Одному удалось убежать и спрятаться в трюме, но и его, визжавшего под ударами, словно крыса в темноте, загнали в угол и убили. Через полчаса уже ничто не напоминало о мрачной встрече в тумане, если не считать багровых пятен на палубе и бортах. Раскрасневшиеся, веселые лучники снова снимали с луков тетивы, потому что, несмотря на смазку, они быстро размягчались и слабели в сыром воздухе. Одни искали стрелы, которые могли остаться на судне, другие перевязывали полученные в схватке незначительные раны. Но с лица сэра Роберта не сходило беспокойство, и он напряженно всматривался в толщу тумана.
— Ступайте к лучникам, Хоторн, — приказал он своему оруженосцу, — пусть молчат, если жизнь дорога. Вы тоже, Лоринг, ступайте к ютовой команде и передайте то же самое. Если нас заметят с какого-нибудь большого корабля, всем нам конец.
Целый час, затаив дыхание, крались они среди кораблей, и все время со всех сторон до них доносились звуки кимвалов — так испанцы удерживали свои суда вместе.
Была минута, когда дикая музыка зазвучала над самым носом «Василиска», и ему пришлось изменить курс. В другой раз огромный корабль на миг завис прямо у него над кормой, но англичане успели отвернуть от него на два румба, и он снова растаял в тумане. Потом постепенно звон кимвалов превратился в отдаленное звяканье и наконец замер вдали.
— Вовремя, — сказал старый шкипер, показывая на бледное желтоватое пятно, появившееся у них над головой. — Посмотрите вон туда! Это пробивается солнце. Сейчас его будет видно. А! Что я говорил?
В небе в самом деле появилось тусклое, величиной не больше луны, только гораздо бледнее, солнце; по нему то и дело пробегали дымные завитки тумана.
Англичане смотрели на него, и прямо на глазах солнце становилось все больше и ярче; вокруг него светилось желтое гало; потом сквозь туман пробился луч, и вот уже, все расширяясь, на них хлынул золотой поток. Спустя минуту перед ними открылись чистые голубые воды, а над головой засинело небо, по которому плыли легкие белые облачка. Картина, представшая их глазам под этим лазурным куполом, на всю жизнь врезалась им в память.
«Василиск» шел по самой середине Пролива. По обе стороны лежали чистые белые и зеленые берега Пикардии и Кента. Впереди простирался широкий Пролив; воды его бледно-голубые возле носа судна, постепенно темнели и у далекого горизонта становились лиловыми. Позади клубился густой туман, из которого они только что вырвались. Серая стена тянулась с востока на запад, и сквозь нее виднелись огромные туманные очертанья испанских кораблей. Четыре судна уже пробились сквозь густую пелену и торжественно шли на запад, сверкая в лучах заходящего солнца красными позолоченными боками и расписными парусами. Каждую минуту из тумана выныривало еще одно золотое пятно; на какой-то миг оно вспыхивало яркой звездой, но тут же превращалось в медный нос исполинского корабля. Теперь облачную стену по всей ширине прорывали корпуса благородных кораблей, стремящихся на открытый простор. «Василиск» находился на расстоянии мили от их центра и в двух милях от флангов. А в пяти милях, ближе к французскому берегу, по Проливу шли два другие судна. Роберт Ноулз приветствовал появление «Фомы» и «Милости Господней» радостным возгласом, а старый шкипер — горячей благодарственной молитвой святым.
Но как ни приятно было видеть потерянных друзей и сколь ни удивительны казались испанские корабли, взоры всех находящихся на «Василиске» обратились не к ним — англичанам предстало зрелище куда более величественное, заставившее всех столпиться на полубаке и жадно вглядываться в даль: от берегов Уинчелси шел английский флот. Еще до того как туман поднялся, быстроходный галеас принес к английским берегам весть о том, что испанцы вошли в Пролив, и королевский флот был на ходу. И теперь его паруса, расцвеченные гербами и знаменами снарядивших корабли городов, сверкали вдоль всего кентского побережья, от мыса Данджнесс до Рая. Всего было двадцать девять судов из Саутгемптона, Шорема, Уинчелси, Гастингса, Рая, Хайта, Ромни, Фолкстона, Дила, Дувра и Сандвича. Они шли, развернув паруса по ветру, а испанцы, как и подобает доблестному противнику, каким они были во все времена, повернули навстречу им к берегу. И два сверкающих флота с раздутыми расписными парусами, с гордо развевающимися штандартами, под звуки труб и кимвалов устремились навстречу друг другу.
Корабль короля Эдуарда «Филиппа» весь день поджидал испанцев в миле от Кэмбер Сэндз. Над огромным парусом с королевским гербом реял алый английский крест. Вдоль фальшборта виднелись щиты сорока рыцарей, лучших воинов страны, и столько же знамен полоскались по ветру над палубой. На носу и на корме сверкало оружие копейщиков, посередине толпились лучники. Время от времени на королевском корабле раздавался грохот литавр и рев труб, и ему тут же вторили его великолепные соседи: «Лев» под флагом Черного Принца, «Христофор» под флагом графа Суффолка, «Тронная зала» Роберта Намюрского и «Дева Мария» сэра Томаса Холленда. Дальше шли «Белый лебедь» с гербом Моубрея, «Дилский паломник», над которым развевался украшенный черной головой штандарт Одли, и «Кентский моряк» под флагом лорда Бошана. Остальные суда в полной готовности стояли на якоре в бухте Уинчелси.
Король сидел на бочонке на носу корабля, а на коленях у него примостился маленький Джон Ричмондский, совсем еще ребенок. На Эдуарде была его любимая черная бархатная куртка и небольшая коричневая бобровая шляпа с белым пером. С плеч ниспадал роскошный горностаевый плащ. Позади расположились десятка два рыцарей, сверкавших шелками и атласами; одни сидели на перевернутой лодке, другие болтали ногами с фальшборта.
Перед королем, оперев ногу о якорный шток, стоял Джон Чандос в пестром кафтане, он перебирал струны гитары и пел песню, которой выучился в Мариенбурге* [Мариенбург — ныне Мальборк, город в Польше, недалеко от Гданьска.], когда в последний раз сражался с тевтонскими рыцарями против неверных. Король, его рыцари и даже лучники на палубе под ними, слушая веселую песенку, громко смеялись и подтягивали хором, а на других судах люди перевешивались с бортов, чтобы поймать низкий голос Чандоса, раскатывавшийся по волнам.
Но внезапно песня смолкла. С наблюдательного пункта на вершине мачты раздался резкий хриплый крик:
— Вижу парус! Два паруса!
Джон Банс, королевский шкипер, из-под ладони всматривался в длинную стену тумана, закрывавшую всю северную часть Пролива. Чандос, так и не отнявший пальцы от струн, король и рыцари — все устремили взгляд в том же направлении. Сначала впереди показались два маленьких темных силуэта, потом еще один.
— Это, конечно, испанцы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
— Ступайте к лучникам, Хоторн, — приказал он своему оруженосцу, — пусть молчат, если жизнь дорога. Вы тоже, Лоринг, ступайте к ютовой команде и передайте то же самое. Если нас заметят с какого-нибудь большого корабля, всем нам конец.
Целый час, затаив дыхание, крались они среди кораблей, и все время со всех сторон до них доносились звуки кимвалов — так испанцы удерживали свои суда вместе.
Была минута, когда дикая музыка зазвучала над самым носом «Василиска», и ему пришлось изменить курс. В другой раз огромный корабль на миг завис прямо у него над кормой, но англичане успели отвернуть от него на два румба, и он снова растаял в тумане. Потом постепенно звон кимвалов превратился в отдаленное звяканье и наконец замер вдали.
— Вовремя, — сказал старый шкипер, показывая на бледное желтоватое пятно, появившееся у них над головой. — Посмотрите вон туда! Это пробивается солнце. Сейчас его будет видно. А! Что я говорил?
В небе в самом деле появилось тусклое, величиной не больше луны, только гораздо бледнее, солнце; по нему то и дело пробегали дымные завитки тумана.
Англичане смотрели на него, и прямо на глазах солнце становилось все больше и ярче; вокруг него светилось желтое гало; потом сквозь туман пробился луч, и вот уже, все расширяясь, на них хлынул золотой поток. Спустя минуту перед ними открылись чистые голубые воды, а над головой засинело небо, по которому плыли легкие белые облачка. Картина, представшая их глазам под этим лазурным куполом, на всю жизнь врезалась им в память.
«Василиск» шел по самой середине Пролива. По обе стороны лежали чистые белые и зеленые берега Пикардии и Кента. Впереди простирался широкий Пролив; воды его бледно-голубые возле носа судна, постепенно темнели и у далекого горизонта становились лиловыми. Позади клубился густой туман, из которого они только что вырвались. Серая стена тянулась с востока на запад, и сквозь нее виднелись огромные туманные очертанья испанских кораблей. Четыре судна уже пробились сквозь густую пелену и торжественно шли на запад, сверкая в лучах заходящего солнца красными позолоченными боками и расписными парусами. Каждую минуту из тумана выныривало еще одно золотое пятно; на какой-то миг оно вспыхивало яркой звездой, но тут же превращалось в медный нос исполинского корабля. Теперь облачную стену по всей ширине прорывали корпуса благородных кораблей, стремящихся на открытый простор. «Василиск» находился на расстоянии мили от их центра и в двух милях от флангов. А в пяти милях, ближе к французскому берегу, по Проливу шли два другие судна. Роберт Ноулз приветствовал появление «Фомы» и «Милости Господней» радостным возгласом, а старый шкипер — горячей благодарственной молитвой святым.
Но как ни приятно было видеть потерянных друзей и сколь ни удивительны казались испанские корабли, взоры всех находящихся на «Василиске» обратились не к ним — англичанам предстало зрелище куда более величественное, заставившее всех столпиться на полубаке и жадно вглядываться в даль: от берегов Уинчелси шел английский флот. Еще до того как туман поднялся, быстроходный галеас принес к английским берегам весть о том, что испанцы вошли в Пролив, и королевский флот был на ходу. И теперь его паруса, расцвеченные гербами и знаменами снарядивших корабли городов, сверкали вдоль всего кентского побережья, от мыса Данджнесс до Рая. Всего было двадцать девять судов из Саутгемптона, Шорема, Уинчелси, Гастингса, Рая, Хайта, Ромни, Фолкстона, Дила, Дувра и Сандвича. Они шли, развернув паруса по ветру, а испанцы, как и подобает доблестному противнику, каким они были во все времена, повернули навстречу им к берегу. И два сверкающих флота с раздутыми расписными парусами, с гордо развевающимися штандартами, под звуки труб и кимвалов устремились навстречу друг другу.
Корабль короля Эдуарда «Филиппа» весь день поджидал испанцев в миле от Кэмбер Сэндз. Над огромным парусом с королевским гербом реял алый английский крест. Вдоль фальшборта виднелись щиты сорока рыцарей, лучших воинов страны, и столько же знамен полоскались по ветру над палубой. На носу и на корме сверкало оружие копейщиков, посередине толпились лучники. Время от времени на королевском корабле раздавался грохот литавр и рев труб, и ему тут же вторили его великолепные соседи: «Лев» под флагом Черного Принца, «Христофор» под флагом графа Суффолка, «Тронная зала» Роберта Намюрского и «Дева Мария» сэра Томаса Холленда. Дальше шли «Белый лебедь» с гербом Моубрея, «Дилский паломник», над которым развевался украшенный черной головой штандарт Одли, и «Кентский моряк» под флагом лорда Бошана. Остальные суда в полной готовности стояли на якоре в бухте Уинчелси.
Король сидел на бочонке на носу корабля, а на коленях у него примостился маленький Джон Ричмондский, совсем еще ребенок. На Эдуарде была его любимая черная бархатная куртка и небольшая коричневая бобровая шляпа с белым пером. С плеч ниспадал роскошный горностаевый плащ. Позади расположились десятка два рыцарей, сверкавших шелками и атласами; одни сидели на перевернутой лодке, другие болтали ногами с фальшборта.
Перед королем, оперев ногу о якорный шток, стоял Джон Чандос в пестром кафтане, он перебирал струны гитары и пел песню, которой выучился в Мариенбурге* [Мариенбург — ныне Мальборк, город в Польше, недалеко от Гданьска.], когда в последний раз сражался с тевтонскими рыцарями против неверных. Король, его рыцари и даже лучники на палубе под ними, слушая веселую песенку, громко смеялись и подтягивали хором, а на других судах люди перевешивались с бортов, чтобы поймать низкий голос Чандоса, раскатывавшийся по волнам.
Но внезапно песня смолкла. С наблюдательного пункта на вершине мачты раздался резкий хриплый крик:
— Вижу парус! Два паруса!
Джон Банс, королевский шкипер, из-под ладони всматривался в длинную стену тумана, закрывавшую всю северную часть Пролива. Чандос, так и не отнявший пальцы от струн, король и рыцари — все устремили взгляд в том же направлении. Сначала впереди показались два маленьких темных силуэта, потом еще один.
— Это, конечно, испанцы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102