Свет факелов падал со стен на суровые лица за столом. Они сидели, словно каменные изваяния, и Ломбардец содрогнулся от ужаса под неумолимым взглядом их глаз. Он быстро огляделся — все выходы были заняты вооруженными воинами. Его коснулось дыханье смерти.
— Это письмо де Шарни вручил сент-омерскому священнику, некоему дону Бове, чтобы тот отвез его в Кале. А священник, поняв, что тут можно поживиться, отнес письмо одному человеку, моему верному слуге, и так оно дошло до меня. Я тут же приказал, чтобы этот человек приехал. А священник преспокойно вернулся в Сент-Омер, чтобы де Шарни считал, что письмо доставлено.
— Я ничего не знаю, — упрямо повторял итальянец, облизывая пересохшие губы.
Король побагровел, глаза его источали ярость.
— Довольно, клянусь Господом Богом, довольно! — воскликнул он. — Будь мы сейчас в Тауэре, несколько поворотов колеса вытянули бы признание из его подлой душонки. А впрочем, зачем нам его признания? Вы все видели, милорды, вы все слышали. Что скажешь ты, мой милый сын? Виновен ли этот человек?
— Виновен, государь.
— А вы, Джон? А вы, Уолтер? А вы, Хьюберт? А милорд епископ? Значит, все единодушны — он виновен в измене. Какое же он должен понести наказанье?
— Только смерть, — ответил Принц, и каждый из рыцарей кивком подтвердил свое согласие.
— Эмери Павийский, вы слышали приговор, — сказал Эдуард, оперев подбородок на руку и вперив в дрожащего итальянца тяжелый взгляд. — Эй, лучник возле двери! Да, ты, с черной бородой, выйди вперед. Вынь меч! Нет, трусливый негодяй, я не оскверню этот дом твоей подлой кровью. Сейчас нам нужна не твоя голова, нужны пятки. Отсеки у него золотые рыцарские шпоры, лучник. Я сам дал их ему, я и отберу обратно. Ну вот! Смотри, как они отлетели! А с ними все, что связывало тебя с достойным сословием, знаком и приметой которого они служат. А теперь отведите его подальше от дома, найдите для этой падали подходящее место на пустоши и отрубите его крысиную голову, чтобы никому неповадно было изменять королю.
Когда лучник схватил итальянца за плечи, тот с отчаянным криком соскользнул со стула и упал на колени. Вывернувшись из рук лучника, он распластался на полу и обхватил ноги короля.
— Пощадите меня, грозный повелитель! Умоляю, ради страстей Господних, пощадите! Смилуйтесь и простите. Вспомните, мой славный, дорогой господин, сколько лет я верой и правдой служил под вашими знаменами, сколько я для вас сделал! Разве не я нашел брод через Сену за два дня до великой битвы? Разве не я вел войска в бой, когда брали Кале? В Италии у меня жена и четверо детей, великий государь, ради них я забыл о долге и чести. С этими деньгами я мог бы забыть о войнах и вернуться к ним. Смилуйтесь, ваше величество! Смилуйтесь!
Англичане — народ грубый, но не жестокий. Хотя король продолжал сидеть с тем же грозным видом и в глазах его не было пощады, другие рыцари беспокойно задвигались, на их лицах можно было прочесть неодобрение.
— Право, государь, умерьте свой гнев, прошу вас, — сказал Чандос.
Эдуард сердито махнул головой.
— Помолчите, Джон. Будет так, как я сказал.
— Прошу вас, дорогой, славный государь, не спешите, в таком деле поспешность не годится. Велите его связать и оставить до утра. А там вы, быть может, передумаете.
— Нет. Я сказал. Уведите его.
Но дрожащий итальянец так крепко вцепился королю в колени, что лучники не могли разжать его судорожно сведенные руки.
— Выслушайте меня, умоляю. Подождите одну только минутку, дайте мне сказать всего несколько слов, а потом делайте что хотите.
Король откинулся на спинку стула.
— Говори, и на этом кончим.
— Государь, пощадите меня. Вы должны пощадить меня ради самого себя. Ведь я могу помочь вам в одном истинно рыцарском деле, оно порадует ваше сердце. Подумайте, ваше величество, этот де Шарни и его товарищи не знают, что их планы провалились. Стоит мне послать им весть, и они наверняка прибудут к малым боковым воротам. А тогда, если мы сумеем устроить хорошую засаду, у нас будет такая добыча и такой выкуп, что все ваши сундуки вновь наполнятся. За него и за его рыцарей можно взять верных сто тысяч крон.
Эдуард с презрением оттолкнул итальянца ногой, так что тот растянулся среди камыша, но и тогда, лежа на полу, как змея с перебитым хребтом, он не сводил с короля своих темных глаз.
— Так ты, оказывается, дважды предатель! Ты продал Кале своему де Шарни, а теперь хочешь предать мне самого де Шарни! Как ты смел подумать, что у меня и других благородных рыцарей душонки торгашей и мы мечтаем только о выкупах, а не о чести их завоевать? Ты что же, думаешь, что я или кто другой может быть таким подлым негодяем? Теперь ты сам подписал свой приговор. Уведите его!
— Постойте, прошу вас, мой благородный, добрый государь! — воскликнул Принц. — Охладите на время ваш гнев. Над тем, что говорит этот человек, стоит подумать. Вашу благородную душу возмутила его болтовня о выкупах. Но посмотрите на все это с другой стороны. Где еще мы можем надеяться столь достойным образом завоевать честь и славу? Пожалуйста, дозвольте мне самому заняться этим делом; если провести все как следует, мы выиграем очень много.
Сверкнув глазами, Эдуард взглянул на Принца.
— В погоне за славой, мой милый сын, тебя можно сравнить разве что с гончей, что идет по кровавому следу оленя, — ответил он. — А как ты все это себе представляешь?
— Чтобы взять де Шарни и его людей, не жалко никаких сил, — ведь в ту ночь под его знаменами соберется цвет Франции. Если мы сделаем, что предлагает этот человек, и встретим его равными силами, вряд ли во всем христианском мире найдется место, где бы рыцарю хотелось быть в ту ночь больше, чем в Кале.
— Клянусь распятьем, милый сын, ты прав! — воскликнул король, просветлев лицом. — Кто же займется этим? Вы, Джон Чандос, или вы, Уолтер Мэнни?
Король насмешливо посмотрел сначала на одного, потом на другого, как, бывает, хозяин дразнит костью злобных старых псов. В пылающих глазах рыцарей отразилось все, что им так хотелось высказать.
— Не сердитесь, Джон, и не подумайте ничего худого; просто теперь очередь Уолтера, и делом займется он.
— А почему нам всем не пойти под вашими, государь, знаменами или под знаменами Принца?
— Нет, не годится, чтобы королевские знамена Англии осеняли такую незначительную вылазку. Все же, если в ваших рядах найдется место еще для двух рыцарей, и Принц, и я отправились бы с вами.
Принц склонился и поцеловал отцу руку.
— Итак, Уолтер, передаю вам этого человека, и поступайте с ним, как найдете нужным. И смотрите за ним в оба глаза, чтобы он опять не предал нас. Уведите его прочь: его дыханье отравляет воздух. А теперь, Найджел, если тот достойный старик желает сыграть на арфе или спеть нам что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Это письмо де Шарни вручил сент-омерскому священнику, некоему дону Бове, чтобы тот отвез его в Кале. А священник, поняв, что тут можно поживиться, отнес письмо одному человеку, моему верному слуге, и так оно дошло до меня. Я тут же приказал, чтобы этот человек приехал. А священник преспокойно вернулся в Сент-Омер, чтобы де Шарни считал, что письмо доставлено.
— Я ничего не знаю, — упрямо повторял итальянец, облизывая пересохшие губы.
Король побагровел, глаза его источали ярость.
— Довольно, клянусь Господом Богом, довольно! — воскликнул он. — Будь мы сейчас в Тауэре, несколько поворотов колеса вытянули бы признание из его подлой душонки. А впрочем, зачем нам его признания? Вы все видели, милорды, вы все слышали. Что скажешь ты, мой милый сын? Виновен ли этот человек?
— Виновен, государь.
— А вы, Джон? А вы, Уолтер? А вы, Хьюберт? А милорд епископ? Значит, все единодушны — он виновен в измене. Какое же он должен понести наказанье?
— Только смерть, — ответил Принц, и каждый из рыцарей кивком подтвердил свое согласие.
— Эмери Павийский, вы слышали приговор, — сказал Эдуард, оперев подбородок на руку и вперив в дрожащего итальянца тяжелый взгляд. — Эй, лучник возле двери! Да, ты, с черной бородой, выйди вперед. Вынь меч! Нет, трусливый негодяй, я не оскверню этот дом твоей подлой кровью. Сейчас нам нужна не твоя голова, нужны пятки. Отсеки у него золотые рыцарские шпоры, лучник. Я сам дал их ему, я и отберу обратно. Ну вот! Смотри, как они отлетели! А с ними все, что связывало тебя с достойным сословием, знаком и приметой которого они служат. А теперь отведите его подальше от дома, найдите для этой падали подходящее место на пустоши и отрубите его крысиную голову, чтобы никому неповадно было изменять королю.
Когда лучник схватил итальянца за плечи, тот с отчаянным криком соскользнул со стула и упал на колени. Вывернувшись из рук лучника, он распластался на полу и обхватил ноги короля.
— Пощадите меня, грозный повелитель! Умоляю, ради страстей Господних, пощадите! Смилуйтесь и простите. Вспомните, мой славный, дорогой господин, сколько лет я верой и правдой служил под вашими знаменами, сколько я для вас сделал! Разве не я нашел брод через Сену за два дня до великой битвы? Разве не я вел войска в бой, когда брали Кале? В Италии у меня жена и четверо детей, великий государь, ради них я забыл о долге и чести. С этими деньгами я мог бы забыть о войнах и вернуться к ним. Смилуйтесь, ваше величество! Смилуйтесь!
Англичане — народ грубый, но не жестокий. Хотя король продолжал сидеть с тем же грозным видом и в глазах его не было пощады, другие рыцари беспокойно задвигались, на их лицах можно было прочесть неодобрение.
— Право, государь, умерьте свой гнев, прошу вас, — сказал Чандос.
Эдуард сердито махнул головой.
— Помолчите, Джон. Будет так, как я сказал.
— Прошу вас, дорогой, славный государь, не спешите, в таком деле поспешность не годится. Велите его связать и оставить до утра. А там вы, быть может, передумаете.
— Нет. Я сказал. Уведите его.
Но дрожащий итальянец так крепко вцепился королю в колени, что лучники не могли разжать его судорожно сведенные руки.
— Выслушайте меня, умоляю. Подождите одну только минутку, дайте мне сказать всего несколько слов, а потом делайте что хотите.
Король откинулся на спинку стула.
— Говори, и на этом кончим.
— Государь, пощадите меня. Вы должны пощадить меня ради самого себя. Ведь я могу помочь вам в одном истинно рыцарском деле, оно порадует ваше сердце. Подумайте, ваше величество, этот де Шарни и его товарищи не знают, что их планы провалились. Стоит мне послать им весть, и они наверняка прибудут к малым боковым воротам. А тогда, если мы сумеем устроить хорошую засаду, у нас будет такая добыча и такой выкуп, что все ваши сундуки вновь наполнятся. За него и за его рыцарей можно взять верных сто тысяч крон.
Эдуард с презрением оттолкнул итальянца ногой, так что тот растянулся среди камыша, но и тогда, лежа на полу, как змея с перебитым хребтом, он не сводил с короля своих темных глаз.
— Так ты, оказывается, дважды предатель! Ты продал Кале своему де Шарни, а теперь хочешь предать мне самого де Шарни! Как ты смел подумать, что у меня и других благородных рыцарей душонки торгашей и мы мечтаем только о выкупах, а не о чести их завоевать? Ты что же, думаешь, что я или кто другой может быть таким подлым негодяем? Теперь ты сам подписал свой приговор. Уведите его!
— Постойте, прошу вас, мой благородный, добрый государь! — воскликнул Принц. — Охладите на время ваш гнев. Над тем, что говорит этот человек, стоит подумать. Вашу благородную душу возмутила его болтовня о выкупах. Но посмотрите на все это с другой стороны. Где еще мы можем надеяться столь достойным образом завоевать честь и славу? Пожалуйста, дозвольте мне самому заняться этим делом; если провести все как следует, мы выиграем очень много.
Сверкнув глазами, Эдуард взглянул на Принца.
— В погоне за славой, мой милый сын, тебя можно сравнить разве что с гончей, что идет по кровавому следу оленя, — ответил он. — А как ты все это себе представляешь?
— Чтобы взять де Шарни и его людей, не жалко никаких сил, — ведь в ту ночь под его знаменами соберется цвет Франции. Если мы сделаем, что предлагает этот человек, и встретим его равными силами, вряд ли во всем христианском мире найдется место, где бы рыцарю хотелось быть в ту ночь больше, чем в Кале.
— Клянусь распятьем, милый сын, ты прав! — воскликнул король, просветлев лицом. — Кто же займется этим? Вы, Джон Чандос, или вы, Уолтер Мэнни?
Король насмешливо посмотрел сначала на одного, потом на другого, как, бывает, хозяин дразнит костью злобных старых псов. В пылающих глазах рыцарей отразилось все, что им так хотелось высказать.
— Не сердитесь, Джон, и не подумайте ничего худого; просто теперь очередь Уолтера, и делом займется он.
— А почему нам всем не пойти под вашими, государь, знаменами или под знаменами Принца?
— Нет, не годится, чтобы королевские знамена Англии осеняли такую незначительную вылазку. Все же, если в ваших рядах найдется место еще для двух рыцарей, и Принц, и я отправились бы с вами.
Принц склонился и поцеловал отцу руку.
— Итак, Уолтер, передаю вам этого человека, и поступайте с ним, как найдете нужным. И смотрите за ним в оба глаза, чтобы он опять не предал нас. Уведите его прочь: его дыханье отравляет воздух. А теперь, Найджел, если тот достойный старик желает сыграть на арфе или спеть нам что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102