Гаргантюа
пройдет около Мэндела со стороны, противоположной Амаранту, движимый по
собственной орбите совместным притяжением обоих своих космических
партнеров. А маленькая Добеллия, попавшая на этот парад гигантов, будет
беспомощно болтаться в переплетении нитей динамической ткани тяготения.
Орбита Добеллии была стабильной. Не было никаких признаков, что Опал
и Тектон разъединятся, или что дублет улетит в бесконечность. Но, кроме
этого, астрономы ничего не гарантировали. Обстановку на поверхности Опала
и Тектона во время Летнего Прилива рассчитать невозможно.
Ребка, не отрываясь, глядел на Тектон. Этот тусклый серо-голубой шар
стал самой привычной деталью неба. Со времени их последней поездки по
Пуповине он особенно не изменился.
Или изменился? Ребка стал вглядываться внимательней. Не стал ли ореол
вокруг планеты еще более размытым из-за пыли, которая сильнее насыщала
тонкую кожуру воздушной оболочки Тектона?
Путешественников практически ничто не отвлекало от созерцания. Их
подъем происходил с постоянной скоростью, и внутри капсулы это движение
совсем не ощущалось. Лишь очень внимательный наблюдатель обратил бы
внимание на золотой узелок Станции-на-Полпути, который медленно
увеличивался в размерах. Их путешествие проходило не в невесомости:
воздействующие на них силы плавно уменьшались, но единственным отрезком
пути, где гравитация и центробежная сила уравновешивались, то есть
наступала невесомость, был короткий участок в двух тысячах километров за
Станцией-на-Полпути. А после него начинался настоящий спуск на Тектон,
когда капсула действительно падала к Тектону.
Ребка вздохнул и поднялся. Очень легко дать заворожить себя этому
космическому виду, подобно тому, как загипнотизировал Тектон Макса Перри.
И не только Перри. Он посмотрел на Грэйвза. Советник прилип к
иллюминатору.
Ребка подошел к лестнице и начал спускаться на нижний уровень
капсулы. Камбуз был примитивным, но у них с момента отъезда со Звездной
стороны крошки не было во рту. Будучи голодным, он привередничать не стал
и нажал на кнопки, почти не глядя. Вкус и запах заказанного им супа
значения не имели.
Из-за непрозрачных стен обстановка в нижней части капсулы была
угнетающе спокойной. Ребка подошел к столу и выбрал для себя музыкальный
отрывок. Сложная полифоническая музыка, сочиненная еще до Экспансии,
зазвучала в его голове. Сплетающиеся голоса фуги как бы предвещали встречу
Мэндела и его свиты. В течение десяти минут Ребка с удовольствием ел и
слушал, наслаждаясь одновременно двумя старейшими и, пожалуй, самыми
основными удовольствиями человечества. Неужели у кекропийцев, не имеющих
музыки, нет какого-нибудь заменяющего ее вида искусства?
Когда пьеса закончилась, он с удивлением обнаружил, что неподалеку
стоит Грэйвз и наблюдает за ним.
- Можно мне? - Советник сел за стол и показал на пустую миску. - Как?
Рекомендуете?
Ребка пожал плечами. Чего бы ни ждал от него Грэйвз, но рекомендация,
какой суп есть, вряд ли была первоочередной.
- Вам никогда не приходило в голову, - начал Грэйвз, - как это в
сущности невероятно, что мы способны почти без вспомогательных средств
есть и переваривать пищу тысячи разных миров? Все составные элементы этого
супа произведены на Опале, но ваш желудок без труда с ним справляется. Мы,
хайменопты и эти существа из кекропийского клайда - все совершенно
различны по своей биологии. И все же с помощью нескольких типов
моноклеточных бактерий в наших кишках мы можем есть ту же пищу, что и они.
Удивительно, не правда ли?
- Пожалуй.
Ребка ненавидел эти разговоры с Грэйвзом один на один. Эти голубые с
сумасшедшинкой глаза просто пугали его. Даже когда разговор казался общим,
ему все равно чудились какие-то подводные камни. Кроме того, его все время
сбивало с толку то, что он никогда точно не знал, с кем разговаривает: с
Джулиусом Грэйвзом или с его мнемоническим близнецом. У Стивена была
склонность к бесчисленным фактам и глупым шуткам. Джулиус отличался
тонкостью мысли и ничего не говорил прямо. Нынешний разговор мог быть
просто общением, если разговаривал один, или хитроумным подходом к
чему-то, если говорил другой.
Грэйвз продолжал, ухмыляясь:
- Знаю, вы не считаете существенным то, что мы можем есть опальскую
пищу или пищу Тектона. Но это очень много значит. Во-первых, это полностью
расправляется с теорией, объясняющей, почему люди не вступили при первой
же встрече в войну с кекропийцами. Люди говорят, что не стали воевать, так
как не было предметов или ресурсов, нужных обоим. Но это чушь. Нам нужны
те же, что и им, неорганические ресурсы, вроде металлов, и другое сырье. А
они могут с помощью некоторых бактерий есть одинаковую с нами пищу. Если
возникнет нужда, люди смогут есть кекропийцев и наоборот. Значит, перед
нами еще одна загадка.
Ребка кивнул, показывая, что слушает. Лучше было играть простого
парня и не болтать лишнего.
- Мы смотрим на кекропийца, - продолжил Грэйвз, - или лотфианина, или
хайменопта и говорим: "Как чужды они нам! Как отличаются они от нас!" Но
загадка совсем в другом. В противоположном. Мы должны бы спросить, почему
все мы так похожи друг на друга. Как возможно такое, что существа из
различных клайдов, зародившиеся в различных мирах, согретых солнцами самых
разных спектральных классов, существа самого различного биологического
строения, общественная история развития которых не имеет ни единой общей
черты... Как могут они быть настолько похожи, что способны есть одну и ту
же пищу? Как могут они быть так похожи по внешнему виду, что для названия
живых существ с самых далеких звезд мы спокойно пользуемся названиями
аналогичных земных насекомых: кекропийцы, хайменопты, хриземиды? Почему мы
можем так или иначе разговаривать друг с другом и прекрасно все понимаем?
Как это получается, что мы одинаково представляем себе нормы поведения?
Настолько, что единый этический совет смог принять правила, пригодные для
всей ветви галактики. Как может все это быть? Впрочем, вся наша
галактическая ветвь представляет собой сплошную загадку.
Рассуждения Грэйвза к чему-то подводили. В этом Ребка не сомневался.
Однако тому еще надо было многое высказать, прежде чем он дойдет до сути.
В эту минуту он, казалось, полностью погрузился в философствование.
- Тайн и загадок чрезвычайно много, - разглагольствовал Грэйвз. -
Например, Строители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
пройдет около Мэндела со стороны, противоположной Амаранту, движимый по
собственной орбите совместным притяжением обоих своих космических
партнеров. А маленькая Добеллия, попавшая на этот парад гигантов, будет
беспомощно болтаться в переплетении нитей динамической ткани тяготения.
Орбита Добеллии была стабильной. Не было никаких признаков, что Опал
и Тектон разъединятся, или что дублет улетит в бесконечность. Но, кроме
этого, астрономы ничего не гарантировали. Обстановку на поверхности Опала
и Тектона во время Летнего Прилива рассчитать невозможно.
Ребка, не отрываясь, глядел на Тектон. Этот тусклый серо-голубой шар
стал самой привычной деталью неба. Со времени их последней поездки по
Пуповине он особенно не изменился.
Или изменился? Ребка стал вглядываться внимательней. Не стал ли ореол
вокруг планеты еще более размытым из-за пыли, которая сильнее насыщала
тонкую кожуру воздушной оболочки Тектона?
Путешественников практически ничто не отвлекало от созерцания. Их
подъем происходил с постоянной скоростью, и внутри капсулы это движение
совсем не ощущалось. Лишь очень внимательный наблюдатель обратил бы
внимание на золотой узелок Станции-на-Полпути, который медленно
увеличивался в размерах. Их путешествие проходило не в невесомости:
воздействующие на них силы плавно уменьшались, но единственным отрезком
пути, где гравитация и центробежная сила уравновешивались, то есть
наступала невесомость, был короткий участок в двух тысячах километров за
Станцией-на-Полпути. А после него начинался настоящий спуск на Тектон,
когда капсула действительно падала к Тектону.
Ребка вздохнул и поднялся. Очень легко дать заворожить себя этому
космическому виду, подобно тому, как загипнотизировал Тектон Макса Перри.
И не только Перри. Он посмотрел на Грэйвза. Советник прилип к
иллюминатору.
Ребка подошел к лестнице и начал спускаться на нижний уровень
капсулы. Камбуз был примитивным, но у них с момента отъезда со Звездной
стороны крошки не было во рту. Будучи голодным, он привередничать не стал
и нажал на кнопки, почти не глядя. Вкус и запах заказанного им супа
значения не имели.
Из-за непрозрачных стен обстановка в нижней части капсулы была
угнетающе спокойной. Ребка подошел к столу и выбрал для себя музыкальный
отрывок. Сложная полифоническая музыка, сочиненная еще до Экспансии,
зазвучала в его голове. Сплетающиеся голоса фуги как бы предвещали встречу
Мэндела и его свиты. В течение десяти минут Ребка с удовольствием ел и
слушал, наслаждаясь одновременно двумя старейшими и, пожалуй, самыми
основными удовольствиями человечества. Неужели у кекропийцев, не имеющих
музыки, нет какого-нибудь заменяющего ее вида искусства?
Когда пьеса закончилась, он с удивлением обнаружил, что неподалеку
стоит Грэйвз и наблюдает за ним.
- Можно мне? - Советник сел за стол и показал на пустую миску. - Как?
Рекомендуете?
Ребка пожал плечами. Чего бы ни ждал от него Грэйвз, но рекомендация,
какой суп есть, вряд ли была первоочередной.
- Вам никогда не приходило в голову, - начал Грэйвз, - как это в
сущности невероятно, что мы способны почти без вспомогательных средств
есть и переваривать пищу тысячи разных миров? Все составные элементы этого
супа произведены на Опале, но ваш желудок без труда с ним справляется. Мы,
хайменопты и эти существа из кекропийского клайда - все совершенно
различны по своей биологии. И все же с помощью нескольких типов
моноклеточных бактерий в наших кишках мы можем есть ту же пищу, что и они.
Удивительно, не правда ли?
- Пожалуй.
Ребка ненавидел эти разговоры с Грэйвзом один на один. Эти голубые с
сумасшедшинкой глаза просто пугали его. Даже когда разговор казался общим,
ему все равно чудились какие-то подводные камни. Кроме того, его все время
сбивало с толку то, что он никогда точно не знал, с кем разговаривает: с
Джулиусом Грэйвзом или с его мнемоническим близнецом. У Стивена была
склонность к бесчисленным фактам и глупым шуткам. Джулиус отличался
тонкостью мысли и ничего не говорил прямо. Нынешний разговор мог быть
просто общением, если разговаривал один, или хитроумным подходом к
чему-то, если говорил другой.
Грэйвз продолжал, ухмыляясь:
- Знаю, вы не считаете существенным то, что мы можем есть опальскую
пищу или пищу Тектона. Но это очень много значит. Во-первых, это полностью
расправляется с теорией, объясняющей, почему люди не вступили при первой
же встрече в войну с кекропийцами. Люди говорят, что не стали воевать, так
как не было предметов или ресурсов, нужных обоим. Но это чушь. Нам нужны
те же, что и им, неорганические ресурсы, вроде металлов, и другое сырье. А
они могут с помощью некоторых бактерий есть одинаковую с нами пищу. Если
возникнет нужда, люди смогут есть кекропийцев и наоборот. Значит, перед
нами еще одна загадка.
Ребка кивнул, показывая, что слушает. Лучше было играть простого
парня и не болтать лишнего.
- Мы смотрим на кекропийца, - продолжил Грэйвз, - или лотфианина, или
хайменопта и говорим: "Как чужды они нам! Как отличаются они от нас!" Но
загадка совсем в другом. В противоположном. Мы должны бы спросить, почему
все мы так похожи друг на друга. Как возможно такое, что существа из
различных клайдов, зародившиеся в различных мирах, согретых солнцами самых
разных спектральных классов, существа самого различного биологического
строения, общественная история развития которых не имеет ни единой общей
черты... Как могут они быть настолько похожи, что способны есть одну и ту
же пищу? Как могут они быть так похожи по внешнему виду, что для названия
живых существ с самых далеких звезд мы спокойно пользуемся названиями
аналогичных земных насекомых: кекропийцы, хайменопты, хриземиды? Почему мы
можем так или иначе разговаривать друг с другом и прекрасно все понимаем?
Как это получается, что мы одинаково представляем себе нормы поведения?
Настолько, что единый этический совет смог принять правила, пригодные для
всей ветви галактики. Как может все это быть? Впрочем, вся наша
галактическая ветвь представляет собой сплошную загадку.
Рассуждения Грэйвза к чему-то подводили. В этом Ребка не сомневался.
Однако тому еще надо было многое высказать, прежде чем он дойдет до сути.
В эту минуту он, казалось, полностью погрузился в философствование.
- Тайн и загадок чрезвычайно много, - разглагольствовал Грэйвз. -
Например, Строители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78