А теперь по глазам видно, что стали самим собой.
— Да, я был немножко ранен, — слабым голосом отозвался Найджел. — Но какой позор, какое несчастье, что я пролежал здесь, хотя было столько дела для моих рук! Ты куда, лучник?
— Сказать доброму сэру Джону, что вы поправляетесь.
— Нет, постой, побудь немного со мной, Эйлвард. Ведь, кажется, была какая-то драка — там, на лодках? И я встретил достойнейшего человека и обменялся с ним парой ударов? И он мне сдался, да?
— Да, добрый сэр.
— А где он сейчас?
— Внизу, в замке.
Слабая улыбка пробежала по бледному лицу Найджела.
— Я знаю, что я с ним сделаю, — сказал он.
— Пожалуйста, лежите, добрый сэр, — заволновался Эйлвард. — Утром вас смотрел сам королевский лекарь и сказал, что, если с головы у вас сорвать повязку, вы наверняка умрете.
— Не бойся, добрый лучник, я не стану двигаться. Только расскажи, что случилось на лодке?
— Да говорить-то почти нечего, добрый сэр. Если бы этот Хорек не был сам своим оруженосцем и не провозился столько времени с доспехами, они, может, и одолели бы нас. Он выбрался на палубу, когда его товарищи уже полегли. Мы взяли его на «Мэри Роуз», потому, что он был ваш. А остальных побросали в море.
— И живых, и мертвых?
— Всех.
— Это очень плохо.
Эйлвард только передернул плечами.
— Я пытался спасти одного мальчика, да Кок Бэддинг не позволил, а за него были и Черный Саймон и все остальные. «Так принято у нас в проливе, — сказали они, — сегодня мы их, завтра они нас». И они оторвали его от того, за что он держался, и бросили за борт. Он так кричал! Клянусь рукоятью меча! Не нравится мне море и морские обычаи. Когда оно доставит меня в Англию, я больше и близко к нему не подойду.
— Ты не прав, на море вершатся большие дела, и на судах есть много достойных людей, — возразил Найджел. — Куда бы ты ни отправился по воде, ты обязательно натолкнешься на людей, встреча с которыми принесет тебе радость. Если переплыть Пролив, вот как мы, то встретишь французов, а они нам очень нужны — как же иначе завоевать почести? Или, если поплыть на юг, то рано или поздно можно надеяться встретить неверных и сразиться с ними, а кто отважится на это — прославится. Поразмысли, лучник, как прекрасна такая жизнь: ты отправляешься в путь в погоне за успехом и мечтаешь повстречать много доблестных рыцарей, которые тоже ищут приключений; и тогда, если тебя победят, ты умрешь за веру и перед тобой распахнутся врата царства небесного. И северные моря тоже путь к славе для того, кто ее ищет, потому что они ведут в восточные страны и в страны, где еще по сию пору живут язычники, которые отвращают лицо свое от Святого писания. Там тоже можно надеяться на подвиги. Клянусь святым Павлом, Эйлвард, если французы не нарушат перемирие, а добрый сэр Джон позволит, я отправился бы туда. Море — добрый друг рыцаря: оно приводит его туда, где он может исполнить свои обеты.
Эйлвард покачал головой — в памяти его еще свежи были события недавнего прошлого, но сказать он ничего не успел, потому что в эту минуту открылась дверь и вошел Чандос. Радостно улыбаясь, он приблизился к постели и взял Найджела за руку. Потом что-то шепнул Эйлварду, и тот поспешно вышел.
— Pardieu! Какая приятная картина! — сказал рыцарь. — Надеюсь, вы скоро снова будете на ногах.
— Ради Бога, простите, славный господин, что меня не было подле вас в этом бою.
— Мне и вправду было жаль, что вас там не было, Найджел. Такая ночь редко кому выпадает. Все прошло, как мы наметили. Боковые ворота были открыты, и французы вошли: но мы были наготове, и все они либо погибли, либо стали нашими пленными. Однако большая их часть осталась снаружи, на Ньёлетской равнине, поэтому мы вскочили на лошадей и помчались на них. Когда мы оказались перед ними, они сначала растерялись, но потом опомнились и закричали: «Если побежим, все погибнем! Лучше сражаться в надежде, что верх будет наш!» Все это слышали наши люди в авангарде и кричали им в ответ: «Клянусь святым Георгием, ваша правда! Несдобровать тому, кто помышляет о бегстве!» Поэтому французы около часа удерживали поле, а там было много достойных людей: сам сэр Жоффруа, и сэр Пепен де Вер с сэром Жаном де Ландасом, старый Булье из Кот-Жона и брат его Эктор Пантера. Но всех больше рвался в бой сэр Эсташ де Рибомон, он долго дрался с самим королем. А затем, когда мы их поубивали или захватили в плен, всех пленных привели на празднество, и английские рыцари прислуживали им и веселились вместе с ними. И всем этим, Найджел, мы обязаны вам.
При этих словах оруженосец от радости залился краской.
— Что вы, славный господин, я ведь сумел сделать очень мало. Но все же, благодарение Господу и Пресвятой Деве, мне удалось сделать хоть что-то, так как вам было угодно взять меня с собой на войну. Если бы пришлось...
Но тут слова замерли у Найджела на губах, и он, побледнев, откинулся на постель, с удивлением глядя перед собой: дверь его комнатушки отворилась, и на пороге появился статный человек с благородной, величественной осанкой, высоким челом, удлиненным прекрасным лицом и темными задумчивыми глазами — это был не кто иной, как сам славный Эдуард Английский!
— Ну, тилфордский петушок, я тебя не забыл, — сказал он. — Рад был узнать, что разум снова вернулся к тебе. Надеюсь, на этот раз ты потерял его не из-за меня?
И король улыбнулся, видя, что Найджел продолжает в изумлении смотреть на него. Тогда оруженосец, запинаясь, пробормотал несколько слов благодарности за оказанную ему честь.
— Нет, нет, никакой благодарности, — перебил король. — Мне отрадно, что сын моего старого сотоварища Юстаса Лоринга оказался таким смельчаком. Если бы та шхуна дошла раньше нас, все наши труды пошли бы прахом — ни один француз не показался бы в ту ночь возле Кале. Но особенно я вам благодарен за то, что предали мне в руки того, кого я давно поклялся примерно наказать: он, пользуясь разными бесчестными средствами, нанес нам вреда больше, чем кто-либо другой. Я уже дважды давал клятву, что, если только этот Пьер Рыжий Хорек попадется мне в руки, его повесят, хотя он и благородной крови. Теперь его время пришло, но я не велю его казнить, пока вы, пленивший его, не сможете увидеть это своими глазами. Нет, нет, не благодарите меня, я не мог поступить иначе, ведь это вам я обязан тем, что он в наших руках.
Однако то, что Найджел пытался сказать, вовсе не было словами благодарности. Как ни трудно было ему произнести, что он хотел, он должен был это сделать.
— Ваше величество, — пролепетал он, — я не смею идти против вашей королевской воли...
Мрачная ярость Плантагенетов исказила прекрасное лицо короля, взгляд его бешеных глубоко посаженных глаз помрачнел.
— Клянусь Господом! Никому еще не удавалось пойти против моей воли и остаться невредимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Да, я был немножко ранен, — слабым голосом отозвался Найджел. — Но какой позор, какое несчастье, что я пролежал здесь, хотя было столько дела для моих рук! Ты куда, лучник?
— Сказать доброму сэру Джону, что вы поправляетесь.
— Нет, постой, побудь немного со мной, Эйлвард. Ведь, кажется, была какая-то драка — там, на лодках? И я встретил достойнейшего человека и обменялся с ним парой ударов? И он мне сдался, да?
— Да, добрый сэр.
— А где он сейчас?
— Внизу, в замке.
Слабая улыбка пробежала по бледному лицу Найджела.
— Я знаю, что я с ним сделаю, — сказал он.
— Пожалуйста, лежите, добрый сэр, — заволновался Эйлвард. — Утром вас смотрел сам королевский лекарь и сказал, что, если с головы у вас сорвать повязку, вы наверняка умрете.
— Не бойся, добрый лучник, я не стану двигаться. Только расскажи, что случилось на лодке?
— Да говорить-то почти нечего, добрый сэр. Если бы этот Хорек не был сам своим оруженосцем и не провозился столько времени с доспехами, они, может, и одолели бы нас. Он выбрался на палубу, когда его товарищи уже полегли. Мы взяли его на «Мэри Роуз», потому, что он был ваш. А остальных побросали в море.
— И живых, и мертвых?
— Всех.
— Это очень плохо.
Эйлвард только передернул плечами.
— Я пытался спасти одного мальчика, да Кок Бэддинг не позволил, а за него были и Черный Саймон и все остальные. «Так принято у нас в проливе, — сказали они, — сегодня мы их, завтра они нас». И они оторвали его от того, за что он держался, и бросили за борт. Он так кричал! Клянусь рукоятью меча! Не нравится мне море и морские обычаи. Когда оно доставит меня в Англию, я больше и близко к нему не подойду.
— Ты не прав, на море вершатся большие дела, и на судах есть много достойных людей, — возразил Найджел. — Куда бы ты ни отправился по воде, ты обязательно натолкнешься на людей, встреча с которыми принесет тебе радость. Если переплыть Пролив, вот как мы, то встретишь французов, а они нам очень нужны — как же иначе завоевать почести? Или, если поплыть на юг, то рано или поздно можно надеяться встретить неверных и сразиться с ними, а кто отважится на это — прославится. Поразмысли, лучник, как прекрасна такая жизнь: ты отправляешься в путь в погоне за успехом и мечтаешь повстречать много доблестных рыцарей, которые тоже ищут приключений; и тогда, если тебя победят, ты умрешь за веру и перед тобой распахнутся врата царства небесного. И северные моря тоже путь к славе для того, кто ее ищет, потому что они ведут в восточные страны и в страны, где еще по сию пору живут язычники, которые отвращают лицо свое от Святого писания. Там тоже можно надеяться на подвиги. Клянусь святым Павлом, Эйлвард, если французы не нарушат перемирие, а добрый сэр Джон позволит, я отправился бы туда. Море — добрый друг рыцаря: оно приводит его туда, где он может исполнить свои обеты.
Эйлвард покачал головой — в памяти его еще свежи были события недавнего прошлого, но сказать он ничего не успел, потому что в эту минуту открылась дверь и вошел Чандос. Радостно улыбаясь, он приблизился к постели и взял Найджела за руку. Потом что-то шепнул Эйлварду, и тот поспешно вышел.
— Pardieu! Какая приятная картина! — сказал рыцарь. — Надеюсь, вы скоро снова будете на ногах.
— Ради Бога, простите, славный господин, что меня не было подле вас в этом бою.
— Мне и вправду было жаль, что вас там не было, Найджел. Такая ночь редко кому выпадает. Все прошло, как мы наметили. Боковые ворота были открыты, и французы вошли: но мы были наготове, и все они либо погибли, либо стали нашими пленными. Однако большая их часть осталась снаружи, на Ньёлетской равнине, поэтому мы вскочили на лошадей и помчались на них. Когда мы оказались перед ними, они сначала растерялись, но потом опомнились и закричали: «Если побежим, все погибнем! Лучше сражаться в надежде, что верх будет наш!» Все это слышали наши люди в авангарде и кричали им в ответ: «Клянусь святым Георгием, ваша правда! Несдобровать тому, кто помышляет о бегстве!» Поэтому французы около часа удерживали поле, а там было много достойных людей: сам сэр Жоффруа, и сэр Пепен де Вер с сэром Жаном де Ландасом, старый Булье из Кот-Жона и брат его Эктор Пантера. Но всех больше рвался в бой сэр Эсташ де Рибомон, он долго дрался с самим королем. А затем, когда мы их поубивали или захватили в плен, всех пленных привели на празднество, и английские рыцари прислуживали им и веселились вместе с ними. И всем этим, Найджел, мы обязаны вам.
При этих словах оруженосец от радости залился краской.
— Что вы, славный господин, я ведь сумел сделать очень мало. Но все же, благодарение Господу и Пресвятой Деве, мне удалось сделать хоть что-то, так как вам было угодно взять меня с собой на войну. Если бы пришлось...
Но тут слова замерли у Найджела на губах, и он, побледнев, откинулся на постель, с удивлением глядя перед собой: дверь его комнатушки отворилась, и на пороге появился статный человек с благородной, величественной осанкой, высоким челом, удлиненным прекрасным лицом и темными задумчивыми глазами — это был не кто иной, как сам славный Эдуард Английский!
— Ну, тилфордский петушок, я тебя не забыл, — сказал он. — Рад был узнать, что разум снова вернулся к тебе. Надеюсь, на этот раз ты потерял его не из-за меня?
И король улыбнулся, видя, что Найджел продолжает в изумлении смотреть на него. Тогда оруженосец, запинаясь, пробормотал несколько слов благодарности за оказанную ему честь.
— Нет, нет, никакой благодарности, — перебил король. — Мне отрадно, что сын моего старого сотоварища Юстаса Лоринга оказался таким смельчаком. Если бы та шхуна дошла раньше нас, все наши труды пошли бы прахом — ни один француз не показался бы в ту ночь возле Кале. Но особенно я вам благодарен за то, что предали мне в руки того, кого я давно поклялся примерно наказать: он, пользуясь разными бесчестными средствами, нанес нам вреда больше, чем кто-либо другой. Я уже дважды давал клятву, что, если только этот Пьер Рыжий Хорек попадется мне в руки, его повесят, хотя он и благородной крови. Теперь его время пришло, но я не велю его казнить, пока вы, пленивший его, не сможете увидеть это своими глазами. Нет, нет, не благодарите меня, я не мог поступить иначе, ведь это вам я обязан тем, что он в наших руках.
Однако то, что Найджел пытался сказать, вовсе не было словами благодарности. Как ни трудно было ему произнести, что он хотел, он должен был это сделать.
— Ваше величество, — пролепетал он, — я не смею идти против вашей королевской воли...
Мрачная ярость Плантагенетов исказила прекрасное лицо короля, взгляд его бешеных глубоко посаженных глаз помрачнел.
— Клянусь Господом! Никому еще не удавалось пойти против моей воли и остаться невредимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102