– Но ведь вы, должно быть, знаете, что убийца задержан...
– Бросьте, – сказал он жестко, махнув рукой. – Вы же сами рапортовали каждому столбу, что это не так!
– Откуда вам это известно? – начал я и замолчал под его ироническим взглядом. Вопрос был глуп: по крайней мере, в отделении, в райотделе, в прокуратуре и на Петровке знали о моих соображениях. Ив то же время неглуп был вопрос, хоть и оставался без ответа: он означал, что где-то среди этих инстанций у моего милого собеседника есть источник информации.
Все это мне не нравилось. Все эти беседы вокруг да около с весьма подозрительным, никак не разъясненным близнецом убитого вора в законе.
– А при чем здесь подробности моей биографии?
Хотя и сам знал – при чем. Он осуждающе покачал головой: дескать, зря я валяю с ним дурака – и сказал прямо:
– Два года назад вас несправедливо выперли из органов. Сейчас вы работаете на должности гораздо ниже той, что заслуживаете. Перед вами редкий шанс все изменить. Он развел руками, как бы говоря: куда уж больше!
– Все изменить, – повторил я, помолчав. – С вашей помощью?
Он кивнул.
Так, союзничек. Товарищ по оружию. Такого у меня еще не бывало. Я вспомнил, как отводил в сторону прикрытые линзами глаза Валиулин, холодное лицо Степаниды. И спросил:
– А в чем ваша помощь будет заключаться?
Он ответил с готовностью:
– Деньги на расходы. Машину в ваше распоряжение. Информация. Прикрытие.
– Прикрытие – в смысле охрана?
– Охрана тоже, конечно. Если понадобится. Но и прикрытие... – он повел рукой над столом, – в широком смысле. Мы постараемся сделать так, чтобы вам поменьше препятствовали... По официальной линии.
Ого! Как это он сказал? “Мы постараемся...” Не “я”, а “мы”.
Если это не блеф, то ты, Стасик, сейчас вступаешь в отношения с весьма серьезными дядями. Ты, Стасик, суешь мизинчик – пока мизинчик! – в пасть к крокодилу и хочешь посмотреть, что из этого выйдет. Впрочем, от меня ведь не требуют расписок кровью? Да и вообще, кажется, ничего не требуют!
– Информация, – сказал я. – Какую информацию вы мне можете предложить?
– Спрашивайте, – сказал он.
– Что за отношения были у Байдакова с вашим братом?
– Ну... – он призадумался. – Байдаков, скажем так, занимался мелкими поручениями.
– Например?
– Привезти продукты из магазина, доставить записку по адресу... Что еще? Сделать ставку-другую на ипподроме. Иногда... – тут Черкизов ухмыльнулся, – иногда девочку привезти. Была у брата такая страстишка.
– А откуда он их брал, этих девочек?
– Понятия не имею! – пожал он плечами.
– Тогда второе: кто такой Шкут?
– Шкут? – переспросил он. – Не знаю. Но постараюсь выяснить.
– И третье, – сказал я мягко. – Раз уж мы договорились обмениваться информацией. Какие у вас свои соображения насчет того, что убийца не Байдаков?
– Но... – начал он, изумленно подняв брови.
– Свои, – не дал я ему договорить. – Про кран и стаканы я, слава Богу, знаю без вас. И вам не удастся меня убедить, что вы тут со мной откровенничаете только из-за них. Пожалуйста, свои соображения.
Он молчал.
– Ну что ж... – начал я.
– Погодите, – остановил он меня. – Я вижу, вы весьма сообразительный молодой человек. Отлично, значит, я не ошибся. Вы правы, конечно, свои соображения у меня есть. – Черкизов помолчал. – Мой брат хранил дома большую сумму денег. – Он снова помолчал и добавил: – Очень большую. Такую большую, что Байдаков не смог бы ее целиком ни потратить, ни в пьяном виде надежно спрятать. Достаточно?
– Нет, – быстро ответил я. – Это были его собственные деньги?
Черкизов колебался всего мгновение, прежде чем ответить, но мне этого хватило, и ответить ему я не дал:
– Это был “общак”? Да?
– Молодой человек, – осуждающе покачал он головой, глядя мне прямо в глаза, – вы ведь, кажется, действительно неглупы и должны понимать, что есть вещи, которые лучше не произносить вслух, даже если они вертятся на языке. Для пользы языка в первую очередь.
Он поднялся, взял из угла свою палку и сказал:
– Это не угроза. Боже упаси, это отеческое предупреждение. Никакого материального вознаграждения мы вам не предлагаем...
– Спасибо на этом. – Я отвесил театральный поклон.
– ...просто надеемся, что наши интересы где-нибудь совпадут. Я сам не москвич, – продолжал Черкизов, – остановился у друзей. Вот вам, – он вырвал листок из блокнота, – мой телефон. Можете звонить по нему в любое время суток. Если меня нет – передавать для меня все, что угодно, не боясь. Всего доброго. Спасибо за пельмени.
Через минуту я наблюдал из окна, как он выходит из подъезда, как садится на заднее сиденье ожидающего его лимузина, как лимузин, вспыхнув яркими огнями, отъезжает и оказывается “вольво” одной из последних моделей. “Да, – думал я, сидя на подоконнике и глядя на осиротевший без роскошного иностранного авто привычный пейзаж, – раньше люди заключали сделку с нечистой силой ради какой-то выгоды, а для чего ее заключаю я?” Сложив тарелки в мойку, я принялся мыть посуду. Что нового стало мне известно? Покойный Черкизов был держателем “общака”, воровской кассы, так сказать, банка, который собирается из взносов членов воровского сообщества и служит для финансирования крупных операций, помощи осужденным ворам и их семьям, используется на подкуп должностных лиц и так далее. Кто-то Черкизова убрал, а кассу присвоил, причем очень ловко, точно и продуманно спихнул это на Витьку.
Вот и объяснение нашлось, зачем так сложно, с подставкой, почему не просто убиты. Потому что за убитым Черкизовым – сила и, похоже, немалая. Которая ни убийства, ни особенно денег пропавших не простит. И вот зачем им нужен я – дурачок-попка. Чтобы начал Стасик Северин бурную бескорыстную деятельность: ходить в тюрьму к Байдакову, искать концы в мутной водичке. До тех пор, пока кто-нибудь на этого живца не клюнет. Надо же, подумал я восхищенно, даже “прикрытие” сверху обещают! Это, значит, чтоб эксперимент был совершенно чистым/
Я насухо вытер последнюю тарелку, сел к телефону и набрал номер.
– Василий Евсеич?
– Угу, – Панькин что-то жевал.
– Это Северин. Слу-ушай, я в сорок четвертой планшетку свою забыл. Зайду к тебе сейчас за ключами?
– Ага, – он наконец проглотил кусок, – заходи.
Лифтер Малюшко, не вставая с кресла, приветствовал меня солидным кивком. Малюшко. Ключи от переходов. Но это потом. Я кивнул ему в ответ.
Шестой этаж. Тяжелая стальная дверь. Три замка. Я вступил в квартиру, нашарил на стене выключатель и зажег свет. Ну-с, что мы тут будем искать?
Вот так же, как я, Черкизов-второй остановился в прихожей, а потом, мельком заглянув в гостиную, устремился в спальню. Устремимся и мы. Что его здесь заинтересовало? Сейф. Я подошел поближе, вытащил специально припасенную лупу и тщательно, миллиметр за миллиметром, просмотрел стыки, потом прошелся по поверхностям внутренних стенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Бросьте, – сказал он жестко, махнув рукой. – Вы же сами рапортовали каждому столбу, что это не так!
– Откуда вам это известно? – начал я и замолчал под его ироническим взглядом. Вопрос был глуп: по крайней мере, в отделении, в райотделе, в прокуратуре и на Петровке знали о моих соображениях. Ив то же время неглуп был вопрос, хоть и оставался без ответа: он означал, что где-то среди этих инстанций у моего милого собеседника есть источник информации.
Все это мне не нравилось. Все эти беседы вокруг да около с весьма подозрительным, никак не разъясненным близнецом убитого вора в законе.
– А при чем здесь подробности моей биографии?
Хотя и сам знал – при чем. Он осуждающе покачал головой: дескать, зря я валяю с ним дурака – и сказал прямо:
– Два года назад вас несправедливо выперли из органов. Сейчас вы работаете на должности гораздо ниже той, что заслуживаете. Перед вами редкий шанс все изменить. Он развел руками, как бы говоря: куда уж больше!
– Все изменить, – повторил я, помолчав. – С вашей помощью?
Он кивнул.
Так, союзничек. Товарищ по оружию. Такого у меня еще не бывало. Я вспомнил, как отводил в сторону прикрытые линзами глаза Валиулин, холодное лицо Степаниды. И спросил:
– А в чем ваша помощь будет заключаться?
Он ответил с готовностью:
– Деньги на расходы. Машину в ваше распоряжение. Информация. Прикрытие.
– Прикрытие – в смысле охрана?
– Охрана тоже, конечно. Если понадобится. Но и прикрытие... – он повел рукой над столом, – в широком смысле. Мы постараемся сделать так, чтобы вам поменьше препятствовали... По официальной линии.
Ого! Как это он сказал? “Мы постараемся...” Не “я”, а “мы”.
Если это не блеф, то ты, Стасик, сейчас вступаешь в отношения с весьма серьезными дядями. Ты, Стасик, суешь мизинчик – пока мизинчик! – в пасть к крокодилу и хочешь посмотреть, что из этого выйдет. Впрочем, от меня ведь не требуют расписок кровью? Да и вообще, кажется, ничего не требуют!
– Информация, – сказал я. – Какую информацию вы мне можете предложить?
– Спрашивайте, – сказал он.
– Что за отношения были у Байдакова с вашим братом?
– Ну... – он призадумался. – Байдаков, скажем так, занимался мелкими поручениями.
– Например?
– Привезти продукты из магазина, доставить записку по адресу... Что еще? Сделать ставку-другую на ипподроме. Иногда... – тут Черкизов ухмыльнулся, – иногда девочку привезти. Была у брата такая страстишка.
– А откуда он их брал, этих девочек?
– Понятия не имею! – пожал он плечами.
– Тогда второе: кто такой Шкут?
– Шкут? – переспросил он. – Не знаю. Но постараюсь выяснить.
– И третье, – сказал я мягко. – Раз уж мы договорились обмениваться информацией. Какие у вас свои соображения насчет того, что убийца не Байдаков?
– Но... – начал он, изумленно подняв брови.
– Свои, – не дал я ему договорить. – Про кран и стаканы я, слава Богу, знаю без вас. И вам не удастся меня убедить, что вы тут со мной откровенничаете только из-за них. Пожалуйста, свои соображения.
Он молчал.
– Ну что ж... – начал я.
– Погодите, – остановил он меня. – Я вижу, вы весьма сообразительный молодой человек. Отлично, значит, я не ошибся. Вы правы, конечно, свои соображения у меня есть. – Черкизов помолчал. – Мой брат хранил дома большую сумму денег. – Он снова помолчал и добавил: – Очень большую. Такую большую, что Байдаков не смог бы ее целиком ни потратить, ни в пьяном виде надежно спрятать. Достаточно?
– Нет, – быстро ответил я. – Это были его собственные деньги?
Черкизов колебался всего мгновение, прежде чем ответить, но мне этого хватило, и ответить ему я не дал:
– Это был “общак”? Да?
– Молодой человек, – осуждающе покачал он головой, глядя мне прямо в глаза, – вы ведь, кажется, действительно неглупы и должны понимать, что есть вещи, которые лучше не произносить вслух, даже если они вертятся на языке. Для пользы языка в первую очередь.
Он поднялся, взял из угла свою палку и сказал:
– Это не угроза. Боже упаси, это отеческое предупреждение. Никакого материального вознаграждения мы вам не предлагаем...
– Спасибо на этом. – Я отвесил театральный поклон.
– ...просто надеемся, что наши интересы где-нибудь совпадут. Я сам не москвич, – продолжал Черкизов, – остановился у друзей. Вот вам, – он вырвал листок из блокнота, – мой телефон. Можете звонить по нему в любое время суток. Если меня нет – передавать для меня все, что угодно, не боясь. Всего доброго. Спасибо за пельмени.
Через минуту я наблюдал из окна, как он выходит из подъезда, как садится на заднее сиденье ожидающего его лимузина, как лимузин, вспыхнув яркими огнями, отъезжает и оказывается “вольво” одной из последних моделей. “Да, – думал я, сидя на подоконнике и глядя на осиротевший без роскошного иностранного авто привычный пейзаж, – раньше люди заключали сделку с нечистой силой ради какой-то выгоды, а для чего ее заключаю я?” Сложив тарелки в мойку, я принялся мыть посуду. Что нового стало мне известно? Покойный Черкизов был держателем “общака”, воровской кассы, так сказать, банка, который собирается из взносов членов воровского сообщества и служит для финансирования крупных операций, помощи осужденным ворам и их семьям, используется на подкуп должностных лиц и так далее. Кто-то Черкизова убрал, а кассу присвоил, причем очень ловко, точно и продуманно спихнул это на Витьку.
Вот и объяснение нашлось, зачем так сложно, с подставкой, почему не просто убиты. Потому что за убитым Черкизовым – сила и, похоже, немалая. Которая ни убийства, ни особенно денег пропавших не простит. И вот зачем им нужен я – дурачок-попка. Чтобы начал Стасик Северин бурную бескорыстную деятельность: ходить в тюрьму к Байдакову, искать концы в мутной водичке. До тех пор, пока кто-нибудь на этого живца не клюнет. Надо же, подумал я восхищенно, даже “прикрытие” сверху обещают! Это, значит, чтоб эксперимент был совершенно чистым/
Я насухо вытер последнюю тарелку, сел к телефону и набрал номер.
– Василий Евсеич?
– Угу, – Панькин что-то жевал.
– Это Северин. Слу-ушай, я в сорок четвертой планшетку свою забыл. Зайду к тебе сейчас за ключами?
– Ага, – он наконец проглотил кусок, – заходи.
Лифтер Малюшко, не вставая с кресла, приветствовал меня солидным кивком. Малюшко. Ключи от переходов. Но это потом. Я кивнул ему в ответ.
Шестой этаж. Тяжелая стальная дверь. Три замка. Я вступил в квартиру, нашарил на стене выключатель и зажег свет. Ну-с, что мы тут будем искать?
Вот так же, как я, Черкизов-второй остановился в прихожей, а потом, мельком заглянув в гостиную, устремился в спальню. Устремимся и мы. Что его здесь заинтересовало? Сейф. Я подошел поближе, вытащил специально припасенную лупу и тщательно, миллиметр за миллиметром, просмотрел стыки, потом прошелся по поверхностям внутренних стенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46