- Ты часом не убил его? - спросил Кондратьев.
- Нет. Сотрясение.
- М-да, чистая победа. На первых же секундах боя, хоть вы и в разных весовых категориях. Он тебя килограммов на пятнадцать потяжелее. Молодец, одобрительно сказал Кондратьев, - как ты его, паршивец, проглядел? Он мог из нас отбивных понаделать. Заснул, что ли, на посту?
- Не спал я, сам не знаю - откуда он взялся. Прошмыгнул мимо и в дом. Может, из подвала выбрался или переход между домами подземный есть. Не знаю, но я не спал.
- Подвал-то мы проверили. Переходов подземных между домами не нашли. Ладно. Расслабься, - остановил Кондратьев егеря, который опять хотел оправдываться. - Может, он в сугробе задремал, а мы его в темноте и не увидели. Но тебе повезло. Похоже, сперва он принял нас за своих. В темноте, знаешь, это не трудно. Повезло. Иначе тебе всю оставшуюся жизнь пришлось бы мучиться от мысли, что из-за тебя погибли несколько славных ребят. Так что можешь расцеловать его. Какой камень он снял с твоей души, что в обстановке не успел разобраться. Но ты не должен был его сюда пропускать.
- Ну ладно тебе, командир. Я же сказал, что осознал свою ошибку.
- Ты этого не говорил.
- Да как же? Вот только что и сказал.
- Хорошо. А вмазал ты ему красиво.
- Испугался.
- Испугался? Неужели? Тебя надо выставить на полковые соревнования по боксу, а то у нас, ты же знаешь, со спортивными достижениями плоховато. Начальство ругается, а тебя на них не затащишь. Нехорошо.
Тем временем егеря повскакивали со своих мест, подошли к боевику, перевернули его на спину, отобрали автомат, отложили в сторону, предварительно отстегнув ручку и проверив, сколько в ней патронов.
- Ну что там? - поинтересовался Кондратьев.
- Честно, на нас всех еще хватило бы по три раза, - сказал Евсеев.
- Продолжайте, продолжайте, - одобрил капитан.
В карманах у боевика нашлось еще две "лимонки", нож и два запасных автоматных рожка, скрепленных между собой скотчем. Голубев заломил руки боевика назад, застегнул на его запястьях наручники и снова положил на живот. Из такого положения очень трудно встать, быстро это не получится.
- Документы, - сказал Голубев, протягивая капитану маленькое удостоверение.
- Посвети мне.
Кондратьев развернул книжечку в темно-бурой обложке. Как и следовало ожидать, все надписи в ней были сделаны на непонятном языке. Впору приглашать шифровальщиков. Егеря могли прочитать только отдельные слова. На вклеенной в книжечку фотографии боевик на себя не походил, точно книжечку эту он у кого-то одолжил для солидности, а сам был перекати-полем - без имени, документов и положения в обществе, пусть даже преступном. Автомат же можно и на улице найти или на тайник случайно набрести.
Чтобы разобраться в этих кабалистических надписях, даже имея перед глазами сравнительные тексты, перероешь массу справочников и словарей. Тарабарщина какая-то.
Но Кондратьев уже встречал такие книжечки. Каждый полевой командир штамповал для своих подчиненных похожие документы. Это были своеобразные индульгенции - отпущение всех грехов - и прошлых, и будущих. Вот только полевой командир не был облачен в священный сан и прав отпускать грехи не имел, а поэтому такие книжечки за пределами отряда ценились не выше, чем, скажем, членский билет "Общества книголюбов" или "Любителей природы". Правда, это позволяло боевику совать под нос книжечку какому-нибудь старейшине, кричать, что он является борцом за свободу Истабана, и требовать у сельчан еду, деньги и прочее, что придет ему на ум. При этом все считали бы его проходимцем, но попробуй откажи. У него автомат. Он может кого угодно объявить врагом народа и пособником русских. В военное время этот приговор без суда и следствия предполагает смертную казнь. Ее тут же можно и привести в исполнение, даже отводить на окраину села не станут. Расстреляют прямо перед домом или в доме. Начнешь сопротивляться, отнимешь у одинокого боевика автомат, выгонишь, чтобы напрасно не тревожил мирных сельчан и не отрывал от пахоты или сбора урожая, в зависимости от времени года, так он обиду затаит, вернется в отряд, нажалуется своему командиру, а тому, чтобы лицо не потерять перед подчиненными, которых он обязался защищать, пока они ему служат, придется волей-неволей идти вместе с отрядом в село и учить тамошних непослушных жителей, как надо гостей принимать. Лучше сразу боевика такого убить, труп вывезти подальше от села, бросить его в лесу или закопать, чтобы никто не нашел. Людей много пропадает. Никто его и не хватится.
Профессиональные художники дизайн таких книжечек не разрабатывали. Обычно в оформлении преобладал зеленый цвет. Собрав внушительную коллекцию этих любительских произведений художников-примитивистов, федералы могли быстро определить, к какому отряду принадлежит пойманный боевик. Чтобы сойти за мирного жителя, надо было избавляться и от автомата и от книжечки. Автомат-то потом можно купить, а вот как книжечку восстановить? Придешь обратно в отряд, объявят трусом и расстреляют. Тем, кто свои книжечки сжег, одна дорога - в другой отряд наниматься, благо их в Истабане было много. До недавнего времени. Теперь не очень.
- Пусть до утра отдохнет. Думаю, он нам не помешает, - сказал Кондратьев.
- Лучше его "мусорщикам" отдать, - бросил пробный камень Голубев.
- "Мусорщики" поди за целый день тоже как умаялись. Валяются сейчас без задних ног и отдыхают, а ты хочешь их поднять и сплавить собранный урожай. Совсем о других не думаешь... хочешь, чтобы они на работе надорвались.
- Может, на улицу?
- Замерзнет до утра. Дежурному опять же отвлекаться на него не стоит.
- С ним, конечно, неприятно. Но, может, в прихожую тогда, а? Вынесем в прихожую? - спросил Голубев.
- Я вынесу, - сказал "чистильщик", - и подежурю пока. Не усну я теперь. Этот гад весь сон перебил.
- Не знал я, что ты такой впечатлительный. Иди, - сказал Кондратьев. Ой, подожди, - спохватился он, - посвети-ка мне еще.
- Что там такое? Что-то в документах не так?
- Как тебе сказать, в документах-то, по их меркам, все в порядке. Он из отряда Егеева. Я скоро экспертом стану. Смогу рассказывать о таких книжечках долго и самозабвенно, как, к примеру, филателист о марках.
Говоря это, Кондратьев подтянул к себе ногу, наконец-то ухватился за шнурок, вцепился в него, потянул, почувствовал, что узел поддается, развязывается, с блаженством скинул один ботинок. Тот глухо шлепнулся на пол. Эхо удара поглотили стены. Егеря могли бы опять повскакивать с лежанок, подумав, что завалился еще один гость, но обошлось. Он проделал точно такую же операцию с другой ногой, стал круговыми движениями разминать ступню. Но свет ему уже был не нужен.
- Фонарь-то погаси, - сказал капитан, закрыв глаза, откинулся на кровати и тихо добавил, - хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106