– Может быть, кому-то из нас стоит отвести его в сторонку и растолковать, что к чему? – предложил Улаф.
– И не думай, – ответила ему Миртаи. – Он хорош таким, каков есть. Оставь его в покое.
– Миртаи права, – согласилась Элана. – Не вздумайте мне портить Берита, господа. Мы хотим подольше сохранить его невинность. – Лукавая улыбка тронула ее губы. – Вот сэр Бевьер – иное дело. Пора нам подыскать ему жену. Он мог бы стать превосходным мужем для какой-нибудь достойной девушки.
Бевьер слабо усмехнулся:
– Я уже женат, ваше величество, – на церкви.
– Помолвлен, Бевьер, но отнюдь не женат. Не спеши примеривать монашескую рясу, сэр рыцарь. Я еще не отступилась от своих замыслов относительно тебя.
– Не лучше ли будет приняться за дело поближе к дому, ваше величество? – предложил он. – Если вам гак необходимо кого-то женить, у вас есть наготове сэр Келтэн.
– Келтэн? – недоверчиво переспросила она. – Что за глупости, Бевьер? Такого я не пожелала бы ни одной женщине.
– Ваше величество! – запротестовал Келтэн.
– Я тебя обожаю, Келтэн, – улыбнулась Элана светловолосому пандионцу, – но ты просто не создан для роли мужа. Я бы ни за что не решилась устраивать твой брак. По совести говоря, я не могла бы даже приказать какой-то девушке стать твоей женой. Тиниен – это еще возможно, но вас с Улафом Господь обрек оставаться холостяками.
– И меня? – мягко отозвался Улаф.
– Да, – ответила она, – и тебя.
Открылась дверь, и вошли Стрейджен и Телэн. Оба были одеты просто и неприметно, как всегда одевались, устраивая вылазки в город.
– Удалось? – спросил Спархок.
– Мы нашли его, – ответил Стрейджен, отдавая свой плащ Алиэн. – Он не из тех людей, которые мне по душе. Он карманник, а из карманников обычно получаются плохие вожаки. Не тот у них характер.
– Стрейджен! – запротестовал Телэн.
– Ты не настоящий карманник, мой юный друг, – сказал ему Стрейджен. – Для тебя это лишь временное занятие, пока не подрастешь. Так или иначе, местного воровского вожака зовут Кондрак. Надо отдать ему должное, он быстро смекнул, что устойчивость власти выгодна и нам, и ему. Грабить дома во время мятежа – дело весьма выгодное, но недолгое. Хороший вор куда успешней работает в мирные времена. Само собой, Кондрак в одиночку не может решать за всех. Ему нужно посоветоваться со своими напарниками в других городах Империи.
– Но на это уйдет год, если не больше, – сухо заметил Спархок.
– Отнюдь, – покачал головой Стрейджен. – Воры путешествуют куда быстрее, чем честные люди. Кондрак собирается разослать гонцов с известием о нашем предложении. Он представит его в наивыгодном свете, так что, вполне вероятно, воры всех королевств Империи присоединятся к нашему делу.
– Как же мы узнаем, что они решили? – спросил Тиниен.
– В каждом крупном городе по пути я буду наносить визиты вежливости, – пожал плечами Стрейджен. – Рано или поздно я получу официальный ответ. Долго ждать не придется. К тому времени, когда мы доберемся до Материона, мы уже наверняка будем знать, каково окончательное решение. – Он испытующе глянул на Элану. – За последние годы ваше величество узнали много о нашем тайном правительстве. Как по-вашему, можем мы сделать эти сведения государственной тайной? Мы, воры, от чистого сердца готовы сотрудничать с вами и даже оказывать кой-какую помощь, но нам не хотелось бы, чтобы другие монархи были чересчур хорошо осведомлены о нашем образе действий. Какой-нибудь ретивый поборник порядка, чего доброго, решит расправиться с тайным правительством, а нам это причинит некоторые неудобства.
– Во что ты оценишь мое молчание? – поддразнила она.
Стрейджен посерьезнел.
– Это ты должна решить сама, Элана, – сказал он, отбрасывая прочь изыски этикета. – Я всегда старался помочь тебе, чем мог, потому что искренне люблю тебя. Однако если ты проболтаешься и другие монархи узнают то, что им знать не положено, я, увы, больше не смогу помогать тебе.
– Вы покинете меня, милорд Стрейджен?
– Никогда, моя королева, но мои собратья по ремеслу непременно меня прикончат, а в таком состоянии я вряд ли сумею быть вам полезен, не так ли?


***

Архимандрит Монсел был крупным, внушительного сложения мужчиной с пронзительными черными глазами и громадной черной бородой. Это было могучее, напористое, во всех смыслах выдающееся украшение, и архимандрит использовал его в качестве тарана. Борода предшествовала ему на ярд, куда бы он ни шел. Борода встопорщивалась, когда архимандрит бывал раздражен – а это случалось частенько, – и в сырую погоду завивалась крутыми завитками, точно полмили спутанной рыбачьей лески. Когда Монсел говорил, борода раскачивалась в разные стороны, как бы подкрепляя его высказывания. Патриарх Эмбан был совершенно зачарован бородой архимандрита.
– Это все равно что беседовать с ожившей изгородью, – сказал он Спархоку, когда они шли извилистыми коридорами дворца на личную встречу с архимандритом.
– Каких тем мне следует избегать в разговоре, ваша светлость? – спросил Спархок. – Я плохо знаком с доктриной астелийской церкви и не хотел бы ввязываться в теологические дебаты.
– Наши разногласия с Астелом, Спархок, лежат в основном в области церковного управления. Чисто теологические различия наших доктрин невелики. У нас светское духовенство, а их церковь монашеская. Наши священники – просто священники, их – еще и монахи. Разница, уверяю тебя, невелика, но все же она существует. Кроме того, у них намного больше священников и монахов, чем у нас, – примерно десятая часть всего населения.
– Так много?
– О да. В каждом дворянском поместье Астела имеется своя церковь и свой священник, и священник «помогает» прихожанам принимать решения.
– Откуда же они набирают столько желающих стать священниками?
– Из крепостных. Жизнь церковника имеет свои недостатки, но это лучше, чем быть крепостным.
– Да уж, церковь куда предпочтительнее.
– Намного, Спархок, намного. Монсел отнесется к тебе с уважением, поскольку ты принадлежишь к религиозному ордену. Да, кстати, поскольку ты исполняешь обязанности магистра Пандионского ордена, формально ты считаешься патриархом, так что не удивляйся, если он обратится к тебе «ваша светлость».
Длиннобородый монах ввел их в покои Монсела. Спархок уже заметил, что все астелийское духовенство носило бороды. Небольшая комната была отделана панелями темного дерева. Ковер был темно-коричневого цвета, а тяжелые занавеси на окнах – черного. Повсюду валялись книги, рукописи и свитки пергамента с загнутыми уголками.
– А, – сказал Монсел, – это ты, Эмбан. Что тебе здесь понадобилось?
– Сею зло и раздоры, Монсел. Я тут занялся просвещением местных язычников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143