После первого допроса, на котором Таранов больше молчал, чем говорил, его отправили в ИВС… Усатый сержант затолкнул его в камеру и дважды повернул ключ в замке.
Иван осмотрелся: стены грязно-зеленого цвета «под шубу», желтый потолок с разводами протечек, «толчок», ржавая раковина и сплошной – от стены до стены – помост с деревянным же «подголовником». На помосте сидел пожилой мужчина в наброшенном на плече дорогом пальто.
– Здравствуйте, – сказал Таранов.
– Добрый вечер, – с ноткой иронии в голосе ответил мужчина.
– Не особо, – пробормотал Иван, обращаясь скорее к себе, нежели к соседу.
– Возможно, молодой человек, вполне возможно. Но «добрый вечер» не есть констатация факта, это пожелание… Вы пожелали мне здоровья, а я ответил вам пожеланием, чтобы этот вечер оказался для вас добрым.
Иван не ответил, присел на помост и вытащил сигареты… разговаривать не хотелось. Ни с кем и ни о чем. Пожилой дядька, видимо, это понял и с расспросами не лез. Иван протянул ему сигареты, но тот улыбнулся и покачал головой:
– Я свое давно выкурил, молодой человек. К сожалению… Жизнь – это сплошная цепочка потерь. Друзей, женщин, надежд… и даже таких маленьких радостей, как сигарета или рюмка коньяку. Впрочем, это я так, по-стариковски брюзжу. Не обращайте внимания.
Иван закурил и задумался. Перед глазами – как видеозапись – прокручивались события последних дней и месяцев. В них была некая неумолимая логика, которая и привела Ивана сюда, в камеру ИВС. Таранов осознал это сразу, вдруг. Пронзительно-четко. Подобно тому, как при вспышке молнии озаряется ночной пейзаж и все то, что было до этого скрыто, делается видимым в мельчайших деталях.
Это, понял Таранов, судьба. Его, Ивана Таранова, судьба. Она жестока и на первый взгляд совершенно непредсказуема, как движение рикошетирующей пули в узком тоннеле… но его же собственной рукой эта ломаная траектория начерчена. А вот где, когда и как она оборвется – знать не дано.
Иван задумался, Иван ушел глубоко в себя. В темень, жестокую и опасную, как ночной бой в чужих траншеях… Когда невозможно понять где свои, где чужие. И невозможно понять даже – кто победил?
Сигарета обожгла пальцы. Таранов чертыхнулся, выщелкнул окурок и повернулся к соседу… Старик был очень бледен, держался за сердце.
– Отец, – позвал Таранов. – Отец, тебе плохо?
– Нитроглицерин, – пробормотал старик и начал валиться набок.
Иван метнулся к нему, подхватил, помог лечь. Потом бесцеремонно обшарил карманы, но лекарства не нашел. Он нащупал пульс – слабый, нитевидный, – подскочил к двери и забарабанил кулаком.
– Врача! – кричал он. – Врача! Человеку плохо.
Кормушка распахнулась только через минуту.
– Чего бузишь? – недовольно спросил сержант.
– Врача срочно. Человек умирает.
Мент безо всякого интереса посмотрел на старика, буркнул: – Вызовем, – и захлопнул кормушку. Таранов выругался и вернулся к сокамернику.
– Ничего, ничего, отец, – бодро приговаривал он, – мы сейчас… мы с тобой разберемся… я тебе умереть не дам.
Двадцать минут до прихода врача Таранов делал старику искусственное дыхание и массировал сердце… Врач споро вколол деду один за другим два укола. Спустя минуту-другую старик открыл глаза.
– Ну вот и ладушки, – произнес врач. – Но все равно надо в стационар.
– Спасибо, доктор, – слабым голосом сказал дед.
– Это не мне, – ответил врач. – Это вот ему.
Врач кивнул на Ивана. Старик улыбнулся Таранову бескровными губами. Спустя несколько минут его унесли на носилках… Иван даже не предполагал, что это случайное знакомство еще будет иметь продолжение.
* * *
На допросах Иван молчал, но в принципе это не имело значения. Тридцатого декабря из Санкт-Петербурга пришел ответ на запрос Владимирского ГУВД. Из него следовало, что паспорт на имя Попова Сергея Ивановича, жителя Санкт-Петербурга, был похищен у владельца в октябре сего года. Попов, однако, в органы милиции с заявлением о краже паспорта не обращался… Спустя еще сутки пришел ответ из центральной дактилоскотеки. Из него следовало, что пальцевые отпечатки, взятые у «Попова», принадлежат Таранову Ивану Сергеевичу, разыскиваемому ГУВД Санкт-Петербурга по подозрению в совершении заказного убийства.
Прокурорский следак покачал головой: – Ишь ты, пивовар какой ловкий. Ну, теперь-то тебе, пивовар, амбец. Сидеть тебе – не пересидеть… А мадам Козявкина будет тебе передачки таскать… ха-ха-ха.
* * *
Делу Попова (теперь уже Таранова) придавали исключительное значение, и неспешные колеса следствия завертелись на диво быстро. Парафиновый тест однозначно подтвердил наличие на руках Таранова следов продуктов выстрела. На месте преступления эксперт зафиксировал отпечатки рифленых подошв ботинок, полностью соответствующих ботинкам Таранова. В машине и на оружии нашли отпечатки пальцев Ивана… куда же больше? А было больше: владелец «Жигулей» опознал в Таранове угонщика. Были ответы из ГУВД СанктПетербурга. Конечно, еще не были готовы заключения экспертиз – дело хлопотное, времени требует, но ЭКО дал следствию «Справки эксперта».
Таранову предъявили обвинение по целому ряду статей УК: незаконное хранение оружия, подделка документов, разбой, угон автотранспортного средства и, наконец, умышленное убийство… мерой пресечения было избрано содержание под стражей.
Тридцать первого декабря двухтысячного года автозак подъехал к низеньким воротцам у невысокого, двух-этажного здания. На углу здания висела табличка: «ул. Большая Нижегородская, 67». Из будки выскочил прапорщик со «вчерашним» лицом, открыл ворота. Автозак, в одном из «стаканов» которого ехал подследственный Таранов, въехал на территорию Владимирского централа… но это еще не тюрьма. Это еще не тюрьма. Это всего лишь территория перед административным корпусом. «ЗИЛ» со стальным фургоном проехал мимо здания, повернул налево и уткнулся тупой мордой в другие ворота, требовательно рыкнул клаксоном. И ворота раскрылись, как для душевного объятья. Автозак въехал внутрь. Ворота закрылись.
…А вот это уже тюрьма!
Автозак почти вплотную подъехал к дверям корпуса. Из дежурки вышли, на ходу дожевывая бутерброды, конвойные… Владимирка принимала новую порцию постояльцев.
Все тюрьмы одинаковы… на первый взгляд. Но у каждой есть свое лицо, свои легенды, своя история. История Владимирского централа началась в апреле 1781 года, когда государыня Екатерина II подписала Указ «О суде и наказаниях за воровство разных родов и о заведении рабочих домов во всех губерниях». А уже через два с небольшим года «рабочий дом» принял первых арестантов… Сколько их прошло за два с лишним века через Владимирку? Никто не скажет точной цифры, никто не знает. Уверенно можно сказать только то, что их были сотни тысяч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64