И я отправился в Башню Пристайн, потому что тролли уничтожили этот дом. Я победил в войне, в которой меня заставили сражаться; в войне, в которой остальные не могли победить. Слово «тролль» ничего не значит для тебяКороль опять взглянул прямо на Павека. — Когда война закончилась, и пыль, много пыли, осела, я вновь построил свой дом, и попытался вернуть жен и детей, которых убили тролли. Но они были другими.
Чувство потери, сохранявшееся тысячу лет, наполнило дворик, в котором они сидели.
— Прошу прощения. Я никогда не думал…даже не мог себе представить… Нас учили: вы бог, бессмертный, всемогущий, неизменяющийся. Я сомневался, но… — Слова текли в языка Павека, пока он со стоном не сумел задушить их в себе.
— Ты? И в чем ты сомневался? — Еще одна мгновенная трансформация, и король стал прекрасным юношей. — В моей силе? В моем бессмертии? Давай — выскажи мне свои сомнения. Дай мне укрепить твою веру.
Павек остался где был, молчаливый, стоящий на колене.
— Очень хорошо, ты сомневаешься во всем. Сила имеет пределы. Вечность имеет начало и конец. Я родился — как и ты. Я умирал много раз — Посмотри на меня, Лорд Павек!
Неспособный не подчиниться, Павек выпрямил спину и шею. Человек-Хаману исчез, его заменила та жуткая фигура, которая напугала их всех до смерти в зале для аудиенций, когда он проверял посох Руари. Длинная змееобразная шея обвилась вокруг его, толстой и короткой. Похожий на кнут язык вырвался изо рта и коснулся шрама на его щеке. Порыв горячего, пахнувшего дымом воздуха последовал вслед за языком.
— Гляди, какой я есть на самом деле, Лорд Павек. Борс-Дракон мертв. Хаману-Дракон скоро родится!
Еще один обжигающий порыв воздуха обхватил Павека, по прежнему стоявшего на колене, но он был недостаточно горяч, чтобы растопить холодный ужас, парализовавший все его тело.
Тысячу лет я собирал изменения. И охотился за любым темпларским заклинанием; я хранил Урик от изменений, Лорд Павек. Каждое слово моей магии это песчинка, падающая через стекло, отметка на линии, подходящая к пределу, за которым дракон может родиться. Эта форма, которую ты видишь, сумма моих изменений: тысяча лет, больше чем человек, но на десять тысяч…двадцать тысяч жизней меньше, чем дракон. Этот воплощенный дурак, Калак, готов был пожертвовать всей жизнью в своем городе, только бы стать драконом. Я не пожертвую Уриком ни для какого дракона. Урик мой, и я буду защищать его — но каждый день, пока я нянчу дракона в себе, приближает момент, когда он должен родиться.
Король протянул свою длинную шею к кровавому солнцу. Его массивные, клыкастые челюсти открылись, и, ожидая могучего рыка или языка пламени, Павек закрыл глаза. Но последовало только шипящее проклятие. Когда Павек опять открыл глаза, Хаману опять был в самой знакомой львиноподобной форме.
— Ты можешь оценить мою дилемму.
Павек мог понять, что Урику угрожают как трансформация в Дракона его собственного короля-волшебника, так и трансформации одного из оставшихся королей-волшебников, но что имел в виду Король-Лев говоря о дилемме, осталось за пределами его понимания. Однако он кивнул, так как любое другое могло вызвать еще одно преобразование.
— Хорошо, тогда ты с радостью и желанием расскажешь мне все, что ты знаешь об этой вещи, которую ты поднял, этом друидском страже, этой особенности природы Атхаса, этом подобии, которое сформировалось в Кодеше.
Павек хотел бы скорее истечь кровью до смерти, как он собственно говоря и собирался, чем отвечать на это требование. Хотел бы он быть таком же умным как Телами — и тут он вспомнил слова Телами, что когда-то она и Король Урика были больше, чем друзьями.
— Великий Король, едва ли я смогу рассказать вам больше, чем Телами уже рассказывала вам. Я совсем новичок в тайнах друидов — неофит — не намного больше, чем регулятор третьего ранга.
— Телами говорила, что наши города омерзительны. Зияющие раны на теле Атхаса, так она называла их, в которых естественный ход вещей исказился.
— Она еще говорила, что Урик уничтожил землю, из которой вырос, и клялась, что никакой страж не вынесет моего присутствия. Я поверил ей тогда, и верил все эти годы, пока ты явился в Урик — не в этот раз, а в прошлый. Что-то зашевелилось, когда ты стоял за стенами Дома Экриссара.
Кровь отхлынула от лица Павека. Неужели, развлекаясь или с другой целью, король вытащил все его воспоминания? Каждый момент его победы? И каждый момент его многочисленных неудач?
Да, Лорд Павек, ответил король, его голос прозвучал как в ушах Павека, так и между ними. Я знаю о Доме Экриссара. Потом он улыбнулся своей жестокой совершенной улыбкой. Я знал это уже тогда; для этого не надо было зарываться в глубь твоего прошлого.
— Великий Король, что я могу рассказать тебе, если ты и так все знаешь?
— Расскажи, как ты поднял стража, если Телами клялась чем угодно, что он не существует.
— Великий Король, я не могу ответить на этот вопрос. В тот первый раз, вне Дома Экриссара, я вообще не знал, что я сделал. А в Кодеше я был в отчаянии, — Павек не стал упоминать почему. — И, внезапно — я ничего специального не делал — страж оказался там.
— Если отчаяние это настоящее побуждение… — Король-Лев выпустил когти. — Подними стража сейчас.
Павек, который все еще стоял на коленях, поставил свои одинаковые ладони на землю. Если отчаяние явлется необходимым условием для друидства, он способен поднять десять стражей. — Скажи своему стражу, что Лев Урика, Король Гор и Равнин, требует гарантии, что тот не является пешкой моих врагов.
В Кодеше, и почти год тому назад, когда они в поисках Акашиии были рядом со стенами Дома Экриссара, сила стража прыгнула в тело Павека, но здесь, во дворце, в сердце сердца Урика, земля была пуста — выжжена — в точности, как Телами описывала ее. Деревья, в тени которых они сидели, оказались обыкновенными безжизненными палками, рожденными магией Хаману и питающимися ею. Каждый камень в стенах города был могилой, проявлением огромного, но давно исчезнувшего стража.
Что бы Павек не делал, ничто не могло оживить эту землю: никакая магия друидов, даже самое простое заклинание воды не работало там, где он стоял на коленях. Он опять сел на пятки.
— Ничего нет, — прошептал он, даже забыв упомянуть королевский титул Хаману. — Совсем ничего, как если бы никогда и не было.
— И тем не менее в ту ночь за домом Элабона Экриссара что-то зашевелилось, да и в Кодеше ты поднял невообразимое создание из пыли и отбросов.
Павек кивнул. — Да, но теперь нет ничего. Ни стража, ни природы, ничего. Магия друидов не должна работать в Урике, Великий Король — тем не менее она действовала, и не только для меня. Я не понимаю; наверно я что-то сделал не правильно. Тысячу извинений, Великий Король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Чувство потери, сохранявшееся тысячу лет, наполнило дворик, в котором они сидели.
— Прошу прощения. Я никогда не думал…даже не мог себе представить… Нас учили: вы бог, бессмертный, всемогущий, неизменяющийся. Я сомневался, но… — Слова текли в языка Павека, пока он со стоном не сумел задушить их в себе.
— Ты? И в чем ты сомневался? — Еще одна мгновенная трансформация, и король стал прекрасным юношей. — В моей силе? В моем бессмертии? Давай — выскажи мне свои сомнения. Дай мне укрепить твою веру.
Павек остался где был, молчаливый, стоящий на колене.
— Очень хорошо, ты сомневаешься во всем. Сила имеет пределы. Вечность имеет начало и конец. Я родился — как и ты. Я умирал много раз — Посмотри на меня, Лорд Павек!
Неспособный не подчиниться, Павек выпрямил спину и шею. Человек-Хаману исчез, его заменила та жуткая фигура, которая напугала их всех до смерти в зале для аудиенций, когда он проверял посох Руари. Длинная змееобразная шея обвилась вокруг его, толстой и короткой. Похожий на кнут язык вырвался изо рта и коснулся шрама на его щеке. Порыв горячего, пахнувшего дымом воздуха последовал вслед за языком.
— Гляди, какой я есть на самом деле, Лорд Павек. Борс-Дракон мертв. Хаману-Дракон скоро родится!
Еще один обжигающий порыв воздуха обхватил Павека, по прежнему стоявшего на колене, но он был недостаточно горяч, чтобы растопить холодный ужас, парализовавший все его тело.
Тысячу лет я собирал изменения. И охотился за любым темпларским заклинанием; я хранил Урик от изменений, Лорд Павек. Каждое слово моей магии это песчинка, падающая через стекло, отметка на линии, подходящая к пределу, за которым дракон может родиться. Эта форма, которую ты видишь, сумма моих изменений: тысяча лет, больше чем человек, но на десять тысяч…двадцать тысяч жизней меньше, чем дракон. Этот воплощенный дурак, Калак, готов был пожертвовать всей жизнью в своем городе, только бы стать драконом. Я не пожертвую Уриком ни для какого дракона. Урик мой, и я буду защищать его — но каждый день, пока я нянчу дракона в себе, приближает момент, когда он должен родиться.
Король протянул свою длинную шею к кровавому солнцу. Его массивные, клыкастые челюсти открылись, и, ожидая могучего рыка или языка пламени, Павек закрыл глаза. Но последовало только шипящее проклятие. Когда Павек опять открыл глаза, Хаману опять был в самой знакомой львиноподобной форме.
— Ты можешь оценить мою дилемму.
Павек мог понять, что Урику угрожают как трансформация в Дракона его собственного короля-волшебника, так и трансформации одного из оставшихся королей-волшебников, но что имел в виду Король-Лев говоря о дилемме, осталось за пределами его понимания. Однако он кивнул, так как любое другое могло вызвать еще одно преобразование.
— Хорошо, тогда ты с радостью и желанием расскажешь мне все, что ты знаешь об этой вещи, которую ты поднял, этом друидском страже, этой особенности природы Атхаса, этом подобии, которое сформировалось в Кодеше.
Павек хотел бы скорее истечь кровью до смерти, как он собственно говоря и собирался, чем отвечать на это требование. Хотел бы он быть таком же умным как Телами — и тут он вспомнил слова Телами, что когда-то она и Король Урика были больше, чем друзьями.
— Великий Король, едва ли я смогу рассказать вам больше, чем Телами уже рассказывала вам. Я совсем новичок в тайнах друидов — неофит — не намного больше, чем регулятор третьего ранга.
— Телами говорила, что наши города омерзительны. Зияющие раны на теле Атхаса, так она называла их, в которых естественный ход вещей исказился.
— Она еще говорила, что Урик уничтожил землю, из которой вырос, и клялась, что никакой страж не вынесет моего присутствия. Я поверил ей тогда, и верил все эти годы, пока ты явился в Урик — не в этот раз, а в прошлый. Что-то зашевелилось, когда ты стоял за стенами Дома Экриссара.
Кровь отхлынула от лица Павека. Неужели, развлекаясь или с другой целью, король вытащил все его воспоминания? Каждый момент его победы? И каждый момент его многочисленных неудач?
Да, Лорд Павек, ответил король, его голос прозвучал как в ушах Павека, так и между ними. Я знаю о Доме Экриссара. Потом он улыбнулся своей жестокой совершенной улыбкой. Я знал это уже тогда; для этого не надо было зарываться в глубь твоего прошлого.
— Великий Король, что я могу рассказать тебе, если ты и так все знаешь?
— Расскажи, как ты поднял стража, если Телами клялась чем угодно, что он не существует.
— Великий Король, я не могу ответить на этот вопрос. В тот первый раз, вне Дома Экриссара, я вообще не знал, что я сделал. А в Кодеше я был в отчаянии, — Павек не стал упоминать почему. — И, внезапно — я ничего специального не делал — страж оказался там.
— Если отчаяние это настоящее побуждение… — Король-Лев выпустил когти. — Подними стража сейчас.
Павек, который все еще стоял на коленях, поставил свои одинаковые ладони на землю. Если отчаяние явлется необходимым условием для друидства, он способен поднять десять стражей. — Скажи своему стражу, что Лев Урика, Король Гор и Равнин, требует гарантии, что тот не является пешкой моих врагов.
В Кодеше, и почти год тому назад, когда они в поисках Акашиии были рядом со стенами Дома Экриссара, сила стража прыгнула в тело Павека, но здесь, во дворце, в сердце сердца Урика, земля была пуста — выжжена — в точности, как Телами описывала ее. Деревья, в тени которых они сидели, оказались обыкновенными безжизненными палками, рожденными магией Хаману и питающимися ею. Каждый камень в стенах города был могилой, проявлением огромного, но давно исчезнувшего стража.
Что бы Павек не делал, ничто не могло оживить эту землю: никакая магия друидов, даже самое простое заклинание воды не работало там, где он стоял на коленях. Он опять сел на пятки.
— Ничего нет, — прошептал он, даже забыв упомянуть королевский титул Хаману. — Совсем ничего, как если бы никогда и не было.
— И тем не менее в ту ночь за домом Элабона Экриссара что-то зашевелилось, да и в Кодеше ты поднял невообразимое создание из пыли и отбросов.
Павек кивнул. — Да, но теперь нет ничего. Ни стража, ни природы, ничего. Магия друидов не должна работать в Урике, Великий Король — тем не менее она действовала, и не только для меня. Я не понимаю; наверно я что-то сделал не правильно. Тысячу извинений, Великий Король.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93