она попросту сметала все до последней крошки. В конце концов я отказался от попыток обнаружить хоть что-то вареное или тушеное и взялся поимпровизировать на тему плова с луком и изюмом. У Арлетты не оказалось нужных специй — я люблю добавлять в плов щепотку кориандра, — но в кулинарии, как и в международном шпионаже частенько приходится работать с подручными материалами. Я сытно поел, выпил кофе, послушал радио. Ясное солнечное утро сменилось нестерпимо жарким полуднем. Я умирал от духоты, потел, раздевался, бежал в душ, одевался, снова потел и т.д.
А потом вернулась Арлетта: румянец на щеках, веселые огоньки в глазах — она впорхнула в квартиру точно на крыльях. Вынужденное безделье взаперти выжало из меня куда больше жизненных соков, чем ее путешествие на другой конец города.
— Ах, Ивен! — воскликнула она, с яростной нежностью целуя меня. — Какое огромное здание! Я трижды прошла через весь павильон Кубы от начала до конца. Если бы только члены нашей организации и сочувствующие могли бы туда попасть! Это просто потрясающе! Я испытала такое вдохновение от их экспозиции!
— Значит, идеи социалистической революции тебе близки?
— При чем тут социализм? Плевать я на него хотела! Разве это так важно? Их павильон поражает вовсе не идеологическим содержанием революционного пафоса, а самим азартом революции. И какое драматическое воплощение они для этого нашли! Как кричат, перебивая друг друга, революционные лозунги: ты буквально своими ушами слышишь треск пулеметных очередей и гулкие разрывы снарядов. Это чистое вдохновение, Ивен!
— Когда человек испытывает революционный порыв, любая революция становится для него вдохновением.
— Вот именно! — Она закурила «голуазину». — Только в третье посещение я смогла отвлечься от мощного эмоционального воздействия кубинской экспозиции. Я словно перенеслась в иной мир и с трудом могла сосредоточиться на цели своего посещения. Но в третий раз мощный импульс эмоционального воздействия пропал. Я смогла спокойно, без всякого волнения, там все осмотреть… Мне кажется…
— Что?
— Твои подозрения относительно кубинцев вполне оправданы.
— И чем же они там занимаются?
— Не знаю.
— Но чем-то занимаются?
— Безусловно! — Она затянулась сигаретой. — Не могу точно объяснить, почему я так чувствую, но ощущение у меня создалось твердое. И то как себя ведут охранники, и то, как они шныряют глазами туда-сюда, да и в самом их облике есть что-то… Во всем!. — она неопределенно взмахнула руками. — Вся атмосфера, вся аура этого здания… Кажется, что там то ли двойной пол, то ли двойные стены, то ли двойной потолок. Ой, что-то я раскудахталась…
— Нет-нет. Я понимаю, о чем ты…
— Но реально я там ничего такого не увидела. Ты понимаешь? — Она покачала головой. — И честно сказать, ничего не нашла. Ох, Ивен, я так беспокоюсь о твоей девочке. Бедняжка! Не хотела бы я потеряться в этом павильоне! Я чувствую, я ощущаю: что-то там не так. Жуткое место!
Я отвернулся и подошел к окну. Оно выходило в переулочек. Я уставился в глухую стену дома напротив. В последнее время, подумал я, что-то я очень часто упираюсь в глухие стены. Будь проклята королевская канадская конная полиция! Будь проклята канадская иммиграционная служба. А уж как будь проклята бессмертная душа Ежи Пжижешевского, я и передать не могу! Минна черт знает где, и мне по-хорошему надо бы ее искать, а вместо этого я торчу у Арлетты и смотрю, как мир весело катится ко всем чертям. Да и ко всему прочему жарко стало в этой квартирке, чертовски жарко. Если бы я хотел сидеть и бездельничать, мог бы преспокойно жариться в своей манхеттенской квартире.
— Ты виделся с Эмилем, Ивен?
— Да.
— И как, программу мероприятий выработали?
Я вкратце посвятил ее в план засады. Она слушала меня, с замиранием сердца ловя каждое слово, а мне было на все наплевать, потому что ее сердце принадлежало будущей спецоперации, а мое нет. Когда я умолк, в комнате повисла тишина. Теперь Арлетта отвернулась и стала смотреть в окно, а я подошел к кровати и растянулся на тигровой шкуре. Арлетта подошла и прилегла рядом. Но я ее не поцеловал.
— Бедненький Ивен!
— Именно там Минна и пропала — тут сомнений никаких. В чертовом павильоне, прославляющем кубинскую революцию.
— Ненаглядный мой!
— И вовсе она не потерялась и не заблудилась. Ее похитили. Вот только интересно…
— Что?
Я привстал на локте.
— Ну, ладно, допустим, им просто нравится похищать людей. Допустим. И выставочный павильон для этого идеальное место. Там всегда полно народу. Они могут выбрать из бесконечного потока посетителей тех, кто вроде бы пришел один, без сопровождающих, и кого, вероятно, никто не хватится. Но…
— Что?
— Но зачем им это нужно? Черт… — Я спрыгнул с тигровой шкуры на пол. — Вот если бы мы вдвоем туда пошли… Нет, это исключено.
— А зачем нам туда вдвоем?
— Один бы встал у входа, другой — у выхода. Один бы считал, сколько человек входит в кубинский павильон, а другой — сколько выходит. Если входит больше, чем выходит, то…
— Теперь понятно!
— Но это очень рискованно. Чтобы прийти к какому-то определенному выводу, нам придется провести возле павильона несколько часов. Даже отвлекаясь от того, что я в розыске, вряд ли можно проторчать несколько часов на одном месте и не привлечь к себе внимание охраны.
— Трудно, — согласилась она.
— Два человека могут долго простоять на одном месте, не вызывая никаких подозрений, только если это их стояние чем-то оправдано. Ну например, они могут продавать мороженое с лотка. Или сувениры. Но наверняка выдача лицензий на торговлю в разнос строго контролируется администрацией выставки. К тому же у мороженщика всегда полно работы, чтобы еще и следить за числом входящих и выходящих. Что же нам делать…
— Придумала!
— Что?
— Братишки!
— Жан и Жак? — ухмыльнулся я. — Почему-то я от твоей идеи не в восторге. Они наверняка захотят ввязаться в рукопашную и взять павильон штурмом. Вполне возможно, им это удастся, но я не думаю, что…
— Не эти, другие. Сет и Рэндольф.
— Что— то я их не припомню.
— А ты с ними не встречался. Они не из нашего движения. Они американцы, как и ты. И…
— Не стоит впутывать в это дело американцев, Арлетта!
— Но они совсем не такие! Они... как это вы говорите… закусили...
— Как?
— Пардон! Закосили от армии.
— А, так они призывники-уклонисты?
— Ну да! — Ее мордашка приняла мечтательное выражение. — Они такие романтики! Такие молодые и оба ужасно милые!
— Я так понимаю, Арлетта, ты с ними достаточно близко знакома, а?
— Ну да! — ответила юная революционерка и невольно покосилась на кровать под тигровой шкурой.
— Сразу с обоими?
— Они же мои друзья. Настоящие друзья!
— Жанна д'Арк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
А потом вернулась Арлетта: румянец на щеках, веселые огоньки в глазах — она впорхнула в квартиру точно на крыльях. Вынужденное безделье взаперти выжало из меня куда больше жизненных соков, чем ее путешествие на другой конец города.
— Ах, Ивен! — воскликнула она, с яростной нежностью целуя меня. — Какое огромное здание! Я трижды прошла через весь павильон Кубы от начала до конца. Если бы только члены нашей организации и сочувствующие могли бы туда попасть! Это просто потрясающе! Я испытала такое вдохновение от их экспозиции!
— Значит, идеи социалистической революции тебе близки?
— При чем тут социализм? Плевать я на него хотела! Разве это так важно? Их павильон поражает вовсе не идеологическим содержанием революционного пафоса, а самим азартом революции. И какое драматическое воплощение они для этого нашли! Как кричат, перебивая друг друга, революционные лозунги: ты буквально своими ушами слышишь треск пулеметных очередей и гулкие разрывы снарядов. Это чистое вдохновение, Ивен!
— Когда человек испытывает революционный порыв, любая революция становится для него вдохновением.
— Вот именно! — Она закурила «голуазину». — Только в третье посещение я смогла отвлечься от мощного эмоционального воздействия кубинской экспозиции. Я словно перенеслась в иной мир и с трудом могла сосредоточиться на цели своего посещения. Но в третий раз мощный импульс эмоционального воздействия пропал. Я смогла спокойно, без всякого волнения, там все осмотреть… Мне кажется…
— Что?
— Твои подозрения относительно кубинцев вполне оправданы.
— И чем же они там занимаются?
— Не знаю.
— Но чем-то занимаются?
— Безусловно! — Она затянулась сигаретой. — Не могу точно объяснить, почему я так чувствую, но ощущение у меня создалось твердое. И то как себя ведут охранники, и то, как они шныряют глазами туда-сюда, да и в самом их облике есть что-то… Во всем!. — она неопределенно взмахнула руками. — Вся атмосфера, вся аура этого здания… Кажется, что там то ли двойной пол, то ли двойные стены, то ли двойной потолок. Ой, что-то я раскудахталась…
— Нет-нет. Я понимаю, о чем ты…
— Но реально я там ничего такого не увидела. Ты понимаешь? — Она покачала головой. — И честно сказать, ничего не нашла. Ох, Ивен, я так беспокоюсь о твоей девочке. Бедняжка! Не хотела бы я потеряться в этом павильоне! Я чувствую, я ощущаю: что-то там не так. Жуткое место!
Я отвернулся и подошел к окну. Оно выходило в переулочек. Я уставился в глухую стену дома напротив. В последнее время, подумал я, что-то я очень часто упираюсь в глухие стены. Будь проклята королевская канадская конная полиция! Будь проклята канадская иммиграционная служба. А уж как будь проклята бессмертная душа Ежи Пжижешевского, я и передать не могу! Минна черт знает где, и мне по-хорошему надо бы ее искать, а вместо этого я торчу у Арлетты и смотрю, как мир весело катится ко всем чертям. Да и ко всему прочему жарко стало в этой квартирке, чертовски жарко. Если бы я хотел сидеть и бездельничать, мог бы преспокойно жариться в своей манхеттенской квартире.
— Ты виделся с Эмилем, Ивен?
— Да.
— И как, программу мероприятий выработали?
Я вкратце посвятил ее в план засады. Она слушала меня, с замиранием сердца ловя каждое слово, а мне было на все наплевать, потому что ее сердце принадлежало будущей спецоперации, а мое нет. Когда я умолк, в комнате повисла тишина. Теперь Арлетта отвернулась и стала смотреть в окно, а я подошел к кровати и растянулся на тигровой шкуре. Арлетта подошла и прилегла рядом. Но я ее не поцеловал.
— Бедненький Ивен!
— Именно там Минна и пропала — тут сомнений никаких. В чертовом павильоне, прославляющем кубинскую революцию.
— Ненаглядный мой!
— И вовсе она не потерялась и не заблудилась. Ее похитили. Вот только интересно…
— Что?
Я привстал на локте.
— Ну, ладно, допустим, им просто нравится похищать людей. Допустим. И выставочный павильон для этого идеальное место. Там всегда полно народу. Они могут выбрать из бесконечного потока посетителей тех, кто вроде бы пришел один, без сопровождающих, и кого, вероятно, никто не хватится. Но…
— Что?
— Но зачем им это нужно? Черт… — Я спрыгнул с тигровой шкуры на пол. — Вот если бы мы вдвоем туда пошли… Нет, это исключено.
— А зачем нам туда вдвоем?
— Один бы встал у входа, другой — у выхода. Один бы считал, сколько человек входит в кубинский павильон, а другой — сколько выходит. Если входит больше, чем выходит, то…
— Теперь понятно!
— Но это очень рискованно. Чтобы прийти к какому-то определенному выводу, нам придется провести возле павильона несколько часов. Даже отвлекаясь от того, что я в розыске, вряд ли можно проторчать несколько часов на одном месте и не привлечь к себе внимание охраны.
— Трудно, — согласилась она.
— Два человека могут долго простоять на одном месте, не вызывая никаких подозрений, только если это их стояние чем-то оправдано. Ну например, они могут продавать мороженое с лотка. Или сувениры. Но наверняка выдача лицензий на торговлю в разнос строго контролируется администрацией выставки. К тому же у мороженщика всегда полно работы, чтобы еще и следить за числом входящих и выходящих. Что же нам делать…
— Придумала!
— Что?
— Братишки!
— Жан и Жак? — ухмыльнулся я. — Почему-то я от твоей идеи не в восторге. Они наверняка захотят ввязаться в рукопашную и взять павильон штурмом. Вполне возможно, им это удастся, но я не думаю, что…
— Не эти, другие. Сет и Рэндольф.
— Что— то я их не припомню.
— А ты с ними не встречался. Они не из нашего движения. Они американцы, как и ты. И…
— Не стоит впутывать в это дело американцев, Арлетта!
— Но они совсем не такие! Они... как это вы говорите… закусили...
— Как?
— Пардон! Закосили от армии.
— А, так они призывники-уклонисты?
— Ну да! — Ее мордашка приняла мечтательное выражение. — Они такие романтики! Такие молодые и оба ужасно милые!
— Я так понимаю, Арлетта, ты с ними достаточно близко знакома, а?
— Ну да! — ответила юная революционерка и невольно покосилась на кровать под тигровой шкурой.
— Сразу с обоими?
— Они же мои друзья. Настоящие друзья!
— Жанна д'Арк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58