ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Я дождался, пока они скрылись в джунглях. А когда факел Тельмы превратился в блеклое пятно, покинул свое укрытие и побежал мимо веранды. Пересек лужайку перед домом (рюкзачок нещадно колошматил меня при этом по спине) и притормозил только перед самой тропинкой.
Припав к земле, я пополз вперед. Из-за густого кустарника факела Тельмы не было видно. Но она и ее спутники не могли уйти далеко. Они всего лишь были немного впереди.
Прокравшись дальше, я добрался до поворота.
И увидел их.
На этой же тропинке, футах в пятидесяти впереди.
Они сажали Эрин в клетку.
В клетку размером с небольшую комнату, со стенками и потолком из стальных прутьев и такой же дверцей спереди.
Растворяющийся в темноте свет факела высвечивал едва видимые контуры второй клетки. От клетки Эрин ее отделяла полоска шириной в пешеходную дорожку – расстояние вполне достаточное, чтобы узники не могли дотянуться друг до друга.
В той другой клетке стояла девочка, втиснув лицо между прутьями. Свет на нее почти не падал, но она выглядела слишком маленькой для кого-либо из моих женщин.
Я подумал, что это, должно быть, Алиса, сестра Эрин.
В это время Уэзли втолкнул Эрин в дверь первой клетки, закрыл дверцу и запер ее на ключ.
Ключей у него была целая связка. Они висели на кольце размером с браслет. Замкнув Эрин в клетке, он накинул это кольцо на правое запястье.
Решив, что он и Тельма, наверное, скоро повернутся и пойдут назад, я юркнул с тропинки в заросли и пополз. Едва я остановился и обернулся, как они прошли мимо меня по тропинке.
Я их не видел, а значит, и они не могли увидеть меня.
Но мне был виден свет факела. Он медленно плыл в темноте не более чем в шести футах передо мной, но высоко от земли.
Уэзли и Тельма не разговаривали. Но и их шагов не было слышно. Все, что я слышал, так это тихое позвякивание ключей.
– Свет все удалялся и скоро исчез. Растворился вдали и звон ключей.
Я не шевелился.
Что, если это хитрость? Может быть, Уэзли остался позади, чтобы выскочить на меня из засады. Он мог отдать кольцо с ключами Тельме.
Не будь смешным, убеждал я себя. Да они почти наверняка считают меня мертвым, и уж точно не знают, что я их выследил.
А вдруг знают.
Вдруг они заметили меня. Где-то. Когда я следовал за ними к клеткам. Когда я шпионил за ними в окно. Или еще раньше. Может быть, даже заметили меня еще до наступления темноты.
Нет.
Они не знают, где я. Думают, что я мертв. И Уэзли не готовит мне западню. Он и Тельма возвращаются в особняк.
Возможно.
Я очень на это надеялся.
Но я не собирался лежать здесь всю ночь, прячась в кустах только потому, что существовал некоторый шанс того, что Уэзли мог поджидать меня в засаде возле клеток.
И я выполз из своего укрытия.
Стоя на четвереньках у самой тропинки, я посмотрел в обе стороны – направо и налево.
Нигде ни души.
Но и света факела Тельмы тоже не было видно.
Не видно было и клеток. Их поглотил мрак.
Поднявшись на ноги и пригибаясь почти до земли, я пробежал по тропинке и остановился в том месте, откуда было хорошо видно лужайку перед домом и сам особняк. Тельма и Уэзли почти дошли до веранды.
На моих глазах Тельма подошла к ведру, стоявшему сбоку от крыльца на веранду. Опустив факел вниз, она окунула в ведро его пылающий конец.
Света больше не было.
Так, по крайней мере, казалось несколько секунд. Но затем я увидел – или подумал, что увидел, – как Уэзли и Тельма взошли по ступенькам крыльца. Неясные, двигающиеся тени, лишь чуточку светлее темноты, придававшей им очертания.
Одно небольшое бледное пятнышко виднелось чуть отчетливее, чем остальные. “Должно быть, повязка на заднице Уэзли”, – подумал я.
На верхней площадке крыльца призраки исчезли, слившись с тенью, отбрасываемой крышей веранды.
Затем хлопнула дверь.
Это, они вошли в дом.
Мне оставалось только надеяться.
Не теряя ни минуты, я развернулся и бросился бегом к клеткам.
Птички в клетках
Без факела Тельмы тропинки не было видно. Вообще ничего не было видно, за исключением нескольких различных оттенков темноты, запятнанных кое-где белыми мазками лунного света.
Я вспомнил о зажигалке Эндрю, которую постоянно ощущал в правом переднем кармане шорт вместе с опасной бритвой и лосьоном Билли. Все это ударялось и терлось о бедро при ходьбе.
Выудив зажигалку, я уже занес было большой палец, чтобы высечь искру, но передумал.
В темноте я был почти невидим.
А быть невидимкой мне очень нравилось.
Когда тебя никто не видит, ты становишься таким неприступным и сильным.
Опустив зажигалку обратно в карман, я медленно продолжил свой путь, присматриваясь и прислушиваясь.
И вскоре услышал голоса. Тихие голоса девочек, доносившиеся откуда-то спереди и справа. И я пошел на них. Когда был достаточно близко, чтобы разбирать слова, я присел и стал слушать.
– Не будь дурой, – говорил один голос. – Мы еще недостаточно взрослые.
– Сама дура. – Этот был похож на голос Эрин, только более живой, чем когда я слышал его в последний раз. – Это зависит не от возраста, а от того, начались ли у тебя месячные или нет.
– Кто так говорит?
– Папа.
– А почему он мне об этом ничего не рассказывал?
– Потому что ты никогда не спрашивала.
– И мама ничего такого не говорила.
– Мама никогда ни о чем не рассказывала. Об этом, так точно. Вот почему я спросила у папы.
– Ты спрашивала у него, когда у тебя могут появиться дети?
– Ну да.
– Зачем?
– Просто так.
– Но если ты уже знаешь, почему ты у меня спрашиваешь?
Эрин долго молчала. Когда она заговорила, то вновь напомнила робкого ребенка, которого я видел в комнате с Тельмой и Уэзли.
– Просто... как ты думаешь, у нас могут быть от него дети?
– Боже, да не спрашивай меня об этом.
– Мне кажется, так оно и будет. Понимаешь?
– А я вот убеждена, что ребенка можно заиметь, только когда тебе восемнадцать.
– Восемнадцать? Ты что, рехнулась? Да никакие не восемнадцать.
– Нет, восемнадцать.
– Спроси у Конни.
Конни! У меня чуть сердце не оборвалось.
– Нельзя. Ты шутишь? Не буду будить ее ради каких-то дурацких вопросов. Она прибьет меня.
– А вот и нет.
– Все равно не буду.
– Ну что ж, а мне вот совершенно точно известно, что для этого не обязательно, чтобы исполнилось восемнадцать лет. Ты просто должна быть достаточно взрослой, чтобы у тебя уже были месячные, это означает, что у тебя появились яйцеклетки. Как только это случается, ты можешь рожать детей, сколько тебе вздумается.
– Нет. Гм-м. Только после восемнадцати.
– Ты свихнулась.
– А вот и нет. Я где-то читала.
– Восемнадцать – это, наверное, совсем по другому поводу.
– Например?
– Почем мне знать? Это ведь не я читала. Просто мне кажется, что у всех нас скоро появятся дети, если мы и впредь будем позволять Уэзли трахать нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102