Что-то было в архаровском простом пожелании такое - на что отозвалась Устинова душа.
– Да, - мечтательно сказал Устин, - воистину так. Пострадал при жизни, а там - царствие небесное.
– И ты бы того хотел?
– Да… чего же лучше?…
Архаров чуть было не брякнул Устину, что он проболтался, но вовремя опомнился. Устин не просто так желал пострадать - а за некий грех, связанный с убийством митрополита. И тут следовало разбираться бережно.
– Так ты бы рассказал мне, кого ты видел у косого Арсеньича, - попросил Архаров. - Как там все было, как торговля шла, когда те молодцы ввалились…
Устин задумался.
– Я там кругом виноват, - вдруг признался он. - Я за владыку хочу ответ держать, а не за то…
– И будешь держать ответ за владыку, - успокоил Архаров. - Я уж позабочусь. За что вздумал пострадать - за то и пострадаешь. Говори, Устин, видишь - мы тут вдвоем, никто в уголку не пишет…
– Я нашел рубль, сперва выбросить хотел. Думал - искушение сатанинское. Потом подумал - мне же Митеньку кормить, а пока сидели взаперти, все до крошки подъели. Дай, думаю, куплю у Арсеньича, он старик добрый, богомольный, он меня знает… дай, думаю, хоть пшена куплю. А пока шел к нему, надумал, что надо нам с Митенькой в другое место перебираться. Тут… тут не житье… Дай, думаю, куплю пшена, гречневых круп, да тут же и отнесу к матушке крестной. Я там, в обители, под ее крылышком возрос, все закоулочки знаю. Найду там, где приютиться, меня не погонят. И Митеньку туда приведу, матушки за ним приглядят, молиться за него будут, ему, знаете, больше всего праведная молитва была нужна, а моя-то не праведная…
– Да, - согласился Архаров. - Теперь вижу, что ты ему истинный товарищ.
– Какой товарищ, коли я его погубил?
Архаров испугался, что сейчас снова начнется покаяние.
– К тебе батюшку пришлют, чтобы ты исповедался в грехах, а я не батюшка. Ты мне про Арсеньича.
– Лавка у них на Маросейке заперта стоит, окна заложены от фабричных, а я знаю, как со двора в подвал спускаться, а черед подвал выходить наверх. Пришел к Арсеньичу, а у него человек, с виду черен, нерусский, выговор такой, такой… неправославный… может статься, католик, француз… Но Арсеньич его привечает, он у Арсеньича рыбу сушеную берет, снетков, что в щи кладут, лещей, еще чего-то набрал, я не смотрел… а Арсеньич сам впускает и выпускает, дверь на засов закладывает. И он задержался, уходить стал, когда я деньги достал. Арсеньич и не стал провожать через подвал. Тут они и ввалились!
– Кто?
– Налетчики! Тут же стали припасы в мешки кидать, Арсеньича - в зубы, он упал, я тоже упал, зажмурился, верно, стал молитву творить… Потом меня за плечо трясти стали. Вставай, говорят. Я встал, мне тут мешок на плечо взвалили, тащить велели… погнали с тем мешком куда-то, а мешок тяжелый, твердый, углы врезаются… я дороги не вижу, плачу, думаю - пропал я, и Митенька мой пропал… Бегом гнали, гнали, в дом привели. Там до чумы, видать, вельможа жил. Сюда, говорят, его сваливай. Я мешок свалил, стою, что делать - не знаю, опять молитвы творить стал. А они кричал, ругаются срамными словами, ничего не понять. Тут меня Господь умудрил - спрятался я. Задом, задом оттуда - в комнату какую-то попал, под кровать заполз, думаю - авось пронесет, милостив Господь.
– И долго ты там лежал?
– Долго. Тихо стало. Ну, думаю, с Божьей помощью буду выбираться… А они… Они у окон, с ружьями. Коли кто подойдет - стрелять хотят… затаились с ружьями и ждут…
– И как же ты выбрался?
– А на другую ночь. Уже не до припасов было. Я как осиновый листок дрожал.
– Они тебя не искали?
– Сперва кричали, да я побоялся вылезать. Потом, видать, решили, что я утек, а я тогда утекать побоялся. А другой ночью уже как пес, на четвереньках через двор пробирался.
– Что же они не на фуре провиант везли, а тебя заместо вьючной скотины взяли? - полюбопытствовал Архаров.
– Так фура-то была, за углом стояла! Там солдаты ехали, встали, и до фуры было не дойти.
– Вот теперь все сходится, - подытожил Архаров. - Арсеньич, хозяйское добро спасая, схватил кошель с выручкой и кинулся бежать. Когда до наших добежал - рухнул. Такое случается, когда сердце изношенное. А было это между лавкой и местом, где фура стояла. Разумно я рассуждаю, а, Устин Петров?
Архаров, к своему удивлению так по-ребячьи похвастался, что Устин невольно улыбнулся.
– Я за вашу милость Бога молить стану, - вдруг пообещал он. - Ваша милость меня утешили, а утешители блаженны…
Тут Архарову пришло на ум, что после такого сумбурного и бестолкового розыска он и точно прослывет в гвардии блаженным.
– Вот, рассказал, как было, и на душе полегчало! - тихо радовался Устин. - Верно велено исповедаться друг перед другом!
– И я тебе весьма благодарен, - сказал Архаров. - Теперь ясно, что не ты погубил своего дружка Митьку. А то как-то сомнительно выходило.
– Так кто ж подтвердит, что я у налетчиков в доме сидел? - задал Устин настолько здравый вопрос, что Архарову сделалось не по себе.
Тут в дверь постучали. Архаров выглянул и увидел довольного Левушку.
– Привез! - доложил Левушка. - У него от беготни нога разболелась, иначе бы дома не застал.
Архаров запер чулан и отправился встречать Шварца.
– Первым делом, сударь, должно вас самого подвергнуть допросу, - заявил невозмутимый немец. - Какой розыск вы изволили вести и каких дров наломали.
Архаров еще не знал этой его особенности вставлять в правильную речь простонародные словечки.
Шварц стоял перед ним очень пряменько, в синем мундире на манер драгунского, чистеньком - без единой пушинки и пылинки. И глядел весьма строго.
– Розыск мой таков, что вместо своего злодея я, сдается, твоих злодеев, Карл Иванович, выследил. Тех, что напали на лавку с провиантом, что на Маросейке, и вывезли провиант в тот самый ховринский особняк, у которого мы с тобой околачивались.
– Как вы сие установили?
– В их шайке есть высокий смуглый француз, он был знакомцем убитого приказчика и впустил в лавку налетчиков. И тут мы можем, изловивши шайку, доказать ее виновность. Ведь коли мы найдем деньги или драгоценности - на них не написано, где взяты, и налетчики отрекутся. А хозяин лавки скажет, что у него там пропало, и коли он свое имущество опознает, да есть у нас еще свидетель, что на тот час был в лавке, - то тут же, как его сиятельство указать изволили, без суда и следствия…
– Я понял, - сказал немец. - И хозяина знаю, это второй гильдии купец Харитон Кучумов. Я сам к нему поеду, коли позволите.
– Надо вернуть ему деньги, - вспомнил Архаров. - Те, что нашли у приказчика.
И невольно подумал, что, исходя из имени, купец Кучумов должен быть детиной статным и приятного нрава. А вот что касается немца - надо бы дойти до ближайшего храма и убедиться, что имени «Карл» в святцах нет. Похожее имелось - Карп, означало «плод», но трудно было вообразить себе дерево, приносящее Шварцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Да, - мечтательно сказал Устин, - воистину так. Пострадал при жизни, а там - царствие небесное.
– И ты бы того хотел?
– Да… чего же лучше?…
Архаров чуть было не брякнул Устину, что он проболтался, но вовремя опомнился. Устин не просто так желал пострадать - а за некий грех, связанный с убийством митрополита. И тут следовало разбираться бережно.
– Так ты бы рассказал мне, кого ты видел у косого Арсеньича, - попросил Архаров. - Как там все было, как торговля шла, когда те молодцы ввалились…
Устин задумался.
– Я там кругом виноват, - вдруг признался он. - Я за владыку хочу ответ держать, а не за то…
– И будешь держать ответ за владыку, - успокоил Архаров. - Я уж позабочусь. За что вздумал пострадать - за то и пострадаешь. Говори, Устин, видишь - мы тут вдвоем, никто в уголку не пишет…
– Я нашел рубль, сперва выбросить хотел. Думал - искушение сатанинское. Потом подумал - мне же Митеньку кормить, а пока сидели взаперти, все до крошки подъели. Дай, думаю, куплю у Арсеньича, он старик добрый, богомольный, он меня знает… дай, думаю, хоть пшена куплю. А пока шел к нему, надумал, что надо нам с Митенькой в другое место перебираться. Тут… тут не житье… Дай, думаю, куплю пшена, гречневых круп, да тут же и отнесу к матушке крестной. Я там, в обители, под ее крылышком возрос, все закоулочки знаю. Найду там, где приютиться, меня не погонят. И Митеньку туда приведу, матушки за ним приглядят, молиться за него будут, ему, знаете, больше всего праведная молитва была нужна, а моя-то не праведная…
– Да, - согласился Архаров. - Теперь вижу, что ты ему истинный товарищ.
– Какой товарищ, коли я его погубил?
Архаров испугался, что сейчас снова начнется покаяние.
– К тебе батюшку пришлют, чтобы ты исповедался в грехах, а я не батюшка. Ты мне про Арсеньича.
– Лавка у них на Маросейке заперта стоит, окна заложены от фабричных, а я знаю, как со двора в подвал спускаться, а черед подвал выходить наверх. Пришел к Арсеньичу, а у него человек, с виду черен, нерусский, выговор такой, такой… неправославный… может статься, католик, француз… Но Арсеньич его привечает, он у Арсеньича рыбу сушеную берет, снетков, что в щи кладут, лещей, еще чего-то набрал, я не смотрел… а Арсеньич сам впускает и выпускает, дверь на засов закладывает. И он задержался, уходить стал, когда я деньги достал. Арсеньич и не стал провожать через подвал. Тут они и ввалились!
– Кто?
– Налетчики! Тут же стали припасы в мешки кидать, Арсеньича - в зубы, он упал, я тоже упал, зажмурился, верно, стал молитву творить… Потом меня за плечо трясти стали. Вставай, говорят. Я встал, мне тут мешок на плечо взвалили, тащить велели… погнали с тем мешком куда-то, а мешок тяжелый, твердый, углы врезаются… я дороги не вижу, плачу, думаю - пропал я, и Митенька мой пропал… Бегом гнали, гнали, в дом привели. Там до чумы, видать, вельможа жил. Сюда, говорят, его сваливай. Я мешок свалил, стою, что делать - не знаю, опять молитвы творить стал. А они кричал, ругаются срамными словами, ничего не понять. Тут меня Господь умудрил - спрятался я. Задом, задом оттуда - в комнату какую-то попал, под кровать заполз, думаю - авось пронесет, милостив Господь.
– И долго ты там лежал?
– Долго. Тихо стало. Ну, думаю, с Божьей помощью буду выбираться… А они… Они у окон, с ружьями. Коли кто подойдет - стрелять хотят… затаились с ружьями и ждут…
– И как же ты выбрался?
– А на другую ночь. Уже не до припасов было. Я как осиновый листок дрожал.
– Они тебя не искали?
– Сперва кричали, да я побоялся вылезать. Потом, видать, решили, что я утек, а я тогда утекать побоялся. А другой ночью уже как пес, на четвереньках через двор пробирался.
– Что же они не на фуре провиант везли, а тебя заместо вьючной скотины взяли? - полюбопытствовал Архаров.
– Так фура-то была, за углом стояла! Там солдаты ехали, встали, и до фуры было не дойти.
– Вот теперь все сходится, - подытожил Архаров. - Арсеньич, хозяйское добро спасая, схватил кошель с выручкой и кинулся бежать. Когда до наших добежал - рухнул. Такое случается, когда сердце изношенное. А было это между лавкой и местом, где фура стояла. Разумно я рассуждаю, а, Устин Петров?
Архаров, к своему удивлению так по-ребячьи похвастался, что Устин невольно улыбнулся.
– Я за вашу милость Бога молить стану, - вдруг пообещал он. - Ваша милость меня утешили, а утешители блаженны…
Тут Архарову пришло на ум, что после такого сумбурного и бестолкового розыска он и точно прослывет в гвардии блаженным.
– Вот, рассказал, как было, и на душе полегчало! - тихо радовался Устин. - Верно велено исповедаться друг перед другом!
– И я тебе весьма благодарен, - сказал Архаров. - Теперь ясно, что не ты погубил своего дружка Митьку. А то как-то сомнительно выходило.
– Так кто ж подтвердит, что я у налетчиков в доме сидел? - задал Устин настолько здравый вопрос, что Архарову сделалось не по себе.
Тут в дверь постучали. Архаров выглянул и увидел довольного Левушку.
– Привез! - доложил Левушка. - У него от беготни нога разболелась, иначе бы дома не застал.
Архаров запер чулан и отправился встречать Шварца.
– Первым делом, сударь, должно вас самого подвергнуть допросу, - заявил невозмутимый немец. - Какой розыск вы изволили вести и каких дров наломали.
Архаров еще не знал этой его особенности вставлять в правильную речь простонародные словечки.
Шварц стоял перед ним очень пряменько, в синем мундире на манер драгунского, чистеньком - без единой пушинки и пылинки. И глядел весьма строго.
– Розыск мой таков, что вместо своего злодея я, сдается, твоих злодеев, Карл Иванович, выследил. Тех, что напали на лавку с провиантом, что на Маросейке, и вывезли провиант в тот самый ховринский особняк, у которого мы с тобой околачивались.
– Как вы сие установили?
– В их шайке есть высокий смуглый француз, он был знакомцем убитого приказчика и впустил в лавку налетчиков. И тут мы можем, изловивши шайку, доказать ее виновность. Ведь коли мы найдем деньги или драгоценности - на них не написано, где взяты, и налетчики отрекутся. А хозяин лавки скажет, что у него там пропало, и коли он свое имущество опознает, да есть у нас еще свидетель, что на тот час был в лавке, - то тут же, как его сиятельство указать изволили, без суда и следствия…
– Я понял, - сказал немец. - И хозяина знаю, это второй гильдии купец Харитон Кучумов. Я сам к нему поеду, коли позволите.
– Надо вернуть ему деньги, - вспомнил Архаров. - Те, что нашли у приказчика.
И невольно подумал, что, исходя из имени, купец Кучумов должен быть детиной статным и приятного нрава. А вот что касается немца - надо бы дойти до ближайшего храма и убедиться, что имени «Карл» в святцах нет. Похожее имелось - Карп, означало «плод», но трудно было вообразить себе дерево, приносящее Шварцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96