.. Маршал
пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий
случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным
и велел им закончить работы вчера.
"Хорс" превратился в исполинский барабан, склепанный из
листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка
обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному
помешательству и совершенно перестали соображать, что
происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках
прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем
предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два
сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку
винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей
ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю
ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и
выходных, губа была желанным местом отдыха.
Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я
начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому
тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой
ответственной части плана -- расставить по местам
крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он
подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно
продуманной схеме.
Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за
это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и
улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия.
Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся
экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма
канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из
ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме,
предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она
была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны.
Поскольку дежурства все равно превратились в пустую
формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав
на... Последним островком стабильности в рушащемся мире был
нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в
неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения
вышли из строя.
Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины
отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три
дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за
каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение
алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными.
Наверное от бескормицы.
Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:
-- Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.
-- Я тоже.
-- А время идет. Мы свою задачу выполнили,-- в словах полковника
прозвучала плохо скрытая угроза.
Я поскреб в затылке.
-- Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход
партии. Жертва ферзя и мат в два хода.
Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:
--- Кто будет ферзем?
-- Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное
выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве
приманки.
Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со
мной только с помощью голо.
Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни
валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его
на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал.
Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и
накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще
реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу
магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины. Потом
взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать
заклинания:
-- Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и
безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя
именем Неизреченного!
Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый
оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый
запах аммиака.
-- Явись! Явись! Явись!
Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы
зашевелилось неясное облачко -- и только. Следовало срочно
произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана
маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я
добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.
-- Явись! Явись! Явись! -- снова истошно возопил я.
И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только
цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал...
-- В чем дело? -- осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая
блокнот и не желая поднять на меня взгляд.
-- Вызывал... -- несмело ответил я.
-- Что надо?
-- Повелеваю тебе...
-- А вот это давайте не будем. -- Фиолетовый широко зевнул. --
Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла
необходимость сделки -- так прямо и скажите. Подпишем договор в
четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в
недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.
Я растерялся.
-- Но ведь это не по правилам.
-- Бросьте вы, -- в голосе фиолетового зазвенела сталь. --
Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях
живем, не где-нибудь.
Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки.
Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:
-- Вывести гремлинов не можем.
-- Почему?! -- взвыл я.
-- Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой
силы. Нам этого не простят.
-- Кто?
-- Остальные, -- уклончиво ответил фиолетовый.
-- Но хоть чем-то помочь можете?
-- Можем.
Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к
первоначальному плану. Снова потеря времени.
-- Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.
-- И что? -- с проблесками интереса спросил фиолетовый.
-- И посадите их в этот бак.
Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали
радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было
заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова
начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя
хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели
зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора.
Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:
-- Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?
Я сел, где стоял.
-- Так много?
-- Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак
нельзя, -- убежденно сказал фиолетовый.
-- Миллион рублей... -- сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый
аж зашелся от смеха.
-- Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем
только твердой валютой.
-- Какой?!
-- Долларами, конечно.
-- Миллион долларов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий
случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным
и велел им закончить работы вчера.
"Хорс" превратился в исполинский барабан, склепанный из
листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка
обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному
помешательству и совершенно перестали соображать, что
происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках
прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем
предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два
сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку
винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей
ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю
ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и
выходных, губа была желанным местом отдыха.
Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я
начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому
тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой
ответственной части плана -- расставить по местам
крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он
подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно
продуманной схеме.
Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за
это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и
улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия.
Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся
экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма
канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из
ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме,
предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она
была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны.
Поскольку дежурства все равно превратились в пустую
формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав
на... Последним островком стабильности в рушащемся мире был
нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в
неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения
вышли из строя.
Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины
отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три
дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за
каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение
алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными.
Наверное от бескормицы.
Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:
-- Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.
-- Я тоже.
-- А время идет. Мы свою задачу выполнили,-- в словах полковника
прозвучала плохо скрытая угроза.
Я поскреб в затылке.
-- Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход
партии. Жертва ферзя и мат в два хода.
Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:
--- Кто будет ферзем?
-- Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное
выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве
приманки.
Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со
мной только с помощью голо.
Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни
валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его
на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал.
Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и
накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще
реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу
магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины. Потом
взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать
заклинания:
-- Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и
безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя
именем Неизреченного!
Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый
оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый
запах аммиака.
-- Явись! Явись! Явись!
Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы
зашевелилось неясное облачко -- и только. Следовало срочно
произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана
маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я
добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.
-- Явись! Явись! Явись! -- снова истошно возопил я.
И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только
цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал...
-- В чем дело? -- осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая
блокнот и не желая поднять на меня взгляд.
-- Вызывал... -- несмело ответил я.
-- Что надо?
-- Повелеваю тебе...
-- А вот это давайте не будем. -- Фиолетовый широко зевнул. --
Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла
необходимость сделки -- так прямо и скажите. Подпишем договор в
четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в
недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.
Я растерялся.
-- Но ведь это не по правилам.
-- Бросьте вы, -- в голосе фиолетового зазвенела сталь. --
Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях
живем, не где-нибудь.
Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки.
Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:
-- Вывести гремлинов не можем.
-- Почему?! -- взвыл я.
-- Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой
силы. Нам этого не простят.
-- Кто?
-- Остальные, -- уклончиво ответил фиолетовый.
-- Но хоть чем-то помочь можете?
-- Можем.
Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к
первоначальному плану. Снова потеря времени.
-- Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.
-- И что? -- с проблесками интереса спросил фиолетовый.
-- И посадите их в этот бак.
Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали
радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было
заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова
начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя
хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели
зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора.
Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:
-- Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?
Я сел, где стоял.
-- Так много?
-- Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак
нельзя, -- убежденно сказал фиолетовый.
-- Миллион рублей... -- сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый
аж зашелся от смеха.
-- Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем
только твердой валютой.
-- Какой?!
-- Долларами, конечно.
-- Миллион долларов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35