Вот, я ходить стал.
– Салтыкова? Людоедка, что ли? - вспомнил Архаров дело, которое вызвало много пересудов в столице. Подробности, впрочем, затерялись в памяти, которая не жаловала лишнего и ненужного.
– Она самая, сударь.
– И ты, Карл Иванович, ходишь ее кормить?!
– Ей не с голоду, а своей смертью помирать велено, - строго сказал Шварц. - Монашкам приближаться не указано. Стало быть, мое дело - соблюсти порядок. Но я же должен озаботиться, чтобы она бутылке, в коей приношу воду, не дала преступного употребления.
– Она что, живет там, в подземелье? - догадался Архаров.
– Четвертый год в яме сидит. Весьма справедливое воздаяние. И велено было держать под крепким караулом, и держали, только теперь солдаты на заставах и для поддержания порядка употребляются, да многие перемерли.
– Вон оно что.
Теперь лишь Архаров вспомнил - рассказывали, будто эту Салтыкову выставляли на эшафоте, обряженную в саван, а на груди табличка: «Мучительница и душегубица». И то - чуть ли не полтораста душ крепостных на тот свет отправила, и секла, и кипятком шпарила, как только не изощрялась.
– Пойдем, сударь, - сказал Шварц. - Дельце свое я сделал.
– Полагаешь, на том свете зачтется? - с самого его удивившей насмешкой спросил Архаров.
– Это не мне разбирать. Я поставлен за порядком смотреть, - чуть ли не снисходительно объяснил немец. - Порядок же таков, что госпожа Салтыкова не имеет права помирать от голода. Ежели более некому ее кормить, сие становится обязанностью полиции.
Архаров опять вспомнил беглого обер-полицмейстера Юшкова. Знал ли тот, сидя у себя в подмосковной, что его учреждение обогатилось еще одной обязанностью?
– Подожди меня, Карл Иванович, - попросил он. И пошел туда, где заметил монахинь. Вряд ли они совсем сбежали - скорее всего, скрытно наблюдали.
Оказалось их не две, а даже три. Архаров пошел к ним медленно, всем видом показывая, что не злодей.
– Бог в помощь, матушки, - сказал он им. - Я инокиню одну ищу, имени и прозвания не ведаю, а есть у нее крестник, он во Всехсвятской церкви дьячком.
– Это вам матушка Сергия надобна, - сказала та из монахинь, что постарше. - Она в затворе сидит. К ней пускать и ее звать не велено.
– А крестник-то ходит?
– Крестника отец Авраамий благословил ходить.
– Давно ли вы, матушки, его видели?
– На Иоанна Богослова, поди, - отвечала, подумав, старшая из матушек. Это был тот самый день, когда экспедиция графа Орлова под колокольный звон въехала в Москву.
– Нет, он и после того был, - возразили ей.
Стали перечислять святых, которых Архаров знать не знал и потому день их памяти самостоятельно установить не сумел бы. Сошлись на том, что видеть-то дьячка видели, но не в это утро.
Архарову очень хотелось расспросить инокиню, но он уже понял - и близко не подпустят.
Запомнив имя инокини и даже окошко ее кельи - хотя поручиться, что удалось точно его определить по единому взгляду молодой монахини, он не мог бы, - Архаров вернулся к Шварцу.
– Коли ищете кого из родных, могу способствовать, - сказал немец. - Священник отец Авраамий мне весьма обязан. Коли еще жив, в просьбе не откажет.
– А чем ты, Карл Иванович, ему услужил?
– У него в храме оклад с образа унесли. Я отыскал.
Архаров посмотрел на немца с уважением. Полицейский служащий… должно быть, и сыску обучен?…
Он совсем было вздумал взять сейчас немца с собой, найти подходящее местечко - да хоть бы и на опустевшей паперти присесть! - и рассказать ему про свою погоню за сундуком. Но природная подозрительность вкупе с благоприобретенной удержали его.
Он ведь знал о Шварце лишь то, что слышал от взбудораженных зевак, а у тех самое доброжелательное слово, какое для него нашлось, было «аспид».
И Архаров промолчал.
Немец осведомился, может ли он чем быть полезен своему любезному спасителю. Архаров соврал: нет, весьма благодарен, но в помощи не нуждается. И Шварц, сказав, что при необходимости может быть отыскан на Никольской, где имеет местожительство в доме вдовы Волошиной, уковылял.
Архаров посмотрел ему вслед и хмыкнул. Это ведь ковылял прочь источник ценнейших сведений. Шварц, живя в этой части Москвы, наверняка знал всех, кто скупает краденое, кто торгует провиантом, возможно, знал и дьячка Устина Петрова. Но многое стояло между ними, Архаровым и Шварцем. Со стороны Шварца - вполне понятное недоверие к молодому гвардейскому офицеру, сующему нос в его вотчину. Со стороны Архарова - подозрительность, вызванная как раз сдержанностью Шварца. Да еще разумной мыслью: не может быть, чтобы весь народ взъелся на немца совсем без повода…
Левушка, стоя у храма, уже весь извелся, хотя ждал не так уж долго. Петров не приходил, а попытка расспросить о мастеровом Митьке отца Киприана успехом не увенчалась: священник тут же вспомнил, что покойный митрополит относился к этому сбору денег и суете перед надвратным образом достаточно сурово. Кабы не бунт, не смерть митрополита - он бы, может, и позволил себе теперь некоторое вольнодумие и откровенность - тем более, что на ночь у него же в храме сундучок и запирали. Но рассказывать гвардейскому офицеру, как привечал блаженненького мастерового, отец Киприан не пожелал. Теперь это могло выйти боком.
Отец Киприан мог бы стать свидетелем изъятия сундука - ему сообщили о приезде митрополита, и он поспешил к воротам, чтобы хоть самолично препоручить сундук рассерженному владыке Амвросию.
Увидев, что за каша заваривается у ворот, священник благоразумно скрылся. Но слышал, как при нем очевидцы говорили, что сундук был выхвачен из бучи и водворен в митрополичью карету.
– Точно ли в карету? Ты не ослышался? - и Архаров пошел искать священника.
Тот подтвердил сведения, но более ничего сообщить не мог - все, кто знал о судьбе сундука, скорее всего, погибли в бунте, во всяком случае, сопровождавший владыку Амвросия келейник и его кучер - наверняка.
– Выходит, нет того сундука в Зарядье. Даже ежели кто хотел его прибрать к рукам - то лишь на него облизнулся, - сделал вывод Левушка.
Архаров надулся. Получалось, что его затея с мечеными рублями вовсе напрасна.
Но отказываться от нее он не желал! Она ему нравилась.
Как большинство офицеров, несущих службу в столице и ни разу не побывавших на театре военных действий, Архаров не нуждался в том, чтобы развивать и применять воображение. Что нужно - придумает и прикажет начальство. Затея графа Орлова разбудила в нем совершенно детский азарт - и он затеял свою ловушку, не слишком хорошо представляя, как она будет действовать.
– Нет, шалишь! - вдруг воскликнул он.
Придуманный им житель Зарядья мог ведь и увязаться за митрополичьей каретой хоть к черту на рога. Не может такого быть, чтобы не нашелся человек, изо дня в день созерцавший, как люди несут на всемирную свечу деньги и драгоценности, складывают их в одно место, и чтобы тот человек не стал думать, как бы ему заполучить сей дорогостоящий сундучок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Салтыкова? Людоедка, что ли? - вспомнил Архаров дело, которое вызвало много пересудов в столице. Подробности, впрочем, затерялись в памяти, которая не жаловала лишнего и ненужного.
– Она самая, сударь.
– И ты, Карл Иванович, ходишь ее кормить?!
– Ей не с голоду, а своей смертью помирать велено, - строго сказал Шварц. - Монашкам приближаться не указано. Стало быть, мое дело - соблюсти порядок. Но я же должен озаботиться, чтобы она бутылке, в коей приношу воду, не дала преступного употребления.
– Она что, живет там, в подземелье? - догадался Архаров.
– Четвертый год в яме сидит. Весьма справедливое воздаяние. И велено было держать под крепким караулом, и держали, только теперь солдаты на заставах и для поддержания порядка употребляются, да многие перемерли.
– Вон оно что.
Теперь лишь Архаров вспомнил - рассказывали, будто эту Салтыкову выставляли на эшафоте, обряженную в саван, а на груди табличка: «Мучительница и душегубица». И то - чуть ли не полтораста душ крепостных на тот свет отправила, и секла, и кипятком шпарила, как только не изощрялась.
– Пойдем, сударь, - сказал Шварц. - Дельце свое я сделал.
– Полагаешь, на том свете зачтется? - с самого его удивившей насмешкой спросил Архаров.
– Это не мне разбирать. Я поставлен за порядком смотреть, - чуть ли не снисходительно объяснил немец. - Порядок же таков, что госпожа Салтыкова не имеет права помирать от голода. Ежели более некому ее кормить, сие становится обязанностью полиции.
Архаров опять вспомнил беглого обер-полицмейстера Юшкова. Знал ли тот, сидя у себя в подмосковной, что его учреждение обогатилось еще одной обязанностью?
– Подожди меня, Карл Иванович, - попросил он. И пошел туда, где заметил монахинь. Вряд ли они совсем сбежали - скорее всего, скрытно наблюдали.
Оказалось их не две, а даже три. Архаров пошел к ним медленно, всем видом показывая, что не злодей.
– Бог в помощь, матушки, - сказал он им. - Я инокиню одну ищу, имени и прозвания не ведаю, а есть у нее крестник, он во Всехсвятской церкви дьячком.
– Это вам матушка Сергия надобна, - сказала та из монахинь, что постарше. - Она в затворе сидит. К ней пускать и ее звать не велено.
– А крестник-то ходит?
– Крестника отец Авраамий благословил ходить.
– Давно ли вы, матушки, его видели?
– На Иоанна Богослова, поди, - отвечала, подумав, старшая из матушек. Это был тот самый день, когда экспедиция графа Орлова под колокольный звон въехала в Москву.
– Нет, он и после того был, - возразили ей.
Стали перечислять святых, которых Архаров знать не знал и потому день их памяти самостоятельно установить не сумел бы. Сошлись на том, что видеть-то дьячка видели, но не в это утро.
Архарову очень хотелось расспросить инокиню, но он уже понял - и близко не подпустят.
Запомнив имя инокини и даже окошко ее кельи - хотя поручиться, что удалось точно его определить по единому взгляду молодой монахини, он не мог бы, - Архаров вернулся к Шварцу.
– Коли ищете кого из родных, могу способствовать, - сказал немец. - Священник отец Авраамий мне весьма обязан. Коли еще жив, в просьбе не откажет.
– А чем ты, Карл Иванович, ему услужил?
– У него в храме оклад с образа унесли. Я отыскал.
Архаров посмотрел на немца с уважением. Полицейский служащий… должно быть, и сыску обучен?…
Он совсем было вздумал взять сейчас немца с собой, найти подходящее местечко - да хоть бы и на опустевшей паперти присесть! - и рассказать ему про свою погоню за сундуком. Но природная подозрительность вкупе с благоприобретенной удержали его.
Он ведь знал о Шварце лишь то, что слышал от взбудораженных зевак, а у тех самое доброжелательное слово, какое для него нашлось, было «аспид».
И Архаров промолчал.
Немец осведомился, может ли он чем быть полезен своему любезному спасителю. Архаров соврал: нет, весьма благодарен, но в помощи не нуждается. И Шварц, сказав, что при необходимости может быть отыскан на Никольской, где имеет местожительство в доме вдовы Волошиной, уковылял.
Архаров посмотрел ему вслед и хмыкнул. Это ведь ковылял прочь источник ценнейших сведений. Шварц, живя в этой части Москвы, наверняка знал всех, кто скупает краденое, кто торгует провиантом, возможно, знал и дьячка Устина Петрова. Но многое стояло между ними, Архаровым и Шварцем. Со стороны Шварца - вполне понятное недоверие к молодому гвардейскому офицеру, сующему нос в его вотчину. Со стороны Архарова - подозрительность, вызванная как раз сдержанностью Шварца. Да еще разумной мыслью: не может быть, чтобы весь народ взъелся на немца совсем без повода…
Левушка, стоя у храма, уже весь извелся, хотя ждал не так уж долго. Петров не приходил, а попытка расспросить о мастеровом Митьке отца Киприана успехом не увенчалась: священник тут же вспомнил, что покойный митрополит относился к этому сбору денег и суете перед надвратным образом достаточно сурово. Кабы не бунт, не смерть митрополита - он бы, может, и позволил себе теперь некоторое вольнодумие и откровенность - тем более, что на ночь у него же в храме сундучок и запирали. Но рассказывать гвардейскому офицеру, как привечал блаженненького мастерового, отец Киприан не пожелал. Теперь это могло выйти боком.
Отец Киприан мог бы стать свидетелем изъятия сундука - ему сообщили о приезде митрополита, и он поспешил к воротам, чтобы хоть самолично препоручить сундук рассерженному владыке Амвросию.
Увидев, что за каша заваривается у ворот, священник благоразумно скрылся. Но слышал, как при нем очевидцы говорили, что сундук был выхвачен из бучи и водворен в митрополичью карету.
– Точно ли в карету? Ты не ослышался? - и Архаров пошел искать священника.
Тот подтвердил сведения, но более ничего сообщить не мог - все, кто знал о судьбе сундука, скорее всего, погибли в бунте, во всяком случае, сопровождавший владыку Амвросия келейник и его кучер - наверняка.
– Выходит, нет того сундука в Зарядье. Даже ежели кто хотел его прибрать к рукам - то лишь на него облизнулся, - сделал вывод Левушка.
Архаров надулся. Получалось, что его затея с мечеными рублями вовсе напрасна.
Но отказываться от нее он не желал! Она ему нравилась.
Как большинство офицеров, несущих службу в столице и ни разу не побывавших на театре военных действий, Архаров не нуждался в том, чтобы развивать и применять воображение. Что нужно - придумает и прикажет начальство. Затея графа Орлова разбудила в нем совершенно детский азарт - и он затеял свою ловушку, не слишком хорошо представляя, как она будет действовать.
– Нет, шалишь! - вдруг воскликнул он.
Придуманный им житель Зарядья мог ведь и увязаться за митрополичьей каретой хоть к черту на рога. Не может такого быть, чтобы не нашелся человек, изо дня в день созерцавший, как люди несут на всемирную свечу деньги и драгоценности, складывают их в одно место, и чтобы тот человек не стал думать, как бы ему заполучить сей дорогостоящий сундучок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96