По мере приближения к горам местность оживлялась: растительность становилась пышнее, и когда они въехали на один из лежащих на пути холмов, то Джоан, окинув с высоты взглядом окрестность, увидела недалеко от каравана человека, сидевшего верхом на заморенной лошади. Арабы не обратили на него никакого внимания, но рабыня сказала Джоан несколько слов, и Джоан, поняв их, удивленно переспросила:
— Нищий?
Нищий был человеком преклонных лет. Лицо обрамлено большой бородой, голова прикрыта засаленной шляпой, и сам он был грязен, словно никогда не касались его ни вода, ни мыло. Он взглянул на проезжавший мимо караван, и мавританская девушка опустила на лицо покрывало, знаком указав Джоан, чтобы она последовала ее примеру.
Но Джоан не обратила на ее приказ никакого внимания. Она внимательно оглядела нищего, одетого в лохмотья. Еще никогда не случалось ей видеть такого отвратительного существа.
— Милосердие, — сказал он, обращаясь к путешественникам, — во имя милосердного Аллаха!
Один из арабов бросил ему медную монету, и нищий проворно поймал ее на лету.
Когда они прибыли к воротам загородного дома, Джоан почувствовала сильную усталость. Вблизи дом оказался еще прекраснее, чем казался на расстоянии. Он был сравнительно недавно выстроен, и стены его были увиты плющом и бегониями.
— Здесь должно быть чудесно летом, — сказала она по-английски и тут же подумала, что мавританка не знает этого языка.
Перед домом была раскинута колоннада, однако стиль ее ни в какой степени не соответствовал стилю всего остального здания, и Джоан мысленно удивилась тому, как строитель сочетал в этом здании особенности европейской и мавританской архитектуры. Ее спутница, очевидно, так же, как и она, была здесь впервые. Она побежала вперед и о чем-то оживленно заговорила с женщинами, повстречавшимися на пути и удивленно разглядывавшими европейскую девушку, прибывшую к ним.
К Джоан приблизилась одна из женщин и, недружелюбно посмотрев на нее, сказала что-то. Слова прозвучали резко, но Джоан их не поняла. Она знаками пояснила, что не понимает, о чем идет речь, и женщина недовольно смотрела на нее.
Мавританская девушка, по-видимому, боялась этой женщины, — она проворно отворила боковую дверцу и движением руки пригласила Джоан последовать за ней.
Комната, в которой они очутились, была убрана с большим вкусом. Она походила на комнату в английском доме и только решетки на окнах, такие же, как и во всех арабских домах, напоминали о Марокко.
— Кто эта женщина? — спросила она девушку.
— Это сеньора Гамон, — ответила рабыня.
Джоан, несмотря на всю серьезность положения, залилась неудержимым смехом.
Глава 25. НАЗОЙЛИВЫЙ НИЩИЙ
— Кто же в таком случае остальные женщины? Это тоже его супруги? — осведомилась она успокоившись.
— Нет, у него здесь только одна жена.
Джоан настолько привыкла к языку девушки, что понимала ее без особого труда.
— Остальные женщины — лишь прислужницы. А эта женщина не живет здесь, она прибыла сюда недавно и не видела своего мужа в течение многих лет.
Рабыня намеренно говорила очень медленно и, замечая, что Джоан не понимает что-либо из сказанного, повторяла слова вторично.
— Благодарю тебя, — сказала ей Джоан.
— Ты все поняла? — осведомилась Зюдейка — так звали рабыню.
— Да, все, — ответила смеясь Джоан.
Джоан удивлялась своему спокойствию и хорошему настроению. Но оно было, по-видимому, результатом действия чистого горного воздуха, вдохнувшего в нее новые силы и энергию. Пышно разукрашенный потолок комнаты напоминал ей кабинет Джемса в его лондонской квартире. Он был украшен чудесными мавританскими орнаментами — эти арабески были так искусны и тонки, что издали казалось, будто потолок соткан из кружев.
Не было никакого сомнения в том, что обстановка комнаты доставлена европейскими фирмами. Ковер, расстилавшийся под ногами, был персидский. Видно, что Ральф с давних пор готовил себе это убежище, самым тщательным образом обставил свой дворец, позаботился о каждой мелочи.
Все было великолепно в своем убранстве, но даже это великолепие не могло заглушить сознания, что находишься в темнице.
На противоположной стене виднелось большое окно, заделанной позолоченной решеткой. Джоан подошла к нему и изумилась красоте открывшейся картины. Перед ней расстилалась долина, вдали виднелась синяя полоска моря и маячила причудливая скала Гибралтар.
Она прикрыла глаза рукой, пытаясь защититься от палящего солнца, и увидела нищего — он ехал в Танжер. На мгновение она утратила спокойствие.
— Джоан, Джоан, — обратилась она к себе, — ты не должна плакать. Ты не должна падать в обморок или иным образом проявлять свою слабость, — и она решительно покачала головой.
Затворив окно, отправилась к двери и была поражена, когда дверь под ее нажимом подалась. Вопреки ожиданию она оказалась незапертой.
Джоан находилась в большой зале, из которой дверь вела в сад. Ей предоставляли значительную свободу, и Джоан почувствовала некоторое удовлетворение.
Однако, выйдя в сад, она поняла, что нечего питать надежды на бегство. Стены, окружавшие сад, были непомерно высоки — даже для мавританского дома. Наверху они были усажены гвоздями и усыпаны осколками стекла, поблескивавшими на солнце.
Столь же безнадежна была бы попытка бежать через ворота. Рядом с воротами высился небольшой домик, в котором дежурил привратник. Она подумала о Крейзе — и там имелся домик для привратника, но ее отец, в силу стесненных материальных обстоятельств, не мог позволить себе роскоши содержать его.
Огорченная увиденным, она медленно поплелась назад в дом и прошла в большую комнату, по-видимому, предназначавшуюся для нее. Никто не пришел ее проведать, и остаток дня она провела в полном одиночестве.
Ральф Гамон был осведомлен об удачном перемещении пленницы и теперь сам направлялся в свой загородный дворец. Он внутренне торжествовал: замысел его осуществился, и он радостно спешил в маячивший на горизонте белый дом.
Там находилась Джоан Карстон, наконец-то очутившаяся в его руках!
Перед отъездом из Танжера он посовещался о чем-то с рыжебородым Беннокуайтом, и этот разговор удовлетворил его.
Гамона сопровождал Сади Гафиз, настроенный значительно менее радостно.
— Мы прибудем туда до восхода солнца, — сообщил ему Ральф.
— Хотел бы знать, чего ради я вообще направляюсь туда, — проворчал Сади. Он говорил по-английски и был горд, что владеет этим языком.
— Гамон, вы испортили все мои планы, — сказал он.
Ральф непринужденно рассмеялся в ответ. Он не был расположен сердиться и не придал значения упреку Сади.
— Кто прибежал предупредить, что солдаты паши окружают дом? Кто придумал план разбудить ночью сыщика, в то время как проще простого было выманить из отеля одну Лидию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43