Он был у покойного Арсеньича, когда туда пришел Устин… Может, и впрямь что-то заметил?
Совершенно вывалился из поля архаровского зрения третий подозреваемый - благообразный купчина, который столь достоверно врал про Устинову кончину. А для чего врал?
Знал ли он, что Устин замешался в темное дело с убийством митрополита? Для чего ему было таким образом прятать от любопытствующих человека, объявившего себя впоследствии убийцей?
– Извольте осторожнее, сударь, тут ступенька сильно выщерблена, - сказал Шварц.
По сравнению с кромешным мраком на лестнице обычный ночной мрак уже показался Архарову чуть ли не ясным днем.
– Сейчас проводим тебя, Карл Иванович, на Никольскую, а спозаранку я наведаюсь к мортусам.
– Они, сударь, чужих не любят. Они - колодники, у них свои понятия.
– Да, кстати, не скажешь ли, что означает «талыгай»?
– Сие слово означает «военный человек».
– Стало быть, не ругательное? - обрадовался Архаров. - Ну, тогда дельце это на мази. С мортусами я сговорюсь.
Его уверенность подкреплялась и тем, что из денег, выданных графом Орловым на розыск, оставалось более половины.
– Только не сказывайте им, что в сем деле и я некоторым образом соучаствую, - попросил Шварц. - Среди них непременно есть мои крестники. Иначе говоря, те, кого я упек в каталажку.
Архаров усмехнулся.
– Да уж постараюсь.
Вдали раздался глухой стук копыт.
– Это Тучков с Бредихиным, - сказал Архаров. - Больше некому.
– Возможны реприманды, - отвечал Шварц. - Извольте затаиться.
И сам первый спрятался за угол.
Первым подьехал Левушка и завертелся, пытаясь впотьмах найти Архарова со Шварцем. Даже задрал голову, стараясь увидеть, не сидят ли они еще на колокольне.
– Архаров! - негромко позвал он.
– Для таких случаев нужно придумывать знаки оповещения, - объявил Шварц. - На сей раз, поскольку диспозицию мы составляли в условиях несуразной суеты, их придумано не оказалось. Впредь будем разумны.
– Далеко ли проводили мазуриков? - спросил Архаров.
Бредихин доложил - фура поволоклась в сторону Лубянки, по местам безлюдным - вдоль остатков старой городской стены, к которой лепились ныне брошенные хибары и халупы, годные лишь на снос. Там мародеры повернули налево - к кварталам, где стояло немало оставленных владельцами хороших домов. В них можно было чем-то поживиться.
– Умные, у себя под боком не шарят, - похвалил мазуриков Архаров.
– Как волки, что не режут скот возле логова, - подтвердил Бредихин.
– Коли бы попытаться сделать засаду в развалинах у стены, то напасть на фуру удалось бы беспрепятственно, однако, упустив хоть одного из шуров, мы бы в тех руинах вовеки его уже не изловили, - молвил Шварц. - О чем я имел честь предупреждать.
– Едем на Остоженку, - решил Архаров. - Все. И тебе, Карл Иванович, уголок сыщется. А спозаранку - к мортусам.
– Занятно… - произнес немец. А объяснять, что ему показалось тут занятным, не стал.
Фомка разбудил Архарова затемно - поспать удалось совсем немного. В иную пору денщик был бы несправедливо изруган - хотя и выполняет приказание, однако ж спать охота! Но сейчас Архаров, к собственному удивлению, проснулся легко, даже радостно, чего с ним давно не бывало. Позавтракал куском хлеба и кружкой кваса - совсем по-простому. И это тоже как-то празднично на душу легло. Выехав на набережную и ощутив свежесть, идущую от Москвы-реки, Архаров пустил коня шагом. Было в этом ясном октябрьском утре удивительное ощущение предчувствия, утро сулило, а что - не понять.
Архаров по части предчувствий был не мастер - все, что приходило ему в голову, он старался объяснить. И уж, во всяком случае, красоты природы оставляли его спокойным. Может, он наконец освоился с верховым способом передвижения; может, замысел ворваться в особняк графов Ховриных, перерядившись мортусом, его развлекал; может, скромный фрыштик не обременил собой брюхо и способствовал ощущению легкости; может… Иных причин своего блаженного настроения Архаров не находил. Ему было тепло под офицерской епанчой, тело не ощущалось вовсе, осени не было - он видел совсем еще зеленую траву на склоне; таким образом, оказвшись вне времени и даже несколько вне тела, он растворился весь в радостном предчувствии и вернулся на грешную землю нескоро - а когда добрался до Васильевского спуска. Можно бы проехать по Москве-реке и дальше - до Проломных ворот, но за ними он бы запутался в переулках, проще было предпочесть прямые и надежные линии.
Увидев Архарова, что прямо на коне едет через бастион к бараку, мортусы даже не слишком удивились.
Тот, кто подрядил их на уборку мертвых тел, не чаял, что чума затянется до осени. Казенной теплой одежды у них не было, а каждый, ночуя в неотапливаемом бараке, норовил закутаться на свой лад, в тряпье, где-то подобранное по случаю. Зрелище было - как если бы на бастионе поселились городские нищие.
Но теперь были видны лица.
Лица были не таковы, чтобы млеть от восторга. Они соответствовали ремеслу этой честной компании и выдавали приверженность многим порокам. Однако увидеть других он и не ждал.
– Хлеб да соль, - пожелал Архаров, видя, что мортусы расходятся от котла с дымящимися мисками в руках.
– Ем, да свой! - вразнобой откликнулись мортусы.
Навстречу вышел сержант в грязной епанче, зевая во весь беззубый рот.
– Чего вашей милости вдругорядь угодно? - не слишком учтиво осведомился он.
– Федора ищу. И того молодца, что растолковал про рябую оклюгу. Прими…
Архаров спешился, отдал поводья сержанту и преспокойно пошел к мортусам.
– Ты, что ль, Ваня? - спросил безносого верзилу.
– Запомнил, - хмуро сказал на это верзила. - С чем пожаловать изволил, талыгайко?
– Мне фура нужна и балахонов ваших штуки четыре. С крюками, как положено.
Гнусавый Ваня чуть не выронил миску.
– На что тебе? - почти по-человечески спросил он.
– Мародеров из ховринского дома выковыривать.
– Крюками?!
– Именно так, - подтвердил Архаров. - Молодцы, ступайте сюда, растолкую.
Первым быстро подошел высокий красивый парень, лет двадцати двух, черноглазый, чернобровый и кудрявый, любой купец хотел бы заполучить такого орла в приказчики - не было бы отбою от покупательниц. По его лицу Архаров прочитал, как если бы написано большими печатными буквами: норов пылкий, упрямый, чувства вскипают бурно, разражаясь мордобоем или слезами, и при этом парню вечно подавай нечто невозможное, для чего пришлось бы идти на край света. Иной рекомендации не понадобилось - перед ним был Федька.
Далее - за Федькиной спиной встал сорокалетний крупный мужчина, не толстый, но тяжеловесный, пожалуй, поплотнее телом самого Архарова, да и ростом повыше, русоволосый и голубоглазый, с короткой бородой, прямым носом, огромными ручищами. Был он несколько скуласт и раскос - знающий человек сказал бы по разрезу глаз, что в роду у него - какие-то сибирские инородцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
Совершенно вывалился из поля архаровского зрения третий подозреваемый - благообразный купчина, который столь достоверно врал про Устинову кончину. А для чего врал?
Знал ли он, что Устин замешался в темное дело с убийством митрополита? Для чего ему было таким образом прятать от любопытствующих человека, объявившего себя впоследствии убийцей?
– Извольте осторожнее, сударь, тут ступенька сильно выщерблена, - сказал Шварц.
По сравнению с кромешным мраком на лестнице обычный ночной мрак уже показался Архарову чуть ли не ясным днем.
– Сейчас проводим тебя, Карл Иванович, на Никольскую, а спозаранку я наведаюсь к мортусам.
– Они, сударь, чужих не любят. Они - колодники, у них свои понятия.
– Да, кстати, не скажешь ли, что означает «талыгай»?
– Сие слово означает «военный человек».
– Стало быть, не ругательное? - обрадовался Архаров. - Ну, тогда дельце это на мази. С мортусами я сговорюсь.
Его уверенность подкреплялась и тем, что из денег, выданных графом Орловым на розыск, оставалось более половины.
– Только не сказывайте им, что в сем деле и я некоторым образом соучаствую, - попросил Шварц. - Среди них непременно есть мои крестники. Иначе говоря, те, кого я упек в каталажку.
Архаров усмехнулся.
– Да уж постараюсь.
Вдали раздался глухой стук копыт.
– Это Тучков с Бредихиным, - сказал Архаров. - Больше некому.
– Возможны реприманды, - отвечал Шварц. - Извольте затаиться.
И сам первый спрятался за угол.
Первым подьехал Левушка и завертелся, пытаясь впотьмах найти Архарова со Шварцем. Даже задрал голову, стараясь увидеть, не сидят ли они еще на колокольне.
– Архаров! - негромко позвал он.
– Для таких случаев нужно придумывать знаки оповещения, - объявил Шварц. - На сей раз, поскольку диспозицию мы составляли в условиях несуразной суеты, их придумано не оказалось. Впредь будем разумны.
– Далеко ли проводили мазуриков? - спросил Архаров.
Бредихин доложил - фура поволоклась в сторону Лубянки, по местам безлюдным - вдоль остатков старой городской стены, к которой лепились ныне брошенные хибары и халупы, годные лишь на снос. Там мародеры повернули налево - к кварталам, где стояло немало оставленных владельцами хороших домов. В них можно было чем-то поживиться.
– Умные, у себя под боком не шарят, - похвалил мазуриков Архаров.
– Как волки, что не режут скот возле логова, - подтвердил Бредихин.
– Коли бы попытаться сделать засаду в развалинах у стены, то напасть на фуру удалось бы беспрепятственно, однако, упустив хоть одного из шуров, мы бы в тех руинах вовеки его уже не изловили, - молвил Шварц. - О чем я имел честь предупреждать.
– Едем на Остоженку, - решил Архаров. - Все. И тебе, Карл Иванович, уголок сыщется. А спозаранку - к мортусам.
– Занятно… - произнес немец. А объяснять, что ему показалось тут занятным, не стал.
Фомка разбудил Архарова затемно - поспать удалось совсем немного. В иную пору денщик был бы несправедливо изруган - хотя и выполняет приказание, однако ж спать охота! Но сейчас Архаров, к собственному удивлению, проснулся легко, даже радостно, чего с ним давно не бывало. Позавтракал куском хлеба и кружкой кваса - совсем по-простому. И это тоже как-то празднично на душу легло. Выехав на набережную и ощутив свежесть, идущую от Москвы-реки, Архаров пустил коня шагом. Было в этом ясном октябрьском утре удивительное ощущение предчувствия, утро сулило, а что - не понять.
Архаров по части предчувствий был не мастер - все, что приходило ему в голову, он старался объяснить. И уж, во всяком случае, красоты природы оставляли его спокойным. Может, он наконец освоился с верховым способом передвижения; может, замысел ворваться в особняк графов Ховриных, перерядившись мортусом, его развлекал; может, скромный фрыштик не обременил собой брюхо и способствовал ощущению легкости; может… Иных причин своего блаженного настроения Архаров не находил. Ему было тепло под офицерской епанчой, тело не ощущалось вовсе, осени не было - он видел совсем еще зеленую траву на склоне; таким образом, оказвшись вне времени и даже несколько вне тела, он растворился весь в радостном предчувствии и вернулся на грешную землю нескоро - а когда добрался до Васильевского спуска. Можно бы проехать по Москве-реке и дальше - до Проломных ворот, но за ними он бы запутался в переулках, проще было предпочесть прямые и надежные линии.
Увидев Архарова, что прямо на коне едет через бастион к бараку, мортусы даже не слишком удивились.
Тот, кто подрядил их на уборку мертвых тел, не чаял, что чума затянется до осени. Казенной теплой одежды у них не было, а каждый, ночуя в неотапливаемом бараке, норовил закутаться на свой лад, в тряпье, где-то подобранное по случаю. Зрелище было - как если бы на бастионе поселились городские нищие.
Но теперь были видны лица.
Лица были не таковы, чтобы млеть от восторга. Они соответствовали ремеслу этой честной компании и выдавали приверженность многим порокам. Однако увидеть других он и не ждал.
– Хлеб да соль, - пожелал Архаров, видя, что мортусы расходятся от котла с дымящимися мисками в руках.
– Ем, да свой! - вразнобой откликнулись мортусы.
Навстречу вышел сержант в грязной епанче, зевая во весь беззубый рот.
– Чего вашей милости вдругорядь угодно? - не слишком учтиво осведомился он.
– Федора ищу. И того молодца, что растолковал про рябую оклюгу. Прими…
Архаров спешился, отдал поводья сержанту и преспокойно пошел к мортусам.
– Ты, что ль, Ваня? - спросил безносого верзилу.
– Запомнил, - хмуро сказал на это верзила. - С чем пожаловать изволил, талыгайко?
– Мне фура нужна и балахонов ваших штуки четыре. С крюками, как положено.
Гнусавый Ваня чуть не выронил миску.
– На что тебе? - почти по-человечески спросил он.
– Мародеров из ховринского дома выковыривать.
– Крюками?!
– Именно так, - подтвердил Архаров. - Молодцы, ступайте сюда, растолкую.
Первым быстро подошел высокий красивый парень, лет двадцати двух, черноглазый, чернобровый и кудрявый, любой купец хотел бы заполучить такого орла в приказчики - не было бы отбою от покупательниц. По его лицу Архаров прочитал, как если бы написано большими печатными буквами: норов пылкий, упрямый, чувства вскипают бурно, разражаясь мордобоем или слезами, и при этом парню вечно подавай нечто невозможное, для чего пришлось бы идти на край света. Иной рекомендации не понадобилось - перед ним был Федька.
Далее - за Федькиной спиной встал сорокалетний крупный мужчина, не толстый, но тяжеловесный, пожалуй, поплотнее телом самого Архарова, да и ростом повыше, русоволосый и голубоглазый, с короткой бородой, прямым носом, огромными ручищами. Был он несколько скуласт и раскос - знающий человек сказал бы по разрезу глаз, что в роду у него - какие-то сибирские инородцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96