Мы шагнули навстречу друг другу, обнялись.
Остаток дня мы провели вместе, вспоминали детство, рассказывали о прожитом.
Эта встреча окончательно убедила командование партизанского отряда в том, что мы действительно летчики Богданов, Маковский и Иванов.
Путь домой
На пути к линии фронта нам предстояло перейти очень важную для немецкой армии железнодорожную магистраль Витебск-Смоленск. Гитлеровцы усиленно ее охраняли. На всем протяжении железной дороги на расстоянии видимости были возведены вышки, по сторонам железной дороги был вырублен лес и даже кустарник. Из пулеметов, установленных на вышках, охрана могла простреливать не только железнодорожное полотно, но и прилегающую к нему местность на сотни метров. В тесном взаимодействии с часовыми на вышках охрану железной дороги несли еще подвижные патрули. В вечерние и ночные часы охрана не жалела осветительных ракет, и местность просматривалась не хуже чем днем. Даже животных, перебегавших рельсы, охрана уничтожала пулеметным огнем. Местным жителям гитлеровцы разрешали переходить железную дорогу только днем на контролируемых переездах.
…Еще засветло, сердечно простившись с командованием отряда, Иванов, Маковский и я с небольшой группой партизан покинули партизанский лагерь. Уже в сумерках мы вышли на опушку у реки Вымница. Здесь железная дорога делает поворот на восток, с севера к ней вплотную подступает лесной массив, закрывая от кинжального пулеметного огня с вышек подступы к насыпи. В этом месте партизаны и решили перейти железную дорогу.
С наступлением темноты на пас накинулись комары, кусают нещадно. Ветками их не отогнать. Внизу, под обрывом, журчит река, то и дело раздаются всплески — играет рыба. Спуститься бы к реке, раздеться и с разбегу броситься в ее холодную воду. Но враг совсем рядом.
Кажется, время остановилось. Над железной дорогой — дуга белого света. Одна за другой взлетают ракеты, не успеет погаснуть одна, как другая уже летит вверх. Перейти железную дорогу незамеченным невозможно. Но в полночь ракеты стали взлетать реже, на мгновение стала наступать темнота.
— Пора! — решительно произнес командир партизанской группы. Мы один за другим спустились к реке, нашли мелководье, сняли обувь и брюки и перешли реку вброд. Прохладная вода освежила и взбодрила нас. В кустах лозняка оделись. Выждав момент, когда мерцающий свет ракеты стал гаснуть, побежали к насыпи. Очередная ракета полетела вверх, и все без команды упали, распластавшись в росистой траве. Ракета гаснет; ползем вперед, купаясь в росе… Вот и насыпь. Тихо. Промокшие до нитки, мы прижались к земле, набираемся сил и ждем момента для броска через полотно. Сердце часто и громко стучит от усталости и волнения. Рядом со мной так же тяжело дышат Коля Бозыленко (с того времени, как мы встретились, он неотступно сопровождает меня) и Петр Прохоров. Оба во всем помогают мне, они же помогут перебежать железную дорогу, без их помощи из-за ран я не способен это сделать. Все реже и реже взлетают ракеты…
— Приготовиться к броску через дорогу!
— Вперед, не задерживайся!
Громкий топот ног.
Сильные руки подхватили меня, и мы побежали вперед…
Выстрел. Взметнулась ракета, другая, третья, застучали пулеметы; перед нами, роясь, засверкали разноцветные пули. Бежавшие впереди залегли, то же сделали и мы. Шквал перекрестного пулеметного огня с двух вышек все нарастал, в ответ затрещали автоматные очереди — открыли огонь лежавшие у самой насыпи партизаны.
— По одному ползком назад! — Теперь уже во весь голос прозвучало приказание.
Утром, усталые и измученные, еле передвигая ноги, мы вернулись в лагерь. Небо хмурилось, пошел дождь. Мы разбрелись по шалашам и легли спать. Не прошло и двух часов, как меня разбудил Бозыленко.
— Из лагеря собираются к себе в деревню дочери Мохановского. Они берутся провести нас через переезд в Лососино, сегодня там дежурят знакомые им полицаи. Девчата уверяют, что уже несколько раз переходили дорогу, когда дежурила эта смена, и их ни разу не останавливали и не проверяли документы. Надо воспользоваться этой возможностью и рискнуть.
— А как Иванов и Маковский?
— Их сегодня ночью переправят в другом месте. Командир отряда Блохин выделил новую группу, включил в нее разведчиков, не раз ходивших на ту сторону. Место это очень далекое, тебе не под силу туда добраться.
Сестры Мохановские — Валя и младшая Фруза — были смелыми и находчивыми девушками.
— В таком виде капитану идти нельзя, — сказала Валя. — На всякий случай, если задержат, будем выдавать себя за косарей. Вы, мужчины, возьмете косы, а мы с Фрузой грабли, да еще прихватим кувшин с молоком и краюшку хлеба.
Где-то партизаны нашли картуз с большим козырьком и длинное легкое пальто. Когда я надел их, поднял воротник и надвинул на глаза козырек картуза, не всякий смог бы разглядеть, что у меня перебинтованы голова и лицо. Николай Бозыленко завернул свой трофейный автомат в крестьянский армяк, я сунул в карманы две ручные гранаты, засунул за пояс брюк пистолет. На плечи вскинули косы.
Провожал нас Василий Леонович Мохановский. Конечно, он волновался, но волнения не выдавал — разве что много курил и старался дать нам на все случаи советы. Он хорошо понимал, какой опасности подвергает дочерей.
По дороге девушки с Колей много и беззаботно шутили и, лишь когда показался переезд, приумолкли. На наше счастье, когда мы подходили к переезду, надвинулись темные тучи, на дороге закружились пылевые вихри, внезапно началась гроза, хлынул ливень.
Вот и переезд. Слева будка обходчика, за ней в водянистой мгле как будто повисла пулеметная вышка. Накрыв головы армяком, тесной группой спокойно шагаем по деревянному настилу переезда. Никто не окликнул и не остановил нас…
Убедившись, что нас не преследуют, мы с Бозыленко поблагодарили Валю и Фрузу, тепло простились и, шлепая по лужам, зашагали в Лососино.
Вскоре на горизонте посветлело, дождь прекратился. Пахло травами, дышалось легко. Мы так радовались солнцу, благополучному переходу, что не заметили, как нас догоняла подвода с полицаями. Первым, словно почувствовав опасность, оглянулся Бозыленко. Тотчас, схватив меня за руку, он метнулся в кусты. В трехстах метрах за обочиной виднелся молодой соснячок, мы бросились к нему. Соскочив с телеги, полицаи с карабинами наперевес, стреляя на ходу, цепью (их было человек шесть) побежали за нами. Бежать я был не в силах, споткнулся, упал. Николай упал рядом со мной и открыл огонь из автомата.
— Ранен? — крикнул он, не переставая вести огонь короткими очередями.
— Споткнулся.
— Тогда — в лес.
Отстреливаясь, мы медленно отползли к сосняку. Полицаи короткими перебежками стали окружать нас в надежде отсечь нас от лесочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Остаток дня мы провели вместе, вспоминали детство, рассказывали о прожитом.
Эта встреча окончательно убедила командование партизанского отряда в том, что мы действительно летчики Богданов, Маковский и Иванов.
Путь домой
На пути к линии фронта нам предстояло перейти очень важную для немецкой армии железнодорожную магистраль Витебск-Смоленск. Гитлеровцы усиленно ее охраняли. На всем протяжении железной дороги на расстоянии видимости были возведены вышки, по сторонам железной дороги был вырублен лес и даже кустарник. Из пулеметов, установленных на вышках, охрана могла простреливать не только железнодорожное полотно, но и прилегающую к нему местность на сотни метров. В тесном взаимодействии с часовыми на вышках охрану железной дороги несли еще подвижные патрули. В вечерние и ночные часы охрана не жалела осветительных ракет, и местность просматривалась не хуже чем днем. Даже животных, перебегавших рельсы, охрана уничтожала пулеметным огнем. Местным жителям гитлеровцы разрешали переходить железную дорогу только днем на контролируемых переездах.
…Еще засветло, сердечно простившись с командованием отряда, Иванов, Маковский и я с небольшой группой партизан покинули партизанский лагерь. Уже в сумерках мы вышли на опушку у реки Вымница. Здесь железная дорога делает поворот на восток, с севера к ней вплотную подступает лесной массив, закрывая от кинжального пулеметного огня с вышек подступы к насыпи. В этом месте партизаны и решили перейти железную дорогу.
С наступлением темноты на пас накинулись комары, кусают нещадно. Ветками их не отогнать. Внизу, под обрывом, журчит река, то и дело раздаются всплески — играет рыба. Спуститься бы к реке, раздеться и с разбегу броситься в ее холодную воду. Но враг совсем рядом.
Кажется, время остановилось. Над железной дорогой — дуга белого света. Одна за другой взлетают ракеты, не успеет погаснуть одна, как другая уже летит вверх. Перейти железную дорогу незамеченным невозможно. Но в полночь ракеты стали взлетать реже, на мгновение стала наступать темнота.
— Пора! — решительно произнес командир партизанской группы. Мы один за другим спустились к реке, нашли мелководье, сняли обувь и брюки и перешли реку вброд. Прохладная вода освежила и взбодрила нас. В кустах лозняка оделись. Выждав момент, когда мерцающий свет ракеты стал гаснуть, побежали к насыпи. Очередная ракета полетела вверх, и все без команды упали, распластавшись в росистой траве. Ракета гаснет; ползем вперед, купаясь в росе… Вот и насыпь. Тихо. Промокшие до нитки, мы прижались к земле, набираемся сил и ждем момента для броска через полотно. Сердце часто и громко стучит от усталости и волнения. Рядом со мной так же тяжело дышат Коля Бозыленко (с того времени, как мы встретились, он неотступно сопровождает меня) и Петр Прохоров. Оба во всем помогают мне, они же помогут перебежать железную дорогу, без их помощи из-за ран я не способен это сделать. Все реже и реже взлетают ракеты…
— Приготовиться к броску через дорогу!
— Вперед, не задерживайся!
Громкий топот ног.
Сильные руки подхватили меня, и мы побежали вперед…
Выстрел. Взметнулась ракета, другая, третья, застучали пулеметы; перед нами, роясь, засверкали разноцветные пули. Бежавшие впереди залегли, то же сделали и мы. Шквал перекрестного пулеметного огня с двух вышек все нарастал, в ответ затрещали автоматные очереди — открыли огонь лежавшие у самой насыпи партизаны.
— По одному ползком назад! — Теперь уже во весь голос прозвучало приказание.
Утром, усталые и измученные, еле передвигая ноги, мы вернулись в лагерь. Небо хмурилось, пошел дождь. Мы разбрелись по шалашам и легли спать. Не прошло и двух часов, как меня разбудил Бозыленко.
— Из лагеря собираются к себе в деревню дочери Мохановского. Они берутся провести нас через переезд в Лососино, сегодня там дежурят знакомые им полицаи. Девчата уверяют, что уже несколько раз переходили дорогу, когда дежурила эта смена, и их ни разу не останавливали и не проверяли документы. Надо воспользоваться этой возможностью и рискнуть.
— А как Иванов и Маковский?
— Их сегодня ночью переправят в другом месте. Командир отряда Блохин выделил новую группу, включил в нее разведчиков, не раз ходивших на ту сторону. Место это очень далекое, тебе не под силу туда добраться.
Сестры Мохановские — Валя и младшая Фруза — были смелыми и находчивыми девушками.
— В таком виде капитану идти нельзя, — сказала Валя. — На всякий случай, если задержат, будем выдавать себя за косарей. Вы, мужчины, возьмете косы, а мы с Фрузой грабли, да еще прихватим кувшин с молоком и краюшку хлеба.
Где-то партизаны нашли картуз с большим козырьком и длинное легкое пальто. Когда я надел их, поднял воротник и надвинул на глаза козырек картуза, не всякий смог бы разглядеть, что у меня перебинтованы голова и лицо. Николай Бозыленко завернул свой трофейный автомат в крестьянский армяк, я сунул в карманы две ручные гранаты, засунул за пояс брюк пистолет. На плечи вскинули косы.
Провожал нас Василий Леонович Мохановский. Конечно, он волновался, но волнения не выдавал — разве что много курил и старался дать нам на все случаи советы. Он хорошо понимал, какой опасности подвергает дочерей.
По дороге девушки с Колей много и беззаботно шутили и, лишь когда показался переезд, приумолкли. На наше счастье, когда мы подходили к переезду, надвинулись темные тучи, на дороге закружились пылевые вихри, внезапно началась гроза, хлынул ливень.
Вот и переезд. Слева будка обходчика, за ней в водянистой мгле как будто повисла пулеметная вышка. Накрыв головы армяком, тесной группой спокойно шагаем по деревянному настилу переезда. Никто не окликнул и не остановил нас…
Убедившись, что нас не преследуют, мы с Бозыленко поблагодарили Валю и Фрузу, тепло простились и, шлепая по лужам, зашагали в Лососино.
Вскоре на горизонте посветлело, дождь прекратился. Пахло травами, дышалось легко. Мы так радовались солнцу, благополучному переходу, что не заметили, как нас догоняла подвода с полицаями. Первым, словно почувствовав опасность, оглянулся Бозыленко. Тотчас, схватив меня за руку, он метнулся в кусты. В трехстах метрах за обочиной виднелся молодой соснячок, мы бросились к нему. Соскочив с телеги, полицаи с карабинами наперевес, стреляя на ходу, цепью (их было человек шесть) побежали за нами. Бежать я был не в силах, споткнулся, упал. Николай упал рядом со мной и открыл огонь из автомата.
— Ранен? — крикнул он, не переставая вести огонь короткими очередями.
— Споткнулся.
— Тогда — в лес.
Отстреливаясь, мы медленно отползли к сосняку. Полицаи короткими перебежками стали окружать нас в надежде отсечь нас от лесочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88