Жаворонку тоже захотелось покормить цыпляток. Он нашёл четырёх гусеничек и позвал:
– Цып-цып-цып, бегите сюда!
Цыплятки доели то, что им дали родители, и покатили к Жаворонку. Смотрят, а гусениц нет! Жаворонок смутился и, наверно, покраснел бы, если б на лице у него не было пёрышек: ведь это он, пока ждал цыплят, незаметно как-то сам отправил себе в рот всех четырёх гусениц. Зато Оранжевое Горлышко с Подковкиным ни одной гусенички не проглотили, а каждую брали в клюв и ловко отправляли в открытый рот одного из цыплят – всем по очереди.
– Теперь займёмся ученьем, – сказала Оранжевое Горлышко, когда цыплята наелись. – Ккок!
Все двадцать четыре цыплёнка остановились, кто где был, и взглянули на мать.
– Ккок – это значит внимание! – объяснила Жаворонку Оранжевое Горлышко. – Теперь я их позову за собой – и смотрите!.. Ко-кко! Ко-ко-кко!.. – позвала она своим самым нежным голосом и пошла к кочкам.
Все двадцать четыре цыплёнка покатились за ней.
Оранжевое Горлышко перескочила кочки и, не останавливаясь, пошла дальше.
Цыплятки добежали до кочек – и стоп! Они не знали, что им делать: ведь кочки перед ними были как высокие крутые горы или как трёхэтажные дома.
Цыплятки старались вскарабкаться на кручу, но падали и катились вниз. При этом они так жалостно пикали, что у доброго Жаворонка сжалось сердце.
– Ко-кко! Ко-ко-кко! – опять настойчиво позвала Оранжевое Горлышко с другой стороны кочек. – Сюда, сюда, за мной!
И вдруг все двадцать четыре птенчика разом замахали крошечными крылышками, вспорхнули и полетели. Они поднялись невысоко над землёй, а всё-таки кочки перелетели, упали прямо на ножки и без передышки покатились за Оранжевым Горлышком.
Жаворонок даже клюв раскрыл от удивления. Как же так? Только что родились на свет, а уж вон как умеют!
– Ах, какие у вас способные дети! – сказал он Подковкину и Оранжевому Горлышку. – Ведь это просто чудо: они уж и летают!
– Немножко только, – сказала Оранжевое Горлышко. – Далеко не могут. Всего только вспорхнут и сядут. Охотники так и зовут наших детей: п о р ш к и.
– У нас, у певчих птиц, – сказал Жаворонок, – птенчики сидят в гнезде, пока у них не отрастут крылышки. Гнездо так хорошо спрятано в траве, что даже соколиный глаз его не заметит. А вы куда своих поршков спрячете, если вдруг прилетит Сокол?
– Тогда я сделаю вот как, – сказал Подковкин и громко крикнул: – Чирр-вик!
Все двадцать четыре поршка разом поджали ножки и… как сквозь землю провалились!
Жаворонок крутил головой во все стороны, стараясь разглядеть хоть одного птенчика: ведь он знал, что они– притаились тут; перед ним, на земле. Смотрел, смотрел – и никого не увидел.
– Фокус-покус-чирвирокус! – весело подмигнул ему Подковкин да вдруг как крикнет: – Раз, два, три, чир-вир-ри!
Все двадцать четыре поршка разом вскочили на ножки и опять стали видны.
Жаворонок ахнул: вот это ловко!
А когда настал вечер и Подковкины повели детей укладывать спать, Оранжевое Горлышко сказала Жаворонку:
– Пока люди не кончат сенокос, вы всегда можете найти нас или в гнезде, или на детской площадке. А когда рожь нальётся и люди придут жать её, ищите нас там, где растёт лён. Там мы откроем для наших деток школу первой ступени.
Как прилетела в поля Ястребиха и какая беда стряслась на Костяничной горке

Настала середина лета. Все звери и птицы вывели детей. И в поля каждый день стали наведываться хищники.
Жаворонок по-прежнему с утра поднимался под облака и пел там. Но теперь частенько ему приходилось прерывать пение и лететь предупреждать своих знакомых об опасности.
А друзей и знакомых у него были полны поля: Жаворонок со всеми жил в мире, и все его любили. Сам он больше всех любил своих друзей Подковкиных. Старался всё больше летать над тем полем, где было гнездо Оранжевого Горлышка.
Летает в вышине, а сам зорко следит, не покажется ли где хищник.
Вот взошло солнце, и с дальних полей, из-за реки, уже приближается голубовато-белый Лунь. Лицо у него круглое, как у кошки, нос крючком.
Он летит низко-низко над зелёною рожью и смотрит, высматривает: не мелькнёт ли где птенчик или мышь? Вдруг остановится на лету и, как бабочка, приподняв крылья над спиной, повиснет в воздухе: вглядывается в одно место.
Там сейчас ушмыгнул от него в норку Мышонок. Лунь и ждёт, когда Мышонок высунет нос из норки. Если высунет, Лунь разом сложит крылья, камнем упадёт вниз – и цоп Мышонка в когти!
Но Жаворонок уже мчится с высоты и, крикнув Подковкиным на лету: «Лунь прилетел!», спешит к норке, кричит Мышонку:
– Не высовывай носа! Не высовывай носа из норки!
Подковкин командует своим поршкам:
– Чирр-вик!
И поршки поджимают ножки, делаются невидимками.
Мышонок слышит Жаворонка и, дрожа от страха, забивается поглубже в норку.
И Лунь улетает дальше, никого не поймав.
Каждый день прилетали из далёкого леса чёрный Коршун с выемкой на длинном хвосте и бурый Канюк-Мышелов. Кружили над полями, высматривая добычу. Их когти всегда готовы схватить неосторожного мышонка или поршка. Но с утра до полудня и опять через час после полудня караулит в небе Жаворонок, и все полевые птицы и звери спокойны: у них хороший сторож.
А в полдень хищники улетают на реку – на водопой. Тогда и Жаворонок спускается на землю поесть да вздремнуть полчасика после обеда, и в полях наступает «мёртвый час», – час отдыха и сна.
И может быть, так бы всё и обошлось благополучно, все звериные детёныши были бы целы и поршки у куропаток выросли бы спокойно, да, на беду, прилетела в поля Серая Ястребиха.
Страшны маленьким зверям и птицам и Лунь, и Коршун, и Канюк-Мышелов. Ещё страшней небольшой Серый Ястреб-Перепелятник – птица-кошка. От его безжалостных жёлтых глаз всего трудней спрятаться. От него не спасут ни быстрые ноги, ни ловкие крылья.
Но всех страшней его жена – Ястребиха. Она больше и сильней Ястреба. Ей и взрослую куропатку поймать – пустяк.
Ястребиха не кружила над полями у всех на виду, как Лунь или Канюк. Она только пронеслась над рожью и где-то за Костяничной горкой вдруг исчезла.
Жаворонок прокричал сверху:
– Ястребиха! Спасайтесь! – и замолк.
Он сам не знал, куда девалась Ястребиха: не успел заметить.
На Костяничной горке растут густые кусты, а над ними поднимаются в небо две высокие осины. Одна – сухая. Другая – как зелёная круглая башня. Коршун и Канюк-Мышелов, бывало, летают-летают и присядут на сухую осину: отсюда им хорошо видно, что делается кругом в полях.
Им видно, зато и их видно. И пока хищник сидит на сухой осине, ни одна мышь не высунет носа из норки, ни одна птица не покажется из кустов или из хлеба.
А вот Ястребиха промчалась над головами – и нет её. Никто не сидит на сухой осине. Никто не кружит над полями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54