Поэтому я вздохнул и сказал:
– Ладно, хватит терять время. Вставай, поехали.
Лерик не тронулся с места, зато открыл наконец рот:
– Никуда я не поеду. – Он осклабился. – Вряд ли ты возьмешь и просто так меня пристрелишь. Я покачал головой:
– Конечно, нет. Очень нужно садиться в тюрьму из-за такого подонка...
– Друзей детства не выбирают, – хмыкнул он.
– Ага, – кивнул я. – Поэтому тебе говорят: у меня деловое предложение.
Я сунул руку в карман куртки и вытащил туго перетянутую резинкой пачку вкладышей.
– Держи!
Пачка полетела к нему на колени. Он подхватил ее, живо содрал резинку и пролистнул. На лице его мелькнуло удовлетворение.
– А теперь кидай обратно, – сказал я. Лерик медлил, и я повторил: – Кидай, кидай! Не бойся, все равно твоя будет!
Он нацепил резинку обратно, и через секунду пачка опять была в моем кармане. Я продолжал:
– Рассуждай, как нормальный человек. Я много про тебя знаю, но доказать ничего не могу. Если б мог, разговаривал бы с тобой иначе. Убивать тебя мне смысла нет – я уже сказал. Держать у себя эти бумажки, – я похлопал по карману, – еще меньше смысла. Проку от них – ноль, а головной боли – вагон. Потому что пока они у меня, ваша банда не отцепится до конца жизни...
Я очень старался говорить убедительно. И мне показалось, что на лице Лерика появилось понимание.
– Тебе нужны бумажки, мне нужна Марина. Решай.
Он встал и сказал:
– Поехали.
– Далеко? – поинтересовался я, кладя в карман второй магнум.
– За город. Минут сорок езды.
Из подъезда вышли на улицу два старых школьных товарища, оживленно беседующие между собой. Они пересекли двор и уселись в потрепанные “жигули” 1970 года. Там один из товарищей велел другому:
– А ну, протяни руки.
И защелкнул на нем наручники.
Лерик усмехнулся, оглядел скованные запястья и сказал:
– Боишься. А ведь говорил, будто знаешь, что я сам никогда ничего не делаю... Я промолчал.
– Кстати, – продолжал он, – расскажи уж тогда мне, дураку, где я прокололся. Интересно ведь.
– Это пожалуйста, – охотно ответил я. – Первое подозрение у меня мелькнуло, когда в квартире Шкута нашли Лялькину шубу, по которой она так убивалась. Теперь я знаю, что сначала ты организовал кражу у самого себя, чтобы оказаться вне подозрений и при этом еще иметь возможность, как потерпевший, следить за действиями милиции. А потом, когда возникла необходимость убрать Шкута, у тебя появилась идея решить три проблемы сразу: прикончить свидетеля, подсунуть нам наводчика и ублажить любимую жену. Так?
Лерик расхохотался – на этот раз, кажется, искренне.
– А ты востер! Не зря я тебя хотел взять на работу!
– Благодарю, – кивнул я. Мы выехали на улицу Алабяна и двигались теперь в направлении Крылатского. – У тебя вообще все комбинации многослойные. Я ведь сначала Кадомцева подозревал...
– Что, увидел у него в баре стаканы? – со смешком догадался Лерик.
– Да. А потом такие же стаканы я увидел в квартире Шкута. Но у Шкута отсутствовал стакан с “фордом” 1908 года, на котором как раз были обнаружены отпечатки Байдакова. А у Кадомцева не было в комплекте другого. И тут я запутался.
– Бедняжка, – сказал Лерик. – Я помню, ты всегда путался в уравнениях.
– Да, – подтвердил я. – Зато тебе все легко давалось.
– Но ты у нас брал упорством, – заметил он с иронией.
– Брал, – кивнул я. – И на этот раз взял. Я собрал информацию на Кадомцева и узнал, что он всего лишь тихий спекулянт иконами, правда, с большим стажем и поэтому очень богатый. Еще раньше я кое-что разузнал про Шкута, и мне стало известно, что он человек Черкизова. Это подтверждалось тем, что его убили под пытками. Я сделал предположение, что пытали его, чтобы узнать, где вкладыши, которые в это время были уже у меня. И тут все встало на свои места.
– За Кольцевой сворачивай на Рублевское шоссе, – сказал Лерик. – Ну-ну, очень интересно.
– Да, все встало на свои места. Шкут не убивал Черкизова, ибо в этом случае не стали бы убивать да еще пытать его самого. Кадомцев не убивал Черкизова потому, что он вообще не по этой части. Но чешские стаканы были в квартирах у всех троих! И тогда я предположил, что существует некто, предложивший Черкизову комбинацию: убить и ограбить Кадомцева, подставить Байдакова, а в результате получить для его фиктивной жены квартиру. Но на самом деле этот некто хотел, чтобы Черкизов помог ему подготовить операцию, а затем собирался убить самого Черкизова и взять “общак”.
Лерик молчал, глядя перед собой на дорогу.
– Ты хочешь знать, где ты прокололся? – спросил я его. – Скажу. Ты прокололся с кранами. Ну, и с ключами от переходов, которые ты спер у Малюшко.
Он с удивлением повернул ко мне голову.
– Да, именно так. Тебе было нужно открыть краны только под утро, чтобы убийство обнаружили тогда, когда Витька уже проснется, найдет в карманах деньги и пойдет опохмеляться. Но, поскольку лифтеры на ночь запирают входные двери, а вы все в разных подъездах, тебе потребовались ключи от переходов. Тут, как всегда, ты решил извлечь двойную выгоду. И после того, как открыл краны, подложил эти ключики мертвецки пьяному Байдакову, чтобы подкинуть следствию объяснение, почему никто не видел Витьку входящим в черкизовский подъезд. Следствие-то клюнуло. Но, когда мне стало ясно, что убийца не Байдаков, я совершенно точно понял, что некто тоже должен жить в стеклянном доме.
Я замолчал, ожидая, что он о чем-нибудь спросит меня, но он не спрашивал. Я вспомнил, что сначала подозревал еще одного человека – Льва Ильича Зубова, из-за его реакции на фамилию убитого кошкодава. Но потом я изучил в суде его уголовное дело и узнал, что Сипягин – это фамилия бухгалтера, который проходил главным свидетелем по делу о растрате. Но об этом Лерику я рассказывать не стал. Вместо этого я сказал:
– Осталось выяснить, кто же этот некто. Я пытался выйти на него через Глобуса и, как видишь, в конце концов, добился своего. Правда, вчера я получил подсказку: всеведущий лифтер Малюшко доложил мне, что из всех жителей стеклянного дома к Черкизову чаще всего ходили Байдаков и ты.
– Осторожно, здесь крутой поворот, – сказал Лерик.
Я сбавил скорость. И спросил:
– Неужели ты не боялся попереть на такого человека, как Черкизов?
Лерик молчал.
– И ведь Глобус может теперь тебя заложить... – сказал я осторожно.
Он хмыкнул. И пробурчал:
– Глобус может заложить только себя. Это он проломил старику голову. Я, как ты говоришь, только придумываю. А Кеша... – тут его вдруг прорвало, и он заговорил с неожиданной злобой: – Кеша зарвался! Мы крутились с утра до вечера как бобики, а он, ни хрена не делая, забирал себе половину! Потому что он, видите ли, в законе, потому что он авторитет! Да я...
Он замолчал, как будто что-то в себе подавил. Больше я его ни о чем не спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Ладно, хватит терять время. Вставай, поехали.
Лерик не тронулся с места, зато открыл наконец рот:
– Никуда я не поеду. – Он осклабился. – Вряд ли ты возьмешь и просто так меня пристрелишь. Я покачал головой:
– Конечно, нет. Очень нужно садиться в тюрьму из-за такого подонка...
– Друзей детства не выбирают, – хмыкнул он.
– Ага, – кивнул я. – Поэтому тебе говорят: у меня деловое предложение.
Я сунул руку в карман куртки и вытащил туго перетянутую резинкой пачку вкладышей.
– Держи!
Пачка полетела к нему на колени. Он подхватил ее, живо содрал резинку и пролистнул. На лице его мелькнуло удовлетворение.
– А теперь кидай обратно, – сказал я. Лерик медлил, и я повторил: – Кидай, кидай! Не бойся, все равно твоя будет!
Он нацепил резинку обратно, и через секунду пачка опять была в моем кармане. Я продолжал:
– Рассуждай, как нормальный человек. Я много про тебя знаю, но доказать ничего не могу. Если б мог, разговаривал бы с тобой иначе. Убивать тебя мне смысла нет – я уже сказал. Держать у себя эти бумажки, – я похлопал по карману, – еще меньше смысла. Проку от них – ноль, а головной боли – вагон. Потому что пока они у меня, ваша банда не отцепится до конца жизни...
Я очень старался говорить убедительно. И мне показалось, что на лице Лерика появилось понимание.
– Тебе нужны бумажки, мне нужна Марина. Решай.
Он встал и сказал:
– Поехали.
– Далеко? – поинтересовался я, кладя в карман второй магнум.
– За город. Минут сорок езды.
Из подъезда вышли на улицу два старых школьных товарища, оживленно беседующие между собой. Они пересекли двор и уселись в потрепанные “жигули” 1970 года. Там один из товарищей велел другому:
– А ну, протяни руки.
И защелкнул на нем наручники.
Лерик усмехнулся, оглядел скованные запястья и сказал:
– Боишься. А ведь говорил, будто знаешь, что я сам никогда ничего не делаю... Я промолчал.
– Кстати, – продолжал он, – расскажи уж тогда мне, дураку, где я прокололся. Интересно ведь.
– Это пожалуйста, – охотно ответил я. – Первое подозрение у меня мелькнуло, когда в квартире Шкута нашли Лялькину шубу, по которой она так убивалась. Теперь я знаю, что сначала ты организовал кражу у самого себя, чтобы оказаться вне подозрений и при этом еще иметь возможность, как потерпевший, следить за действиями милиции. А потом, когда возникла необходимость убрать Шкута, у тебя появилась идея решить три проблемы сразу: прикончить свидетеля, подсунуть нам наводчика и ублажить любимую жену. Так?
Лерик расхохотался – на этот раз, кажется, искренне.
– А ты востер! Не зря я тебя хотел взять на работу!
– Благодарю, – кивнул я. Мы выехали на улицу Алабяна и двигались теперь в направлении Крылатского. – У тебя вообще все комбинации многослойные. Я ведь сначала Кадомцева подозревал...
– Что, увидел у него в баре стаканы? – со смешком догадался Лерик.
– Да. А потом такие же стаканы я увидел в квартире Шкута. Но у Шкута отсутствовал стакан с “фордом” 1908 года, на котором как раз были обнаружены отпечатки Байдакова. А у Кадомцева не было в комплекте другого. И тут я запутался.
– Бедняжка, – сказал Лерик. – Я помню, ты всегда путался в уравнениях.
– Да, – подтвердил я. – Зато тебе все легко давалось.
– Но ты у нас брал упорством, – заметил он с иронией.
– Брал, – кивнул я. – И на этот раз взял. Я собрал информацию на Кадомцева и узнал, что он всего лишь тихий спекулянт иконами, правда, с большим стажем и поэтому очень богатый. Еще раньше я кое-что разузнал про Шкута, и мне стало известно, что он человек Черкизова. Это подтверждалось тем, что его убили под пытками. Я сделал предположение, что пытали его, чтобы узнать, где вкладыши, которые в это время были уже у меня. И тут все встало на свои места.
– За Кольцевой сворачивай на Рублевское шоссе, – сказал Лерик. – Ну-ну, очень интересно.
– Да, все встало на свои места. Шкут не убивал Черкизова, ибо в этом случае не стали бы убивать да еще пытать его самого. Кадомцев не убивал Черкизова потому, что он вообще не по этой части. Но чешские стаканы были в квартирах у всех троих! И тогда я предположил, что существует некто, предложивший Черкизову комбинацию: убить и ограбить Кадомцева, подставить Байдакова, а в результате получить для его фиктивной жены квартиру. Но на самом деле этот некто хотел, чтобы Черкизов помог ему подготовить операцию, а затем собирался убить самого Черкизова и взять “общак”.
Лерик молчал, глядя перед собой на дорогу.
– Ты хочешь знать, где ты прокололся? – спросил я его. – Скажу. Ты прокололся с кранами. Ну, и с ключами от переходов, которые ты спер у Малюшко.
Он с удивлением повернул ко мне голову.
– Да, именно так. Тебе было нужно открыть краны только под утро, чтобы убийство обнаружили тогда, когда Витька уже проснется, найдет в карманах деньги и пойдет опохмеляться. Но, поскольку лифтеры на ночь запирают входные двери, а вы все в разных подъездах, тебе потребовались ключи от переходов. Тут, как всегда, ты решил извлечь двойную выгоду. И после того, как открыл краны, подложил эти ключики мертвецки пьяному Байдакову, чтобы подкинуть следствию объяснение, почему никто не видел Витьку входящим в черкизовский подъезд. Следствие-то клюнуло. Но, когда мне стало ясно, что убийца не Байдаков, я совершенно точно понял, что некто тоже должен жить в стеклянном доме.
Я замолчал, ожидая, что он о чем-нибудь спросит меня, но он не спрашивал. Я вспомнил, что сначала подозревал еще одного человека – Льва Ильича Зубова, из-за его реакции на фамилию убитого кошкодава. Но потом я изучил в суде его уголовное дело и узнал, что Сипягин – это фамилия бухгалтера, который проходил главным свидетелем по делу о растрате. Но об этом Лерику я рассказывать не стал. Вместо этого я сказал:
– Осталось выяснить, кто же этот некто. Я пытался выйти на него через Глобуса и, как видишь, в конце концов, добился своего. Правда, вчера я получил подсказку: всеведущий лифтер Малюшко доложил мне, что из всех жителей стеклянного дома к Черкизову чаще всего ходили Байдаков и ты.
– Осторожно, здесь крутой поворот, – сказал Лерик.
Я сбавил скорость. И спросил:
– Неужели ты не боялся попереть на такого человека, как Черкизов?
Лерик молчал.
– И ведь Глобус может теперь тебя заложить... – сказал я осторожно.
Он хмыкнул. И пробурчал:
– Глобус может заложить только себя. Это он проломил старику голову. Я, как ты говоришь, только придумываю. А Кеша... – тут его вдруг прорвало, и он заговорил с неожиданной злобой: – Кеша зарвался! Мы крутились с утра до вечера как бобики, а он, ни хрена не делая, забирал себе половину! Потому что он, видите ли, в законе, потому что он авторитет! Да я...
Он замолчал, как будто что-то в себе подавил. Больше я его ни о чем не спрашивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46