Везти ее из страны в страну было сущим наказанием – к тому же на потеху другим всадникам. Но гонцы вернулись в Нидарос. И – по обычаю далекого Миклагарда – опустились на колени перед ярлом и его супругой и вручили бесценный дар, призванный уберечь повелительницу от красных язвочек на коже и ночных укусов блох.
Ярл Эйрик Конунгов Брат тоже был неглуп. Он знал, что слух полетит от женщины к женщине, и Астрид – хоть и рожденная под более суровым небом – вряд ли придет в восторг, узнав, что другая женщина – и жена не конунга, а ярла – спит без помех по ночам. Поэтому ярл предусмотрительно велел своим людям привезти две женских перины. Одна была передана Астрид в дар от Абильгунды. Темная, рожденная невольницей, сама внесла дар для светлой, рожденной свободной, с каскадом волос, равно способной в играх, приносящих радость мужчине, пока она не занимается ими с другим. И обе обнялись.
Конунг наивно гордился всем, что могло послужить во славу фру Астрид. Он зычным голосом приказал служанкам конунговой усадьбы немедленно постелить женскую перину на ее и его постель. Когда опустился вечер с его голубым свечением над морем, краснеющими над дальним нагорьем облаками, тишиной улиц, одиноким пением, молящимся Гаутом, моим отцом с его многозначительным прищуром глаз – тогда конунг провозгласил, что хочет оказать своей жене и самым близким людям честь, которой все они достойны.
Сначала нас позвали в опочивальню конунга. Астрид была одета.
Потом нас выставили – с улыбкой – и велели ждать снаружи. Конунг сам властно раздел ее. Нас пригласили внутрь. И тогда под женской периной мы увидели Астрид из Киркьюбё – ее изящно торчащую головку, белые плечи и затылок, – все остальное принадлежит конунгу. А женская перина может быть и ловушкой для мужчины.
Потом мы вышли, все, кроме него.
Он был народным конунгом, его неутолимая страсть к ней служила к чести для обоих.
Это любовь.
***
Это любовь.
Близнецы Торгрим и Томас, оба однорукие, нашли себе женщину и пожелали вступить с ней в брак. У обоих уже был ребенок – от другой женщины, – кто из них отец, не знал никто, в том числе и они. Они прогнали ее от себя, когда та потребовала венчаться только с одним из братьев. Теперь они нашли такую, которой были милы оба, а она – им. Она твердо верила, что осилит свое двойное призвание в жизни. Когда они шли по улицам Нидароса, это была красивая процессия. Она посередине, светловолосая, с тяжелыми мочками ушей, круглыми щеками, пламенеющими, как розы, особенно когда она смотрела направо или налево, где шли ее будущие мужья. И братья – с торчащими, словно сломанные крылья, култышками, раскачивающимися в такт ходьбе. Оба сильно веснушчатые, – люди конунга Сверрира, хотя и строжайше наказанные его мечом. Развитые не по годам, смышленые и возмужалые – оба не хотели позволить другому быть у нее единственным.
И в этом она соглашалась с ними.
Это любовь.
Братьев и их женщину обсуждали за столом у конунга. Сверрир сказал, что приняв их за одного, а второго за призрак – можно позволить им жить в триединстве, и пусть каждый делает с ней, что вздумается. Если двое за одного, заявил он, да третья в придачу, получается всего двое? Ни он, ни мы не знали, глупо ли он выглядел в тот миг.
– Но, – продолжал конунг, – эти священники! Подумайте, что за чертовщина разразится в стране норвежцев, если конунг позволит двоим жениться на одной? Я и прежде был несимпатичен поповской братии. Еще хуже стану, допустив такое святотатство. И подумайте о женщинах страны… – сказал он. Огляделся вокруг и добавил: – Подумайте об Астрид…
Все мы теперь думали об Астрид. Троллиха из Киркьюбё, способная объесть за столом не одного мужчину (чтобы не сказать – за столом и в постели), она узнала о том, что задумали близнецы. Незамедлительно явилась к конунгу со строжайшим видом.
– Можешь не сомневаться в том, что думает народ! – сказала она.
– Тут у меня нет сомнений, – ответил он. – Но разве прежде в стране норвежцев не бывало, чтобы женщина имела нескольких мужей?
– Именно поэтому они осуждают и всех прочих, кто так живет, – возразила она.
– Мне жаль их! – вскричал конунг, когда Астрид вышла. – Мы отрубили обоим руки, но что толку лить слезы о пущенной стреле. Взяв общую жену, они получат четыре руки на троих, к этому стоит прислушаться?
– Нельзя ли одному жениться на ней в церкви и обоим в уединении? – поинтересовался я.
– Ты же сам знаешь, что они любят порядок во всем. Они настаивают, чтобы женщина, к которой оба испытывают влечение, стала женой обоих по закону. Властитель я или раб? – крикнул он мне и разозлился.
– Не знаю, – ответил я. – Давай подумаем.
Как всегда, когда что-то случается, к конунгу вызвали моего доброго отца Эйнара Мудрого. Он поведал лживую сагу из давних времен об одном воине, женатом на четырех сестрах и имевшем близнецов от каждой. На сей раз отец поспешил, и мы отменно посмеялись – он хотел скрыть, что оказался столь же беспомощным, как и мы.
– Дружина на стороне братьев, – сказал конунг. – Все войско тоже, можете быть уверены! И возможно, большинство бондов. Но женщины против. И священники. Что ж, война в стране вспыхивала и не по такой веской причине, – произнес он.
Ту, на ком хотели жениться братья, звали Йоханна. Это было имя святой женщины, заимствованное из дальних стран. Мы с конунгом согласились, что ее имя святее ее самой.
– Что они в ней нашли? – гремел конунг.
– Мне пойти спросить у них? – поинтересовался я.
Он не ответил, потому что вошла Астрид, ведя за руки сыновей. Она сказала: – Помни, твой долг думать о будущем сыновей в этой стране!
И ушла.
Конунг глупо уставился ей вслед, но промолчал.
Кончилось тем, что мы велели монаху Мартейну, нашему близкому другу с острова ирландцев, обвенчать двоих. Торгрим, или то был Томас, стоял подле Йоханны, а за колонной прятался Томас, или то был Торгрим? Посреди долгих молитв, положенных по такому случаю, Мартейна скрутил приступ кашля – он стал похож на железный гвоздь под ударами молота. Юноши быстро поменялись местами. Так она наполовину обвенчалась с обоими, а они с одной, и конунг всех щедро одарил. Братья повели ее домой, в свою родовую усадьбу, которую они унаследовали, и она не знала, кто есть кто. И так никогда и не узнала.
Это любовь.
***
Это любовь.
Однажды вечером в конунговой усадьбе сидели Астрид, Сверрир и я. Прибыл погостить Бард сын Гутхорма со своей новой невестой: сестрой Сверрира фру Сесилией из Хамара. Она теперь развелась с первым мужем. Прежде я всегда видел и знал Сесилию дикой необъезженной кобылицей, охочей до жеребцов, но при этом умеющей быть учтивой, красивой и соблюдавшей свое достоинство, – и жестокой, порывистой в мыслях. Теперь она изменилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Ярл Эйрик Конунгов Брат тоже был неглуп. Он знал, что слух полетит от женщины к женщине, и Астрид – хоть и рожденная под более суровым небом – вряд ли придет в восторг, узнав, что другая женщина – и жена не конунга, а ярла – спит без помех по ночам. Поэтому ярл предусмотрительно велел своим людям привезти две женских перины. Одна была передана Астрид в дар от Абильгунды. Темная, рожденная невольницей, сама внесла дар для светлой, рожденной свободной, с каскадом волос, равно способной в играх, приносящих радость мужчине, пока она не занимается ими с другим. И обе обнялись.
Конунг наивно гордился всем, что могло послужить во славу фру Астрид. Он зычным голосом приказал служанкам конунговой усадьбы немедленно постелить женскую перину на ее и его постель. Когда опустился вечер с его голубым свечением над морем, краснеющими над дальним нагорьем облаками, тишиной улиц, одиноким пением, молящимся Гаутом, моим отцом с его многозначительным прищуром глаз – тогда конунг провозгласил, что хочет оказать своей жене и самым близким людям честь, которой все они достойны.
Сначала нас позвали в опочивальню конунга. Астрид была одета.
Потом нас выставили – с улыбкой – и велели ждать снаружи. Конунг сам властно раздел ее. Нас пригласили внутрь. И тогда под женской периной мы увидели Астрид из Киркьюбё – ее изящно торчащую головку, белые плечи и затылок, – все остальное принадлежит конунгу. А женская перина может быть и ловушкой для мужчины.
Потом мы вышли, все, кроме него.
Он был народным конунгом, его неутолимая страсть к ней служила к чести для обоих.
Это любовь.
***
Это любовь.
Близнецы Торгрим и Томас, оба однорукие, нашли себе женщину и пожелали вступить с ней в брак. У обоих уже был ребенок – от другой женщины, – кто из них отец, не знал никто, в том числе и они. Они прогнали ее от себя, когда та потребовала венчаться только с одним из братьев. Теперь они нашли такую, которой были милы оба, а она – им. Она твердо верила, что осилит свое двойное призвание в жизни. Когда они шли по улицам Нидароса, это была красивая процессия. Она посередине, светловолосая, с тяжелыми мочками ушей, круглыми щеками, пламенеющими, как розы, особенно когда она смотрела направо или налево, где шли ее будущие мужья. И братья – с торчащими, словно сломанные крылья, култышками, раскачивающимися в такт ходьбе. Оба сильно веснушчатые, – люди конунга Сверрира, хотя и строжайше наказанные его мечом. Развитые не по годам, смышленые и возмужалые – оба не хотели позволить другому быть у нее единственным.
И в этом она соглашалась с ними.
Это любовь.
Братьев и их женщину обсуждали за столом у конунга. Сверрир сказал, что приняв их за одного, а второго за призрак – можно позволить им жить в триединстве, и пусть каждый делает с ней, что вздумается. Если двое за одного, заявил он, да третья в придачу, получается всего двое? Ни он, ни мы не знали, глупо ли он выглядел в тот миг.
– Но, – продолжал конунг, – эти священники! Подумайте, что за чертовщина разразится в стране норвежцев, если конунг позволит двоим жениться на одной? Я и прежде был несимпатичен поповской братии. Еще хуже стану, допустив такое святотатство. И подумайте о женщинах страны… – сказал он. Огляделся вокруг и добавил: – Подумайте об Астрид…
Все мы теперь думали об Астрид. Троллиха из Киркьюбё, способная объесть за столом не одного мужчину (чтобы не сказать – за столом и в постели), она узнала о том, что задумали близнецы. Незамедлительно явилась к конунгу со строжайшим видом.
– Можешь не сомневаться в том, что думает народ! – сказала она.
– Тут у меня нет сомнений, – ответил он. – Но разве прежде в стране норвежцев не бывало, чтобы женщина имела нескольких мужей?
– Именно поэтому они осуждают и всех прочих, кто так живет, – возразила она.
– Мне жаль их! – вскричал конунг, когда Астрид вышла. – Мы отрубили обоим руки, но что толку лить слезы о пущенной стреле. Взяв общую жену, они получат четыре руки на троих, к этому стоит прислушаться?
– Нельзя ли одному жениться на ней в церкви и обоим в уединении? – поинтересовался я.
– Ты же сам знаешь, что они любят порядок во всем. Они настаивают, чтобы женщина, к которой оба испытывают влечение, стала женой обоих по закону. Властитель я или раб? – крикнул он мне и разозлился.
– Не знаю, – ответил я. – Давай подумаем.
Как всегда, когда что-то случается, к конунгу вызвали моего доброго отца Эйнара Мудрого. Он поведал лживую сагу из давних времен об одном воине, женатом на четырех сестрах и имевшем близнецов от каждой. На сей раз отец поспешил, и мы отменно посмеялись – он хотел скрыть, что оказался столь же беспомощным, как и мы.
– Дружина на стороне братьев, – сказал конунг. – Все войско тоже, можете быть уверены! И возможно, большинство бондов. Но женщины против. И священники. Что ж, война в стране вспыхивала и не по такой веской причине, – произнес он.
Ту, на ком хотели жениться братья, звали Йоханна. Это было имя святой женщины, заимствованное из дальних стран. Мы с конунгом согласились, что ее имя святее ее самой.
– Что они в ней нашли? – гремел конунг.
– Мне пойти спросить у них? – поинтересовался я.
Он не ответил, потому что вошла Астрид, ведя за руки сыновей. Она сказала: – Помни, твой долг думать о будущем сыновей в этой стране!
И ушла.
Конунг глупо уставился ей вслед, но промолчал.
Кончилось тем, что мы велели монаху Мартейну, нашему близкому другу с острова ирландцев, обвенчать двоих. Торгрим, или то был Томас, стоял подле Йоханны, а за колонной прятался Томас, или то был Торгрим? Посреди долгих молитв, положенных по такому случаю, Мартейна скрутил приступ кашля – он стал похож на железный гвоздь под ударами молота. Юноши быстро поменялись местами. Так она наполовину обвенчалась с обоими, а они с одной, и конунг всех щедро одарил. Братья повели ее домой, в свою родовую усадьбу, которую они унаследовали, и она не знала, кто есть кто. И так никогда и не узнала.
Это любовь.
***
Это любовь.
Однажды вечером в конунговой усадьбе сидели Астрид, Сверрир и я. Прибыл погостить Бард сын Гутхорма со своей новой невестой: сестрой Сверрира фру Сесилией из Хамара. Она теперь развелась с первым мужем. Прежде я всегда видел и знал Сесилию дикой необъезженной кобылицей, охочей до жеребцов, но при этом умеющей быть учтивой, красивой и соблюдавшей свое достоинство, – и жестокой, порывистой в мыслях. Теперь она изменилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104