Пчёлки хоть совсем махонькие, а сердитые; пришлось удирать подальше в лес. А сестрёнка ещё долго хныкала: ей так и не удалось попробовать мёду.
Сейчас Мишка с опаской поглядывал на стаю береговушек: он первый раз их видел и не совсем был уверен, птицы ли они. А вдруг они такие большие пчёлы?
Ну, так и есть: вон и дупла их – множество чёрных дырок под самым обрывом! То и дело вылетают из них всё новые береговушки и с криком присоединяются к стае. А что кричат – непонятно.
Мишка их языка не знал. Понимал только, что сердятся. А ну как возьмут в работу да начнут жалить?! Ой-Ой!
А дырок-то, дырок в берегу сколько! И в каждой, наверно, пуд мёда. Интересно, – такой же он сладкий, как у тех маленьких лесных пчёлок?
Под самой кручей стоял почерневший от старости ольховый пень. Не долго думая, Мишка вскарабкался на него. Да нет, где там отсюда достать!
Мишка спустился с пня и полез вверх по круче. Ласточки всей стаей закружились над ним и чуть не оглушили его своим криком. Ну да пусть, лишь бы не жалили!
Ни одна не ужалила. И Мишка стал карабкаться в гору храбрее.
А гора песчаная. Мишка старается, лезет, а песок под ним осыпается. Мишка ворчит, сердится! Наддал со всей силой. Глядь, что такое? Вся круча поехала! И он с ней едет, едет… И приехал как раз на то место, откуда полез в гору…
Сел Мишка и думает: «Как же теперь быть? Этак ввек никуда не влезешь».
Ну, ведь Мишка – башка: живо придумал, как горю пособить. Вскочил – да назад по речке, откуда пришёл. Там без труда забрался по траве на невысокий берег – и опять сюда, к обрыву.
Лёг на брюхо, заглянул вниз: тут они, ласточкины дупла, прямо под ним! Только лапу протянуть! Лапу протянул, – нет, не достать!..
А ласточки над ним вьются, пищат, жужжат! Надо скорее. Просунулся осторожно ещё вперёд, обе лапы тянет, вот уже было совсем достал, да кувырк!
Ах ты, глупая, толстая, тяжёлая медвежья башка! Ну, куда такую башку годовалому медвежонку? Ведь перевесила…
Летит Мишка под кручу, через голову кувыркается, – только пыль столбом!
Летит вниз, сам себя не помнит, да всё шибче, шибче…
Вдруг – раз! – его кто-то по лбу.
И стоп! Прикатил Мишка. Сидит.
Сидит – качается: очень здорово его по лбу треснули. Чихает сидит: в нос песку набилось.
Одной лапой шишку трёт: большущая шишка на лбу выскочила!
Другой лапой глазёнки протирает: полны глаза песку да пыли.
Ничего толком перед собой не видит. Только будто маячит перед ним кто-то высокий, чёрный…
– А-а-а, так это ты меня по лбу! – заревел Мишка. – Я тебя!
Вскинулся на дыбы, лапы над головой, – да рраз! – со всей силы чёрному в грудь.
Тот – с ног. И Мишка не удержался: за ним следом. Да оба, обнявшись, – бултых в воду!
А под обрывом-то омут глубокий…
Ушёл Мишка в воду весь – и с головой.
Ну, ничего, всплыл всё-таки.
Лапами заработал, чёрного от себя оттолкнул, – чёрный тоже всплыл. Мишка кое-как лягушкой, лягушкой до того берега.
Выскочил на берег и без оглядки, полным ходом махнул в лес!
Береговушки за ним тучей мчатся. Кричат: «Грабитель! Разоритель! Прогнали, прогнали!»
Мишке и оглянуться некогда: вдруг там за ним ещё тот, чёрный, гонится?
А чёрный в омуте плавает: это пень. Высокий, почерневший от старости ольховый пень.
Никто Мишку по лбу не стукал: сам Мишка на пень налетел, лбом об него треснулся, как с кручи-то летел.
Башка-то у Мишки большая, крепкая, а сам ещё маленький.
Многому ещё учиться надо без мамы.
ОРАНЖЕВОЕ ГОРЛЫШКО
Что увидел Жаворонок, когда вернулся на Родину
Уж Волк умылся, а Кочеток спел. Начинало светать.
В поле между комьями холодной земли проснулся Жаворонок.
Он вскочил на ножки, встряхнулся, огляделся и полетел вверх.
Полетел и запел. И чем выше он поднимался в небо, тем радостней и звонче лилась и переливалась его песня.
Всё что он видел под собой, казалось ему необыкновенно замечательным, красивым и милым. Ещё бы: ведь это была его родина, и он долго, очень долго её не видел!
Он родился здесь летом прошлого года. А осенью с другими перелётными улетел в далёкие страны. Там он провёл в тепле всю зиму – целых пять месяцев. А это долгий срок, когда вам всего десять месяцев от роду.
И вот уж три дня, как он вернулся наконец домой.
Первые дни он отдыхал с дороги, а сегодня принялся за свою работу. А работа его была – петь.
Жаворонок пел:
«Снежные поля подо мной. На них чёрные и зелёные пятна.
Чёрные пятна – пашни. Зелёные пятна – всходы ржи и пшеницы.
Я помню: эту рожь и пшеницу люди посеяли осенью. Скоро выросли из земли молодые весёлые зеленя. Потом на них стал падать снег, и я улетел в чужие края.
Зеленя не замёрзли под холодным снегом. Вот они показались опять, весело и дружно тянутся вверх.
На холмах среди полей – деревни. Это наш колхоз «Красная искра». Колхозники ещё не проснулись, улицы ещё пусты.
Пусты и поля: спят ещё полевые звери и птицы.
За далёким чёрным лесом я вижу золотой краешек солнца.
Просыпайтесь, просыпайтесь, вставайте все!
Начинается утро! Начинается весна!»
Жаворонок замолчал: он увидел на белом поле какое-то серое пятно. Пятно шевелилось.
Жаворонок полетел вниз – посмотреть, что там такое.
Над самым пятном он остановился в воздухе, трепеща крылышками.
– Э, да ведь это Большое Стадо! Я вижу, мои добрые соседи устроили общее собрание.
И в самом деле: это было Большое Стадо серых куропаток – красивых полевых петушков и курочек. Они сидели плотной кучкой. Их было очень много: сто птиц или, может быть, тысяча. Жаворонок считать не умел.
Они тут в снегу и ночевали: которые ещё стряхивали с крыльев крупитчатый от ночного мороза снежок.
А одна Курочка – видно, старшая у них – сидела посредине на кочке и громко говорила речь.
«О чём она там толкует?» – подумал Жаворонок и спустился ещё пониже.
Старшая Курочка говорила:
– Сегодня разбудил нас своей песней наш маленький друг Жаворонок. Значит, правда, началась весна. Минуло самое трудное и голодное время. Скоро надо будет подумать о гнёздах.
Настала пора всем нам расстаться.
– Пора, пора! – закудахтали все курочки сразу. – Кто куда, кто куда, кто куда?
– Мы к лесу! Мы за речку! Мы на Красный ручей! Мы на Костяничную горку! Туда, туда, туда, туда!
Когда кудахтанье смолкло, старшая Курочка заговорила опять.
– Счастливого лета и хороших птенцов всем вам! Выводите их побольше и воспитайте получше. Помните: той курочке, которая осенью приведёт больше всего молодых куропаток, будет великая честь: эта курочка будет всю зиму водить Большое Стадо. И все должны будут её слушаться. До свиданья, до свиданья, до осени!
Старшая Курочка вдруг высоко подпрыгнула в воздух, с треском замахала крылышками и помчалась прочь.
И в тот же миг все другие куропатки, сколько их тут было – сто или тысяча, – разделились на парочки и с треском, шумом, чириканьем брызнули во все стороны и пропали из глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54