Ее капельки засверкали в уголках глаз статуи, а потом сорвались и покатились вниз. Трепещущий луч отчего-то посчитал их невероятной ценностью, потому что сопроводил до самой земли, наполняя светом и теплом.
Каэ приблизилась к изображению, протянула руку, а затем лизнула влажные пальцы – просто так, машинально.
Странно, что роса этим утром выпала соленая.
Как обычно случается в подобных ситуациях, сборы, несмотря на все составленные накануне планы, были суматошными и поспешными. Единственное, что решилось сразу и безболезненно, – это сам факт участия троих друзей в предстоящей экспедиции на Иману. Еще одним спутником Каэ должен был стать Барнаба. Правда, какая от него может быть практическая польза, так и оставалось неясным, но он категорически отметал все предложения остаться в Сонандане. Устав спорить, Каэ согласилась. Сказать по правде, она не слишком была огорчена тем, что двигается в путь в такой шумной и пестрой компании. Ей было не впервой и к тому же крайне приятно.
Рогмо, Магнус и Номмо тоже быстро освоились и теперь постоянно забывали о божественном происхождении своей очаровательной приятельницы. Вкусы и взгляды на принципиальные вопросы у них совпали, что вообще показалось чудом; а фехтовала Каэ так, что полуэльф (как некогда Джангарай) пошел бы за ней на край света, исполненный уважения и восхищения. Правда, надо отдать ему должное, восхищало его больше всего то, что мастерство фехтования было отнюдь не главным достоинством Кахатанны. Магнус же был в восторге от ее невероятной способности прозревать истинную природу вещей. Потому что одно дело – носить имя Истины и совсем другое – быть ею. Чародей старался как можно больше времени проводить в обществе Каэ и очень скоро пришел к выводу, что он абсолютно не оригинален в своих стремлениях. Ему оставалось только удивляться, что Ингатейя Сангасойя имела привычку лишь изредка покидать Салмакиду и свой храм, а не сбежала оттуда на веки вечные, устав от огромного количества людей и нелюдей, нуждающихся в ней самой или в ее помощи.
День отъезда стал одним из самых знаменательных в истории Сонандана. Ибо не часто можно увидеть, как верховный жрец Храма Истины – мудрый и грозный Нингишзида стоит перед громадной кучей вещей с пухлым свитком в руках. Головная повязка надета так, как обычно делают матери больших и шумных семейств, когда головная боль докучает им невыносимо, – обмотана вокруг лба в несколько слоев и завязана спереди на кокетливый бантик. То еще зрелище!
Нингишзида понимал всю меру ответственности, возложенной на его плечи, но временами ему казалось, что он этой ответственности не вынесет, так и падет на боевом посту, оставив преемнику весь груз проблем. Дело было в том, что требовалось взять с собой в путь минимум максимально необходимых вещей. От одной этой формулировки (им самим, кстати, и придуманной) несчастного жреца чуть кондрашка не хватила. Как исполнить задуманное – он тем более не представлял.
Каэ, ссылаясь на свой недавний опыт, настаивала на том, чтобы не брать с собой ничего. В такого рода путешествиях, где приключения и опасности встречаются на каждом шагу, вещи имеют скверную привычку теряться, ломаться, портиться или отказывать в самый нужный момент. Лучше ни на что заранее не рассчитывать. Рогмо был с ней полностью согласен, но к нему уже не прислушивались, потому что все вдруг установили, что князь Энгурры согласен с Истиной абсолютно во всем, а значит, этот «глас народа» не в счет. Магнус колебался между аскетичной строгостью, которая значительно облегчала путь и давала возможность развить высокую скорость, и необходимостью подготовиться ко всяким неожиданностям, ибо странствие все же предстояло неблизкое: шутка ли – другой континент! Номмо был непримиримым врагом аскезы и скромности, чем не сильно отличался от своего доброй памяти кузена.
Поскольку список составляла все же сама Каэтана, то первым пунктом в нем значился Барнаба. Верховный жрец оскорбился на несерьезность отношения своей богини к предстоящему странствию и взялся за дело засучив рукава. Как результат, через шесть или семь часов этого титанического труда он заработал дикую мигрень и стойкое отвращение к любым путешествиям. На сборы к ним у него должна была вот-вот начаться аллергия.
Каэ относилась ко всему проще. Накануне она успела тепло распрощаться со всеми бессмертными, которые по одному или небольшими компаниями являлись к Храму Истины, вызывая бурю восторга у паломников. Первыми прибыли Новые боги – Джоу Лахатал, А-Лахатал и Баал-Хаддад. Все они заметно нервничали, будто выступать в поход предстояло им. Однако правильно кто-то заметил, что при расставании три четверти скорби берет себе остающийся, а уходящий – лишь четверть. Аврага Дзагасан, на котором прибыли бессмертные (как Каэ подозревала, из чисто мальчишеского хвастовства), счел возможным проститься с ней тепло и по-дружески, прошипев несколько самых добрых, пожеланий. Это было событием, потому что ни для кого не являлось секретом, что Ингатейя Сангасойя почитает детей Ажи-Дахака и почитаема ими с давних пор. Немного походив по парку, Джоу Лахатал засобирался домой. Он был крайне озабочен происходящим: ведь Веретрагна и Вахаган до сих пор не вернулись с Джемара и на отчаянный зов братьев не откликались. Новые боги хотели надеяться на лучшее, но выходило это у них совсем неубедительно. Уходя, Каэ оставляла им шаткий и хрупкий мир, и богам было тяжело привыкнуть к этой мысли. Правда, договорились, что, как только путники достигнут Иманы, разберутся в обстановке и начнут действовать, она постарается связаться с ними.
Следующими прибыли Арескои и га-Мавет с подарками и прощальными напутствиями. Победитель Гандарвы хотел было отдать Каэ на прощание свой невероятный шлем, но эта затея с успехом провалилась, потому что голова богини по самые плечи утонула в черепе дракона. Она хохотала так, что оба брата тоже не выдержали и искренне последовали ее примеру.
В этом приподнятом настроении они посетили рощу Салмакиды, а часом позже познакомились с новыми спутниками Каэтаны – Магнусом, Рогмо и Номмо. Альв произвел на бессмертных неизгладимое впечатление своим сходством с Воршудом, смерть которого га-Мавет перенес тяжелее всего. Поэтому Хозяин Лесного Огня был смущен и даже потрясен теплой встречей, которую устроили ему грозные и свирепые в его представлении боги. Наверное, Номмо был одним из первых живых существ, которым приятно было ощущать пристальное внимание Смерти к их скромной персоне.
Каэтана заметила, что га-Мавет уже успел привыкнуть к своему увечью и одной рукой довольно ловко производил все манипуляции. Поймав ее взгляд, он широко улыбнулся и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Каэ приблизилась к изображению, протянула руку, а затем лизнула влажные пальцы – просто так, машинально.
Странно, что роса этим утром выпала соленая.
Как обычно случается в подобных ситуациях, сборы, несмотря на все составленные накануне планы, были суматошными и поспешными. Единственное, что решилось сразу и безболезненно, – это сам факт участия троих друзей в предстоящей экспедиции на Иману. Еще одним спутником Каэ должен был стать Барнаба. Правда, какая от него может быть практическая польза, так и оставалось неясным, но он категорически отметал все предложения остаться в Сонандане. Устав спорить, Каэ согласилась. Сказать по правде, она не слишком была огорчена тем, что двигается в путь в такой шумной и пестрой компании. Ей было не впервой и к тому же крайне приятно.
Рогмо, Магнус и Номмо тоже быстро освоились и теперь постоянно забывали о божественном происхождении своей очаровательной приятельницы. Вкусы и взгляды на принципиальные вопросы у них совпали, что вообще показалось чудом; а фехтовала Каэ так, что полуэльф (как некогда Джангарай) пошел бы за ней на край света, исполненный уважения и восхищения. Правда, надо отдать ему должное, восхищало его больше всего то, что мастерство фехтования было отнюдь не главным достоинством Кахатанны. Магнус же был в восторге от ее невероятной способности прозревать истинную природу вещей. Потому что одно дело – носить имя Истины и совсем другое – быть ею. Чародей старался как можно больше времени проводить в обществе Каэ и очень скоро пришел к выводу, что он абсолютно не оригинален в своих стремлениях. Ему оставалось только удивляться, что Ингатейя Сангасойя имела привычку лишь изредка покидать Салмакиду и свой храм, а не сбежала оттуда на веки вечные, устав от огромного количества людей и нелюдей, нуждающихся в ней самой или в ее помощи.
День отъезда стал одним из самых знаменательных в истории Сонандана. Ибо не часто можно увидеть, как верховный жрец Храма Истины – мудрый и грозный Нингишзида стоит перед громадной кучей вещей с пухлым свитком в руках. Головная повязка надета так, как обычно делают матери больших и шумных семейств, когда головная боль докучает им невыносимо, – обмотана вокруг лба в несколько слоев и завязана спереди на кокетливый бантик. То еще зрелище!
Нингишзида понимал всю меру ответственности, возложенной на его плечи, но временами ему казалось, что он этой ответственности не вынесет, так и падет на боевом посту, оставив преемнику весь груз проблем. Дело было в том, что требовалось взять с собой в путь минимум максимально необходимых вещей. От одной этой формулировки (им самим, кстати, и придуманной) несчастного жреца чуть кондрашка не хватила. Как исполнить задуманное – он тем более не представлял.
Каэ, ссылаясь на свой недавний опыт, настаивала на том, чтобы не брать с собой ничего. В такого рода путешествиях, где приключения и опасности встречаются на каждом шагу, вещи имеют скверную привычку теряться, ломаться, портиться или отказывать в самый нужный момент. Лучше ни на что заранее не рассчитывать. Рогмо был с ней полностью согласен, но к нему уже не прислушивались, потому что все вдруг установили, что князь Энгурры согласен с Истиной абсолютно во всем, а значит, этот «глас народа» не в счет. Магнус колебался между аскетичной строгостью, которая значительно облегчала путь и давала возможность развить высокую скорость, и необходимостью подготовиться ко всяким неожиданностям, ибо странствие все же предстояло неблизкое: шутка ли – другой континент! Номмо был непримиримым врагом аскезы и скромности, чем не сильно отличался от своего доброй памяти кузена.
Поскольку список составляла все же сама Каэтана, то первым пунктом в нем значился Барнаба. Верховный жрец оскорбился на несерьезность отношения своей богини к предстоящему странствию и взялся за дело засучив рукава. Как результат, через шесть или семь часов этого титанического труда он заработал дикую мигрень и стойкое отвращение к любым путешествиям. На сборы к ним у него должна была вот-вот начаться аллергия.
Каэ относилась ко всему проще. Накануне она успела тепло распрощаться со всеми бессмертными, которые по одному или небольшими компаниями являлись к Храму Истины, вызывая бурю восторга у паломников. Первыми прибыли Новые боги – Джоу Лахатал, А-Лахатал и Баал-Хаддад. Все они заметно нервничали, будто выступать в поход предстояло им. Однако правильно кто-то заметил, что при расставании три четверти скорби берет себе остающийся, а уходящий – лишь четверть. Аврага Дзагасан, на котором прибыли бессмертные (как Каэ подозревала, из чисто мальчишеского хвастовства), счел возможным проститься с ней тепло и по-дружески, прошипев несколько самых добрых, пожеланий. Это было событием, потому что ни для кого не являлось секретом, что Ингатейя Сангасойя почитает детей Ажи-Дахака и почитаема ими с давних пор. Немного походив по парку, Джоу Лахатал засобирался домой. Он был крайне озабочен происходящим: ведь Веретрагна и Вахаган до сих пор не вернулись с Джемара и на отчаянный зов братьев не откликались. Новые боги хотели надеяться на лучшее, но выходило это у них совсем неубедительно. Уходя, Каэ оставляла им шаткий и хрупкий мир, и богам было тяжело привыкнуть к этой мысли. Правда, договорились, что, как только путники достигнут Иманы, разберутся в обстановке и начнут действовать, она постарается связаться с ними.
Следующими прибыли Арескои и га-Мавет с подарками и прощальными напутствиями. Победитель Гандарвы хотел было отдать Каэ на прощание свой невероятный шлем, но эта затея с успехом провалилась, потому что голова богини по самые плечи утонула в черепе дракона. Она хохотала так, что оба брата тоже не выдержали и искренне последовали ее примеру.
В этом приподнятом настроении они посетили рощу Салмакиды, а часом позже познакомились с новыми спутниками Каэтаны – Магнусом, Рогмо и Номмо. Альв произвел на бессмертных неизгладимое впечатление своим сходством с Воршудом, смерть которого га-Мавет перенес тяжелее всего. Поэтому Хозяин Лесного Огня был смущен и даже потрясен теплой встречей, которую устроили ему грозные и свирепые в его представлении боги. Наверное, Номмо был одним из первых живых существ, которым приятно было ощущать пристальное внимание Смерти к их скромной персоне.
Каэтана заметила, что га-Мавет уже успел привыкнуть к своему увечью и одной рукой довольно ловко производил все манипуляции. Поймав ее взгляд, он широко улыбнулся и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118