– Убийство дорого обойдется? – говорит он.
– Можешь не сомневаться, государь.
– Игра была хорошей? – спрашивает он.
– Да, – говорю я.
***
В последующие дни лодки неоднократно сновали между городом и Нидархольмом. Сначала один рыбак закинул невод, потом другой – со стороны острова, они побеседовали, и на следующий день двое дружинников встретились во фьорде. Перекинулась парой слов и разошлись, полные презрения друг к другу, – однако каждый усвоил послание, принесенное другим: что два конунга рискуют вновь встретиться в городе и обсудить, возможно ли возобновить перемирие.
В ночь перед свиданием, когда Сверрир и Магнус должны были вновь обратиться к народу с коня и боевого струга, Халльвард с отрубленными пальцами, корчась лежит на лавке в конунговой усадьбе.
Я говорю «корчась»: доселе невозмутимо спокойный, а теперь взаперти, в мыслях уже с петлей на шее, терзаемый сильным страхом, скрытым под бледным лбом, в темноте обливается потом, а с приходом дня утирает его. Ночью Халльвард кричит. Крик прорезает бревенчатые стены конунговой усадьбы, достигает уха каждого, конунг вскакивает, я за ним, – мы зовем стражника, тот входит, шатаясь со сна, конунг бьет его, рот и нос начинают кровоточить, человек не может ничего ответить. Конунг кричит:
– Ударь его!
Он имеет в виду ударить того, кто кричит, но второй стражник, вошедший только что, немедля бьет первого. Крик прекращается. И в этот миг – в тиши ожидания нового крика – я прозреваю и говорю конунгу:
– Это он.
– Да, – отвечает он, – это он. Тихим голосом добавляет: – Пусть кричит.
Халльвард снова вскрикивает. Потом я узнал от других, что Халльвард ползает вдоль стен в своей тесной каморке и обнюхивает их, как собака. Входят дружинники с факелами и глазеют: человек-собака, обнюхивает углы, поднимается с совершенно иным взглядом, чем прежде.
– Что ты вынюхиваешь? – спрашивает один.
– Я ищу свою кровь, – отвечает он. Потом погружается в раздумье и произносит: – Кровь? Меня же должны повесить? Тогда не пахнет кровью? – спрашивает он и вдруг смеется. Мгновение спустя он кричит.
Раздевается и стоит нагой. Входит служанка, оберегает свою жалкую честь, прикрыв глаза подолом юбки. Потом Халльвард завязывает на животе одеяло и говорит, что хочет идти к конунгу.
– Нагим пришел я из чрева матери моей! – восклицает он. Но стражники не пускают его. Он затевает драку со стражей. Упускает одеяло и дерется нагишом, получает оплеуху, кровь хлещет изо рта и носа, – он слизывает кровь и причмокивает, говоря: – Вот моя кровь, я пойду к конунгу и скажу: «Вот первая…»
– Но тебя же должны повесить? – кричит стражник.
– Это правда, да, – опомнился Халльвард, он снова почти счастлив. Но вскоре опять продолжает кричать.
Входит Гаут. Спокойно выгибает обрубленную руку дугой над головой Халльварда, повергая того в изумление. Обнажает руку и показывает култышку.
– Гляди, – говорит он, – обрубок, который давно мертв, сейчас на небесах и дожидается меня. Скоро я последую за ним. В горнем мире мы встретимся, моя рука и я.
Он заставляет Халльварда сесть, и тот больше не кричит.
– Ты охвачен глубоким страхом, – говорит Гаут. – Это последняя западня дьявола: в страхе ты будешь грешить, проклиная конунга, осудившего тебя! Но в приговоре конунга, грозящего тебе петлей, сокрыто твое собственное спасение. Поэтому тебе следует пойти к конунгу и сказать: «Дозволь мне, государь, просить повесить меня немедленно. Пусть меня повесят они, те, кто требуют этого – конунг Магнус и его люди. Магнус не великий конунг. Магнус раб своего честолюбия. Пусть он потешит свою честь! Выдай им меня». Так ты должен сказать.
«Этим ты, государь, подавишь собственное влечение к бренной славе и станешь еще более великим конунгом. Я стану лучше, даровав вам свою жизнь. Единственное, что имею. Но вручив тебе этот бесценный дар, я спасу многие жизни. В стране воцарится мир». Так ты должен сказать.
Халльвард больше не кричит. Голова его покоится в объятиях Гаута, он плачет. Гаут гладит его волосы, кивает служанке, та подходит с водой и полотенцем. Осторожно Гаут омывает все тело Халльварда, убаюкивает и успокаивает его. Поворачивает его лицо к своему и говорит:
– Слушай меня, Халльвард…
Халльвард слушает.
– Если ты пойдешь к конунгу и попросишь выдать тебя на расправу Магнусу, попроси конунга отрубить мне вторую руку.
Тут Халльвард наконец улыбается.
– Так я, может быть, умру, – смеется Гаут.
Они сидят вместе на лавке до самого рассвета.
***
Вновь конунг Магнус говорит с боевого корабля в излучине у Церкви Христа. Он выглядит злобным и неуправляемым, вся его сила исходит из моря ненависти. Магнус неразумен. Потребуй он сейчас – когда берега заполнены народом, и большинство встревожено мыслью о начале открытой распри, – потребуй он выдачи убийцы, чтобы немедленно его повесить, народ вынудил бы Сверрира склонить свою упрямую голову. Но Магнус этого не делает. Вместо этого он кричит, что вызывает Сверрира на поединок:
– Только мы двое, один на один! Тогда мы сохраним людей. И адское пламя спалит тебя, Сверрир, когда я перешагну через твой труп! Осмелишься или нет?
Но священник из Киркьюбё спокоен. В глазах гнетущее безмолвие, он поднимается в седле и стоит так. Оглядывается – горожане и бонды сгрудились вдоль берегов. Ему известно, что ненависть – извечный спутник конунга. Многие в толпе полагают, что требование конунга Магнуса исходит от бесстрашного человека. Сверрир сперва говорит, что не пристало двум конунга сцепляться, как собачонки, и рвать друг друга насмерть.
– Но, Магнус, я предлагаю тебе иную битву – и она потребует от нас не меньшего мужества. Рискнет ли твоя мудрость вновь схлестнуться с моей в ризнице церкви Христа?
Но именно на это Магнус не отваживается. Вот где его слабость. Он хочет избежать этого, вызывая Сверрира на поединок. Человек на корме вмиг утрачивает последнюю способность следить за своими словами. Он вопит, что ты, Сверрир, никакой не сын конунга, а изменник, – священник с далеких островов, ты лгал перед алтарем Всевышнего и бесчестил свою собственную мать. Разве твой отец не здесь, в Нидаросе, – пьяная свинья, оружейник с сажей на ладонях? Он отец конунга Сверрира! Рядом с тобой Эйрик – разве он не бежал позорно из Миклагарда? Вместе вы состряпали испытание железом, чтобы объявить его сыном конунга. Но это вам не поможет! Однажды я получил корону – и меч, и скипетр. Надо мною Божье благословение – страна моя, и ни единой горсти земли я не отдам, – кроме той, что швырну тебе в лицо!
Он тяжело дышит и молчит. В своем сумасбродстве и негодовании он говорил складно.
Сверрир спешивается. Посреди всеобщей мертвой тишины безоружный идет к берегу и встает прямо против палубы магнусова корабля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104