По ходу повествования я буду часто обращаться к подлиннику Жукова, это поможет нам пробиться к правде не только поступков маршала, но и событий тех лет.
Задумывались вы, уважаемый читатель, над тем, как пишется история? По моим наблюдениям, она пишется дважды, трижды, и каждый раз события истолковываются по-разному.
Не вдаваясь в другие области, бегло взглянем на историю Великой Отечественной войны. Все в ней вроде бы детально известно — операции, даты, имена, цифры, рубежи. Но до 1953 года в наших исторических трудах был явный перекос в сторону преувеличения заслуг Сталина в достижении победы в целом и во многих операциях был он назван «Великим полководцем всех времен и народов». Напомню еще про «десять сталинских ударов в 1944 г.».
А позднее, в конце пятидесятых годов? В шеститомном издании «Истории Великой Отечественной войны» и во многих книгах того периода виден иной акцент. Имя Сталина вычеркнуто и там, где это было необходимо, и там, где нельзя; возникла другая крайность — его пытались заменить именем Хрущева
А затем, в шестидесятых — семидесятых годах, появился и разросся до невероятных размеров новый конъюнктурный бурьян о том, что наши победы главным образом вдохновлялись с Малой земли и были одержаны на том пути, где «вел» 18-ю армию начальник политотдела полковник Брежнев. Писали об этом всерьез и так много, что он сам поверил в это и преподнес себе маршальское звание, пять геройских Золотых Звезд и орден Победы. По статусу все это дается лишь за дела и подвиги, совершенные на поле брани, и полковнику-политработнику никак не полагается.
Вот такой неприглядный путь сложился у нас при написании истории Великой Отечественной войны Стыдно нам будет перед потомками Наверное, наследники будут пожимать плечами и поражаться нашей непоследовательности в оценке великих дел, которые мы смогли совершить, но не сумели достойно и правдиво описать.
Здесь, мне кажется, пора сказать несколько слов о том, как написана книга, о жанре «литературная мозаика».
Одна из причин, почему в нашей литературе до сих пор нет современной «Войны и мира», на мой взгляд, в том, что писатели пытались решить эту труднейшую проблему в старой форме, то есть создать роман или эпопею. Но тема, масштабы событий так огромны, что они не поместились в рамки старого жанра. Для того чтобы охватить колоссальный размах великой войны, нужно не плавное повествование с описанием батальных картин, пейзажей, переживаний героев. Нужно что-то новое. Кстати, Лев Николаевич Толстой к концу жизни, опираясь на свой огромный и многолетний опыт, пришел к заключению, что в старых формах, в тех, в которых работали он и его современники, уже писать нельзя. Вот что он говорил об этом:
«12 января. Сейчас много думал о работе. И художественная работа: „был ясный вечер, пахло…“ невозможна для меня. Но работа необходима, потому что обязательна для меня. Мне в руки дан рупор, и я обязан владеть им, пользоваться им. Что-то напрашивается, не знаю, удастся ли. Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения, и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь».
Или вот еще — та же мысль:
«Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения. Будет совестно сочинять про какого-нибудь вымышленного Ивана Ивановича или Марию Петровну. Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни».
Не надо подозревать меня в нескромности и самонадеянности. Я не имею в виду себя как продолжателя Толстого, говорю лишь о форме изложения. Опираясь на мудрость, опыт и прозорливость великого мыслителя, да и не только его, а и многих других (что никогда не было предосудительным), я попытаюсь осуществить задуманное мною.
С необходимостью создания нового жанра, отвечающего задачам, которые стояли передо мной как писателем при создании широкоохватных литературных произведений, столкнулся я еще при работе над повестью «Полководец» И мне кажется, я нашел такой жанр еще в той книге. В предисловии к ней я назвал его мозаикой. Мозаика — это вид изобразительного искусства, широко распространенный еще в Древнем Риме. Она создается из отдельных плиточек, разноцветных кусочков, все вместе они составляют определенное изображение, картину. Вот и в своей мозаике я создаю из отдельных эпизодов, фрагментов и цитат художественную литературную картину. Если в обычном романе или повести писатель оперирует словом и образом для изложения своих мыслей, поступков и переживаний героев и в целом замысла, то в мозаике писатель должен оперировать целыми блоками (если так можно сказать) и из этих блоков создать свое произведение. Для моей мозаики важным составным компонентом является документ, рассказ участника или очевидца события, способной убедительно, правдиво и достоверно показать то, о чем идет разговор.
Очень интересную мысль (ободряющую меня!) высказал Белинский еще до того, как Толстой пришел к выводу о том, что должна появиться новая проза:
«Мемуары, если они мастерски написаны, составляют как бы последнюю грань в области романа, замыкая ее собою. Что же общего между вымыслами фантазии и строго историческим изображением того, что было на самом деле? Как что? — художественность изложения! Недаром же историков называют художниками. Кажется, что бы делать искусству (в смысле художества) там, где писатель связан источниками, фактами и должен только о том стараться, чтобы воспроизвести эти факты как можно вернее? Но в том-то и дело, что верное воспроизведение фактов невозможно при помощи одной эрудиции, а нужна еще фантазия. Исторические факты, содержащиеся в источниках, не более как камни и кирпичи: только художник может воздвигнуть из этого материала изящное здание… Тут степень достоинства произведения зависит от степени таланта писателя».
Вот видите, «камни» и «кирпичи», Белинский чуть-чуть не произнес слово «мозаика».
Документалистика в наши дни пользуется огромным успехом у читателей не только в нашей стране, но и во всем мире. Во второй половине XX века документалистика — один из самых читаемых жанров, и происходит это не только потому, что она ближе к правде или читатель как-то утомился и уже не воспринимает описания, создаваемые фантазией художника. Этот бум документалистики происходит еще и оттого, что в наше время читатель уже не тот, какой был в прошлом веке. Теперь он широко информирован, способен оценивать явления самостоятельно. Когда говорится об исторических событиях, читателю интересно не только получить готовое, отшлифованное мнение писателя, но и самому поразмышлять и оценить то, о чем он читает, а документалистика как раз и предоставляет такие возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151