека, - "кого боги хотят уничтожить,
того они лишают разума"? Софокл?
- Милосердный Зевс, нет! - воскликнул Горгидас. - Это мог сказать
только Эврипид, хотя я и забыл, в какой трагедии. Когда Софокл говорит о
человеческой душе, ты можешь только молить богов, чтобы его слова
оказались правдой. А когда эту правду находит Эврипид, тебе страстно
хотелось бы, чтобы он все-таки ошибался.
Трибун поневоле задумался над тем, кто же автор пьесы, что давали
сегодня днем.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОДАРОК АВШАРА
9
Веротерпимость и дружба - идеи, которые так страстно проповедовал
Патриарх, были опрокинуты под яростным натиском его же монахов. Слишком
немногие из них имели тягу к образованию, большинство же были весьма
самонадеянны в своем невежестве. Из многочисленных монастырей, подобно рою
злых пчел, высыпали толпы жрецов и начали страстно опровергать призыв
Бальзамона к спокойствию. В который раз переполняемый ненавистью Видессос
поднимался на грабеж и насилие.
Марк вел несколько манипул с тренировочного поля в казарму, когда
увидел, что путь его перегорожен большой толпой, жадно внимающей
возбужденному монаху. Высокий худой человек со следами оспы на лице и
горящими глазами стоял на перевернутой телеге перед лавкой бакалейщика и
выкрикивал, обращаясь ко всем, кто его слышал, речь, полную ненависти к
еретикам.
- Любой, изменяющий догматам веры, есть пособник - нет, жалкий раб! -
ледяной адской нечисти! Единственные и неизменные слова Фоса проклятые
чужеземцы извращают своими баснями о ставках и азартной игре. Они хотят
соблазнить нас, сманить с истинного пути и бросить в холодные объятия
Скотоса, а наш великий Патриарх, - в ярости он почти выплюнул это слово, -
поощряет их и помогает Отцу Зла войти в наш дом. Воистину, говорю я вам,
друзья мои, не должно свершиться этой сделке с силами Тьмы. Отступившие от
истинной веры сами идут к пропасти и увлекают за собой других, подобно
тому, как один испорченный персик заражает гниением всю корзину. Бальзамон
призывает нас к терпимости. Что ж, сегодня мы терпим ересь намдалени, а
завтра нам придется терпеть и храм Скотоса? - Монах произнес слово
"терпимость" как грязное ругательство. Его голос зазвучал еще
пронзительнее. - Если восточные варвары не признают правоту нашей веры,
гоните их из города, говорю я вам! Они так же страшны, как и Казд, и даже
еще больше, потому что еретики носят маску святош, скрывая свое неверие!
Толпа, внимавшая ему, гудела в одобрении. Люди потрясали кулаками,
раздавались вопли: "Грязные варвары!", "Чтоб чума взяла намдалени!"
- Придется разбить несколько пустых голов. Сейчас этот дурак подольет
в огонь еще немного масла, и наше дело плохо, - сказал Виридовикс Марку.
- Но тогда вспыхнет весь город, - ответил трибун.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108