Милая Луиза! Она не замечала, какими глазами смотрят на нас прохожие, как стараются обойти нас стороной. Я пыталась заговорить, обрести дар речи, но издала лишь странный писк.
Луиза обняла меня обеими руками и стала тихо покачиваться. Никто не успокаивал меня так с тех пор, как умерла мама. Я снова стала ребенком, обо мне наконец-то позаботятся. Как мне не хватает заботы, как недостает мамы! Луиза шептала мне на ухо какую-то чепуху, твердила, что все образуется, будет в порядке, тише, тише... вот так, все хорошо. Она спокойно учила меня дышать. Вдох-выдох. И еще раз. Постепенно ко мне возвращалось дыхание. Но язык по-прежнему не слушался меня. Я только скулила и всхлипывала. Слезы выкатились из-под век, обожгли щеки. Мне не хотелось шевелиться. Никогда, ни за что. Ноги и руки отяжелели, стали неподъемными. Вот так бы и уснуть.
Луиза поставила меня на ноги, придерживая полотенце одной рукой, провела по лестнице, усадила на диван и села рядом.
— Это был приступ паники, — объяснила она. — Он уже кончился, Зоя.
Паника отступила, а страх остался. Меня словно окатили ледяной водой, объяснила я Луизе. Я как будто посмотрела вниз с небоскреба — такого высокого, что внизу не видно улицы.
Мне хотелось свернуться клубочком и спать, спать, спать, пока все не кончится. Хотелось, чтобы кто-нибудь навел в моей жизни порядок. А я зажму уши ладонями, закрою глаза и буду терпеливо ждать.
— Еще немного, и ты будешь со смехом вспоминать об этом, — попыталась успокоить меня Луиза. — И смешить знакомых.
Но я ей не верила: мне казалось, что лучше уже не будет. Мир стал для меня чужим.
Я переселилась к Луизе в Долстон, в дом неподалеку от рынка. Больше мне было некуда идти. Луиза — моя подруга, я ей доверяю. Пока она рядом, маленькая, крепкая и добрая, мне не так страшно. Рядом с Луизой со мной ничего не случится.
Сначала я вымылась — с комфортом, не то что в моей ванне. Я нежилась в горячей воде, а Луиза сидела на крышке унитаза, попивала чай и по моей просьбе терла мне спину. Она рассказывала мне, как в детстве жила в Суонси с матерью-одиночкой и бабушкой, которая до сих пор жива: дождь, серый сланец, густые тучи, холмы. Но она всегда знала, что рано или поздно будет жить в Лондоне.
А я рассказывала о своей родной деревушке — горстка домов да почта. О том, как отец по ночам водил такси, днем отсыпался и умер тихо и скромно, никого не утруждая. Потом я стала вспоминать, как умирала мама. Мне было всего двенадцать лет, за два года до смерти она уже отдалилась от меня, ушла в свою долину боли и страха. Я часто стояла у кровати, держала ее за ледяную костлявую ладонь и физически ощущала, как она становится чужой. Я рассказывала, как прошел день, передавала приветы от подруг, но хотела только одного — поскорее уйти к своим подругам, в свою комнату, читать или слушать музыку, только бы не задерживаться в этой комнате, похожей на больничную палату, рядом с пропахшей лекарствами женщиной с иссохшим лицом, обтянутым кожей, и пустыми неподвижными глазами. Но едва перешагнув порог, я съеживалась от угрызений совести и не знала, чем заняться. А потом, когда мама умерла, мне хотелось только вернуть ее, вечно сидеть у нее в спальне, держать ее за худенькую руку и развлекать разговорами. Порой мне просто не верилось, что больше я никогда не увижу ее.
Я призналась, что после смерти мамы уже не знала, чем хочу заниматься и где жить. Будущее стало туманным и бессмысленным. И вот теперь я учительница в Хакни. Но еще не поздно начать все заново. Когда-нибудь у меня будут свои дети.
Луиза заказала по телефону пиццу и одолжила мне ярко-красный халат. Мы сидели на диване, жевали истекающую соком пиццу, запивали ее дешевым красным вином и смотрели по видику «День сурка». Смотрели, конечно, уже не в первый раз, зато знали, чем все кончится.
Пару раз Луизе звонили, она что-то негромко говорила в трубку, прикрывая ее рукой и поглядывая на меня. Однажды спросили меня — звонил детектив Олдем. Почему-то мне вдруг показалось, что его уже поймали. Напрасная надежда! Олдем просто хотел узнать, как у меня дела. Он повторил, что возвращаться домой мне пока не стоит. А еще нельзя оставаться наедине с незнакомыми мужчинами. Олдем предупредил, что в понедельник у меня очередная встреча с доктором Шиллинг. Подробное собеседование, как выразился он.
— Будьте осторожны, мисс Аратюнян, — произнес он, и то, что он с первой же попытки правильно выговорил мою фамилию, потрясло меня сильнее, чем его взволнованный и почтительный голос. Еще недавно я хотела, чтобы меня восприняли всерьез. И вот это произошло.
Луиза уступила мне собственную кровать, а сама устроилась на диване. Я думала, что не усну, и действительно долго пролежала с открытыми глазами. Мысли в голове суетились, как вспугнутые летучие мыши, потерявшие ориентацию. Ночь была жаркой и душной, прохладных местечек на подушке не осталось. Квартира Луизы на тихой улице. Здесь слышны только вопли дерущихся котов, лязг крышки мусорного бака. Еще какой-нибудь прохожий вдруг запоет «Городок Вифлеем». Наверное, я все-таки заснула довольно быстро, а проснулась от запаха подгоревших тостов. День вливался в окна с полосатыми голубыми занавесками, пылинки кружились в лучах. В гостиной зазвонил телефон. Наконец в спальню заглянула Луиза:
— Чай или кофе?
— Если можно, кофе.
— Тост... или тост?
— Ничего не надо.
— Значит, тост.
Она исчезла, а я выбралась из-под одеяла. Как ни странно, я чувствовала себя неплохо. Правда, пришлось надевать вчерашнюю одежду. Я оделась, брезгливо морщась.
Расправившись с тостом и кофе, я позвонила Гаю, чтобы выяснить, как продвигается продажа квартиры. Он отвечал как-то смущенно и настороженно, его неизменная бодрость куда-то исчезла.
— Я слышал, у тебя неприятности, — заметил он. Наверное, полицейские его уже допросили.
— Это еще мягко сказано. А у тебя что нового?
— Мистер Шейл хочет еще раз осмотреть квартиру. Он настроен серьезно. Похоже, заглотал наживку. Пора подсекать.
— Что это значит? — устало спросила я.
— Он готов к покупке, — объяснил Гай. — И спрашивает, можешь ли ты встретиться с ним сегодня около полудня.
— А может, лучше ты?
Гай разразился булькающим смехом.
— Я-то могу, но на вопросы придется отвечать тебе. Я тоже приду.
— Да, пожалуйста. Хватит с меня незнакомцев.
Мы назначили встречу на полдень в агентстве Гая. Три человека — уже не двое, втроем безопаснее. Мы пешком дойдем до моего дома, проведем краткую экскурсию и уйдем. Луиза уговорила меня взять такси, мы полчаса простояли в пробке, проклиная жару, и в результате опоздали. Мужчины уже ждали: Гай — в тонком синем костюме, Ник — в белой тенниске и джинсах. Мы чинно пожали друг другу руки.
Гай отпер дверь квартиры своим ключом и вошел первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
Луиза обняла меня обеими руками и стала тихо покачиваться. Никто не успокаивал меня так с тех пор, как умерла мама. Я снова стала ребенком, обо мне наконец-то позаботятся. Как мне не хватает заботы, как недостает мамы! Луиза шептала мне на ухо какую-то чепуху, твердила, что все образуется, будет в порядке, тише, тише... вот так, все хорошо. Она спокойно учила меня дышать. Вдох-выдох. И еще раз. Постепенно ко мне возвращалось дыхание. Но язык по-прежнему не слушался меня. Я только скулила и всхлипывала. Слезы выкатились из-под век, обожгли щеки. Мне не хотелось шевелиться. Никогда, ни за что. Ноги и руки отяжелели, стали неподъемными. Вот так бы и уснуть.
Луиза поставила меня на ноги, придерживая полотенце одной рукой, провела по лестнице, усадила на диван и села рядом.
— Это был приступ паники, — объяснила она. — Он уже кончился, Зоя.
Паника отступила, а страх остался. Меня словно окатили ледяной водой, объяснила я Луизе. Я как будто посмотрела вниз с небоскреба — такого высокого, что внизу не видно улицы.
Мне хотелось свернуться клубочком и спать, спать, спать, пока все не кончится. Хотелось, чтобы кто-нибудь навел в моей жизни порядок. А я зажму уши ладонями, закрою глаза и буду терпеливо ждать.
— Еще немного, и ты будешь со смехом вспоминать об этом, — попыталась успокоить меня Луиза. — И смешить знакомых.
Но я ей не верила: мне казалось, что лучше уже не будет. Мир стал для меня чужим.
Я переселилась к Луизе в Долстон, в дом неподалеку от рынка. Больше мне было некуда идти. Луиза — моя подруга, я ей доверяю. Пока она рядом, маленькая, крепкая и добрая, мне не так страшно. Рядом с Луизой со мной ничего не случится.
Сначала я вымылась — с комфортом, не то что в моей ванне. Я нежилась в горячей воде, а Луиза сидела на крышке унитаза, попивала чай и по моей просьбе терла мне спину. Она рассказывала мне, как в детстве жила в Суонси с матерью-одиночкой и бабушкой, которая до сих пор жива: дождь, серый сланец, густые тучи, холмы. Но она всегда знала, что рано или поздно будет жить в Лондоне.
А я рассказывала о своей родной деревушке — горстка домов да почта. О том, как отец по ночам водил такси, днем отсыпался и умер тихо и скромно, никого не утруждая. Потом я стала вспоминать, как умирала мама. Мне было всего двенадцать лет, за два года до смерти она уже отдалилась от меня, ушла в свою долину боли и страха. Я часто стояла у кровати, держала ее за ледяную костлявую ладонь и физически ощущала, как она становится чужой. Я рассказывала, как прошел день, передавала приветы от подруг, но хотела только одного — поскорее уйти к своим подругам, в свою комнату, читать или слушать музыку, только бы не задерживаться в этой комнате, похожей на больничную палату, рядом с пропахшей лекарствами женщиной с иссохшим лицом, обтянутым кожей, и пустыми неподвижными глазами. Но едва перешагнув порог, я съеживалась от угрызений совести и не знала, чем заняться. А потом, когда мама умерла, мне хотелось только вернуть ее, вечно сидеть у нее в спальне, держать ее за худенькую руку и развлекать разговорами. Порой мне просто не верилось, что больше я никогда не увижу ее.
Я призналась, что после смерти мамы уже не знала, чем хочу заниматься и где жить. Будущее стало туманным и бессмысленным. И вот теперь я учительница в Хакни. Но еще не поздно начать все заново. Когда-нибудь у меня будут свои дети.
Луиза заказала по телефону пиццу и одолжила мне ярко-красный халат. Мы сидели на диване, жевали истекающую соком пиццу, запивали ее дешевым красным вином и смотрели по видику «День сурка». Смотрели, конечно, уже не в первый раз, зато знали, чем все кончится.
Пару раз Луизе звонили, она что-то негромко говорила в трубку, прикрывая ее рукой и поглядывая на меня. Однажды спросили меня — звонил детектив Олдем. Почему-то мне вдруг показалось, что его уже поймали. Напрасная надежда! Олдем просто хотел узнать, как у меня дела. Он повторил, что возвращаться домой мне пока не стоит. А еще нельзя оставаться наедине с незнакомыми мужчинами. Олдем предупредил, что в понедельник у меня очередная встреча с доктором Шиллинг. Подробное собеседование, как выразился он.
— Будьте осторожны, мисс Аратюнян, — произнес он, и то, что он с первой же попытки правильно выговорил мою фамилию, потрясло меня сильнее, чем его взволнованный и почтительный голос. Еще недавно я хотела, чтобы меня восприняли всерьез. И вот это произошло.
Луиза уступила мне собственную кровать, а сама устроилась на диване. Я думала, что не усну, и действительно долго пролежала с открытыми глазами. Мысли в голове суетились, как вспугнутые летучие мыши, потерявшие ориентацию. Ночь была жаркой и душной, прохладных местечек на подушке не осталось. Квартира Луизы на тихой улице. Здесь слышны только вопли дерущихся котов, лязг крышки мусорного бака. Еще какой-нибудь прохожий вдруг запоет «Городок Вифлеем». Наверное, я все-таки заснула довольно быстро, а проснулась от запаха подгоревших тостов. День вливался в окна с полосатыми голубыми занавесками, пылинки кружились в лучах. В гостиной зазвонил телефон. Наконец в спальню заглянула Луиза:
— Чай или кофе?
— Если можно, кофе.
— Тост... или тост?
— Ничего не надо.
— Значит, тост.
Она исчезла, а я выбралась из-под одеяла. Как ни странно, я чувствовала себя неплохо. Правда, пришлось надевать вчерашнюю одежду. Я оделась, брезгливо морщась.
Расправившись с тостом и кофе, я позвонила Гаю, чтобы выяснить, как продвигается продажа квартиры. Он отвечал как-то смущенно и настороженно, его неизменная бодрость куда-то исчезла.
— Я слышал, у тебя неприятности, — заметил он. Наверное, полицейские его уже допросили.
— Это еще мягко сказано. А у тебя что нового?
— Мистер Шейл хочет еще раз осмотреть квартиру. Он настроен серьезно. Похоже, заглотал наживку. Пора подсекать.
— Что это значит? — устало спросила я.
— Он готов к покупке, — объяснил Гай. — И спрашивает, можешь ли ты встретиться с ним сегодня около полудня.
— А может, лучше ты?
Гай разразился булькающим смехом.
— Я-то могу, но на вопросы придется отвечать тебе. Я тоже приду.
— Да, пожалуйста. Хватит с меня незнакомцев.
Мы назначили встречу на полдень в агентстве Гая. Три человека — уже не двое, втроем безопаснее. Мы пешком дойдем до моего дома, проведем краткую экскурсию и уйдем. Луиза уговорила меня взять такси, мы полчаса простояли в пробке, проклиная жару, и в результате опоздали. Мужчины уже ждали: Гай — в тонком синем костюме, Ник — в белой тенниске и джинсах. Мы чинно пожали друг другу руки.
Гай отпер дверь квартиры своим ключом и вошел первым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77