За ней поспешала Руро. Юкка вложила камень в пращу.
— Кажется, пора навсегда успокоить этого длинноухого крикуна.
Руро положила лапу на плечо атаманши:
— Может, лучше его пожалеть, чем сердиться на старого дурака. Он с голоду совсем свихнулся. Резвый, приляг, друг. Я тебе корешков наковыряю, погрызешь, а?
Но заяц продолжал свои прыжки.
— Какие корешки! Думаете, я свихнулся? Гляньте-ка, гляньте! Вон там, во, во!
Руро всмотрелась в светающую даль. Она увидела стволы и кроны.
— Ну да, деревья. Приятно, конечно… Тень…
Резвый в нетерпении снова подпрыгнул.
— Деревья? Лопухи вы косматохвостые! Знак, знак из проклятых стихов! — вот что там говорится! Ваши молодые глаза должны видеть лучше моих. И… с голоду я почти ничего не различаю, рябит в глазах… голодное усыхание глаз, болезнь такая… Но я все равно вижу знак, во!
Юкка призвала зайца к порядку:
— Тогда прекрати куролесить, как пьяная жаба, и по кажи его нам.
Старый заяц покосился на заряженную пращу и несколько поутих.
— Вон там, смотрите вдоль моей вытянутой лапы. Ну, теперь видите две высокие серебристые ели, а? Все нижние ветви срублены, а вверху в развилках укреплен по перечный тонкий ствол, во…
Юкка кивнула:
— Да, теперь вижу.
Заяц хлопнул себя по лбу.
— Спасибо усам моего дедушки! А не кажется ли вам, что эта поперечина не случайно там оказалась? Ну, еще поднапрягите мозги, белки! Это же буква «Н»1. И она означает: «ЗАЯЦ». Гром и молния, доходит до вас наконец?
— Ну, хорошо, хорошо. Я очень рада, что ты знаешь, как ты называешься, — сухо откликнулась Юкка. — Руро, сворачиваем лагерь, снимаемся и следуем к этому знаку сразу же, сейчас.
Заяц посеменил за ними, бормоча:
— Счастье, что он не белка. Как бы он выгибал деревья по форме первой буквы слова «белка»? Ох, желудок у меня сейчас приклеится к позвоночнику и больше не отклеится. Ох-ох, совсем я усох!
К счастью, старый заяц совсем не усох, и утро еще не превратилось в полноценный день, когда они подошли к деревьям. Груд задумчиво уставился на гигантский знак. Зато Резвый увидел на поляне съедобную черемшу и рванул к еде, сметая всех на своем пути. Он ел, ел и ел. Потом приступил к колокольчикам, фиалкам, цикорию и наткнулся на небольшую яблоню. К белкам он вернулся уже к полудню, обнаружив их спящими в тени деревьев. Резвый, выпучив глаза, подошел к отдыхающему отряду, все еще жуя яблоки. Кислый сок стекал по щекам и капал с усов.
Он хлюпал, чавкал, плевался черенками и листочками.
— Спите, да? Я бы тоже, пожалуй, прикорнул, во…
Он присел, как бы нехотя растянулся — и мгновенно заснул.
Когда Юкка проснулась, тени уже удлинялись. Она растолкала Руро и Беддла.
— Надо бы до вечера еще продвинуться. Куда теперь?
Руро вытащила свиток коры, торчавший из одеяния зайца.
— Тут говорится: «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Что бы это могло означать?
Юкка глянула на тени:
— Северо-восток до сих пор служил нам верой и правдой. В этом направлении и продолжим путь. Беддл, поднимай всех. Брод — это хорошо. Это свежая вода. — Она повернулась к старому зайцу и без излишних нежностей разбудила его несколькими пинками. — Просыпайся, пустозвон. Или мы оставим тебя здесь.
Резвый проснулся, но сразу же скрючился из-за сильной боли в животе. Об этом сразу узнал весь лагерь, потому что заяц огласил окрестности воплями и причитаниями:
— Ой-ой-ой-ой-ой-ой! Уффф! Аххх! Умираю! Опоздали мы к этому леску. Умирает ваш старый товарищ. Схороните меня здесь, да поскорее. О-о-о-о-о-о-о! «Болезнь путешественника» называется эта хворь.
— Ох, Резвый, ты весь зеленый! Сдается мне, ты уже одной ногой в Темных Лесах.
Заяц стряхнул листву с ушей.
— Ой! Темные Леса! Ой-ой-ой! Бедный мой животик!
Руро улыбнулась и сжала плечо зайца:
— Что-нибудь съел лишнее по неосторожности?
Резвый возмущенно выпрямился, но тут же снова сложился пополам:
— Может, в каком-нибудь яблоке и оказался червячок.
Беддл подмигнул Руро:
— Может, вспомнишь, в каком? Ты объел всю яблоню, и все до одного яблоки кислые, как щавель. От этого помереть пара пустяков.
Юкка раздраженно вздохнула и оперлась на свое обоюдоострое копье.
— Руро, сделай что-нибудь для этого пустоголового дурня, не зимовать же здесь!
Резвый сидел, опершись спиной о ствол дерева, обеими лапами обхватив живот. Он крепко закрыл глаза и рот, но перед этим предупредил:
— Я не буду глотать эту мерзость. Вы хотите меня убить на месте?
Каждая из белок пожертвовала несколькими каплями воды. В старом железном боевом шлеме Руро вскипятила воду и на медленном огне заварила чернокорень, истод, цветы алканы и два желтоватых гриба-пылевика. От булькающей смеси разносился ужасный запах. Руро сняла шлем с огня, и Юкка обратилась к Беддлу и Груду:
— Подержите этого обжору. Руро, заставь его выпить все, до последней капли.
Беддл и Груд крепко схватили зайца за голову, еще несколько белок навалились на туловище, уселись на лапы. Беддл защемил зайцу обе ноздри. Пациент крепился, но рот все же пришлось открыть, чтобы не задохнуться. И сразу раздался дикий вопль:
— Убивааааают! Зайцеубийство! Арг-гульп…
Руро влила отвар в заячью глотку под удовлетворенным взглядом Юкки. Резвый пытался извиваться и вырываться, но без толку. Руро влила в рот, как и было велено, все до последней капли и отпрыгнула, когда сразу после этого заяц затрясся всем телом.
— Все вон! Прочь от него!
Резвый вскочил, уши торчком, хвост трясся мелкой дрожью, глаза вылупленные, челюсти скрипят… Несчастный метнулся в лес, на бегу выкрикивая самые страшные ругательства.
Очень скоро он приковылял обратно, со слабой улыбкой.
— Не-е-е-е, я еще живой, хвостатики…
Суровый голос прогудел из-за деревьев:
— Прекрати-и-ить! Только троньте этого кролика, и я вас всех уложу на месте!
В землю между Резвым и Юккой вонзился односторонний боевой топор, и мгновенно лагерь заполонили ежи. Их вожак, казавшийся еще больше из-за кучи листьев и травы, нанизанных на иглы для маскировки, шагнул мимо Юкки и вытащил свой топор. В другой лапе он держал щит из березовой коры, усиленный раковинами. Еж свирепо оглядел белок и возмущенно запыхтел:
— Мыши хвостатые! Я не потерплю, хулиганы, чтобы вы издевались над ежом… и даже над кроликом… мучили и травили…
Резвый вежливо прикоснулся к его иглам:
— Э-э… извините, друг, но я — заяц, а они…
— А тебя кто спрашивает? — зарычал на него еж. — Чего суешься, когда держит слово барон Драко Колючий? Хочешь фаршем стать?
Резвый осторожно отвел от своего носа боевой топор.
— Извините, барон, не надо меня этой штукой… я еще немного слаб… Я только хочу объяс…
Барон Драко взбешенно затряс топором и завопил:
— Закрой рот, кролик! Я не терплю возражений от своих ежей и тем более не потерплю от тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Кажется, пора навсегда успокоить этого длинноухого крикуна.
Руро положила лапу на плечо атаманши:
— Может, лучше его пожалеть, чем сердиться на старого дурака. Он с голоду совсем свихнулся. Резвый, приляг, друг. Я тебе корешков наковыряю, погрызешь, а?
Но заяц продолжал свои прыжки.
— Какие корешки! Думаете, я свихнулся? Гляньте-ка, гляньте! Вон там, во, во!
Руро всмотрелась в светающую даль. Она увидела стволы и кроны.
— Ну да, деревья. Приятно, конечно… Тень…
Резвый в нетерпении снова подпрыгнул.
— Деревья? Лопухи вы косматохвостые! Знак, знак из проклятых стихов! — вот что там говорится! Ваши молодые глаза должны видеть лучше моих. И… с голоду я почти ничего не различаю, рябит в глазах… голодное усыхание глаз, болезнь такая… Но я все равно вижу знак, во!
Юкка призвала зайца к порядку:
— Тогда прекрати куролесить, как пьяная жаба, и по кажи его нам.
Старый заяц покосился на заряженную пращу и несколько поутих.
— Вон там, смотрите вдоль моей вытянутой лапы. Ну, теперь видите две высокие серебристые ели, а? Все нижние ветви срублены, а вверху в развилках укреплен по перечный тонкий ствол, во…
Юкка кивнула:
— Да, теперь вижу.
Заяц хлопнул себя по лбу.
— Спасибо усам моего дедушки! А не кажется ли вам, что эта поперечина не случайно там оказалась? Ну, еще поднапрягите мозги, белки! Это же буква «Н»1. И она означает: «ЗАЯЦ». Гром и молния, доходит до вас наконец?
— Ну, хорошо, хорошо. Я очень рада, что ты знаешь, как ты называешься, — сухо откликнулась Юкка. — Руро, сворачиваем лагерь, снимаемся и следуем к этому знаку сразу же, сейчас.
Заяц посеменил за ними, бормоча:
— Счастье, что он не белка. Как бы он выгибал деревья по форме первой буквы слова «белка»? Ох, желудок у меня сейчас приклеится к позвоночнику и больше не отклеится. Ох-ох, совсем я усох!
К счастью, старый заяц совсем не усох, и утро еще не превратилось в полноценный день, когда они подошли к деревьям. Груд задумчиво уставился на гигантский знак. Зато Резвый увидел на поляне съедобную черемшу и рванул к еде, сметая всех на своем пути. Он ел, ел и ел. Потом приступил к колокольчикам, фиалкам, цикорию и наткнулся на небольшую яблоню. К белкам он вернулся уже к полудню, обнаружив их спящими в тени деревьев. Резвый, выпучив глаза, подошел к отдыхающему отряду, все еще жуя яблоки. Кислый сок стекал по щекам и капал с усов.
Он хлюпал, чавкал, плевался черенками и листочками.
— Спите, да? Я бы тоже, пожалуй, прикорнул, во…
Он присел, как бы нехотя растянулся — и мгновенно заснул.
Когда Юкка проснулась, тени уже удлинялись. Она растолкала Руро и Беддла.
— Надо бы до вечера еще продвинуться. Куда теперь?
Руро вытащила свиток коры, торчавший из одеяния зайца.
— Тут говорится: «Трижды у Щучьего брода дернуть за шнур изволь». Что бы это могло означать?
Юкка глянула на тени:
— Северо-восток до сих пор служил нам верой и правдой. В этом направлении и продолжим путь. Беддл, поднимай всех. Брод — это хорошо. Это свежая вода. — Она повернулась к старому зайцу и без излишних нежностей разбудила его несколькими пинками. — Просыпайся, пустозвон. Или мы оставим тебя здесь.
Резвый проснулся, но сразу же скрючился из-за сильной боли в животе. Об этом сразу узнал весь лагерь, потому что заяц огласил окрестности воплями и причитаниями:
— Ой-ой-ой-ой-ой-ой! Уффф! Аххх! Умираю! Опоздали мы к этому леску. Умирает ваш старый товарищ. Схороните меня здесь, да поскорее. О-о-о-о-о-о-о! «Болезнь путешественника» называется эта хворь.
— Ох, Резвый, ты весь зеленый! Сдается мне, ты уже одной ногой в Темных Лесах.
Заяц стряхнул листву с ушей.
— Ой! Темные Леса! Ой-ой-ой! Бедный мой животик!
Руро улыбнулась и сжала плечо зайца:
— Что-нибудь съел лишнее по неосторожности?
Резвый возмущенно выпрямился, но тут же снова сложился пополам:
— Может, в каком-нибудь яблоке и оказался червячок.
Беддл подмигнул Руро:
— Может, вспомнишь, в каком? Ты объел всю яблоню, и все до одного яблоки кислые, как щавель. От этого помереть пара пустяков.
Юкка раздраженно вздохнула и оперлась на свое обоюдоострое копье.
— Руро, сделай что-нибудь для этого пустоголового дурня, не зимовать же здесь!
Резвый сидел, опершись спиной о ствол дерева, обеими лапами обхватив живот. Он крепко закрыл глаза и рот, но перед этим предупредил:
— Я не буду глотать эту мерзость. Вы хотите меня убить на месте?
Каждая из белок пожертвовала несколькими каплями воды. В старом железном боевом шлеме Руро вскипятила воду и на медленном огне заварила чернокорень, истод, цветы алканы и два желтоватых гриба-пылевика. От булькающей смеси разносился ужасный запах. Руро сняла шлем с огня, и Юкка обратилась к Беддлу и Груду:
— Подержите этого обжору. Руро, заставь его выпить все, до последней капли.
Беддл и Груд крепко схватили зайца за голову, еще несколько белок навалились на туловище, уселись на лапы. Беддл защемил зайцу обе ноздри. Пациент крепился, но рот все же пришлось открыть, чтобы не задохнуться. И сразу раздался дикий вопль:
— Убивааааают! Зайцеубийство! Арг-гульп…
Руро влила отвар в заячью глотку под удовлетворенным взглядом Юкки. Резвый пытался извиваться и вырываться, но без толку. Руро влила в рот, как и было велено, все до последней капли и отпрыгнула, когда сразу после этого заяц затрясся всем телом.
— Все вон! Прочь от него!
Резвый вскочил, уши торчком, хвост трясся мелкой дрожью, глаза вылупленные, челюсти скрипят… Несчастный метнулся в лес, на бегу выкрикивая самые страшные ругательства.
Очень скоро он приковылял обратно, со слабой улыбкой.
— Не-е-е-е, я еще живой, хвостатики…
Суровый голос прогудел из-за деревьев:
— Прекрати-и-ить! Только троньте этого кролика, и я вас всех уложу на месте!
В землю между Резвым и Юккой вонзился односторонний боевой топор, и мгновенно лагерь заполонили ежи. Их вожак, казавшийся еще больше из-за кучи листьев и травы, нанизанных на иглы для маскировки, шагнул мимо Юкки и вытащил свой топор. В другой лапе он держал щит из березовой коры, усиленный раковинами. Еж свирепо оглядел белок и возмущенно запыхтел:
— Мыши хвостатые! Я не потерплю, хулиганы, чтобы вы издевались над ежом… и даже над кроликом… мучили и травили…
Резвый вежливо прикоснулся к его иглам:
— Э-э… извините, друг, но я — заяц, а они…
— А тебя кто спрашивает? — зарычал на него еж. — Чего суешься, когда держит слово барон Драко Колючий? Хочешь фаршем стать?
Резвый осторожно отвел от своего носа боевой топор.
— Извините, барон, не надо меня этой штукой… я еще немного слаб… Я только хочу объяс…
Барон Драко взбешенно затряс топором и завопил:
— Закрой рот, кролик! Я не терплю возражений от своих ежей и тем более не потерплю от тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67