- И что ты чувствовал, когда кончался наркотик?
- Плохо было… - промямлил Барков. Он не понимал, чего от него добиваются. Утром приходил следователь и допрашивал поочередно всю палату. Полиции необходимо было выяснить, кто активно участвовал в кражах, а кто оказался в притоне случайно. Барков решил сказать неправду. Он боялся, что если признается в лояльном отношении к «экстази», амфетаминам и «винту», его непременно упекут в тюрьму.
Через неделю Владислава изучали еще более серьезным конклавом. Приехали знатные медики из других больниц. Когда обалдевший от подобного внимания Владислав уяснил, что за решетку его не отправят, мало того, никто его на улицу не выгонит, а напротив, оставят для дальнейшего изучения, он успокоился и разговорился.
- Ты пробовал героин?
- Ммм… Три раза.
- То есть ты укололся один раз, и тебя потянуло повторить? - Видимо, приезжая докторша всех людей делила на своих коллег и дебильных пациентов.
- Нет, - широко улыбнулся Барков. - Я ширнулся, мне показалось не в кайф. Потом попал на кента, который первую дозу дарил на халяву. Мы взяли с пацаном на халяву, он подсел, а мне опять не понравилось. И где-то через год снова бесплатно. Цыгане предложили…
Комиссия лишилась дара речи. Баркову было тогда шестнадцать лет, он чувствовал себя в центре внимания и наслаждался популярностью.
- А ты не врешь? Ты уверен, что колол героин и не приобрел зависимости?
- А чего мне врать? - удивился Барков.
- У тебя нашли эфедрин, - напомнил заведующий отделением. - Сам принимал или нес кому-то?
- Сам.
- Ну, и?..
- Да ничего особенного. Вот «колеса» мне нравятся, с ними клево оттягиваться…
- А без «экстази» ты пробовал обходиться? - осторожно спросила другая заезжая знаменитость.
- Легко, - отмахнулся Владислав. - Да я без всего могу. Вы что, не видите?
Он признался, что ничего, кроме удовольствия от наркотиков, не испытывал. У медиков вытянулись лица. Забыв, что пациент не глухой, они затеяли оживленную дискуссию. Врач, курировавший Баркова, развернул бумажки и упомянул многочисленные повреждения внутренних органов и тканей как следствие планомерного отравления. Тут все сходилось с обычной практикой. Затем вступил самый главный врач больницы и с гордостью, будто он лично породил Баркова, положил на стол результаты психологических тестов. Выходило, что организм Баркова страдал так же, как у его «соратников», а мозг оставался свежим.
- Зачем же ты употребляешь? - не нашла ничего лучшего спросить приезжая тетенька.
Что Влад мог ответить? Что в компании, где он тусовался, все употребляли? Что приходилось равняться на старших парней, на заводил, которые могли его прогнать? Что без товарищей, какими бы пропащими они ни были, Барков чувствовал себя изгоем?
Что могли знать эти благополучные люди о том как паршиво таскаться одному, без денег, по завьюженным зимним улицам? Им мнилось, что они в совершенстве изучили молодежь, разбираются в призах и следствиях. Барков не стал обострять отношений. Ему нравилось в больнице, он стремился удержаться там как можно дольше.
Им он ничего не сказал, но мне, спустя много лет, признался, вроде как со смехом. Владу нравилось в больнице, он там обрел нечто вроде семьи, которой у него не было дома. Ты же знаешь, Питер, эту его кривую, циничную ухмылочку; когда Владислав стесняется признаться в собственной слабости, в доброте, он притворяется моральным уродом.
Врачи еще долго ковырялись с неожиданным феноменом, а потом кому-то пришла в голову мысль, чтобы Барков описал свои впечатления. Письменно, и на магнитофон. Владиславу идея понравилась. Он начал и неожиданно увлекся. Он наговаривал на магнитофон и писал. Писал и говорил. Но эпистолярный жанр ему больше пришелся по душе. Барков никуда не торопился. Некоторых из его дружков отдали под суд, другие выписались и тут же принялись за старое, а кое-кто ухитрялся принимать наркотики даже в больнице. Таких просто выгнали, и все дела.
Баркову давали успокаивающие пилюли от эпилепсии, научили его, как не довести диабет до инсулиновой зависимости, но по сути дела, его давно было пора выписывать. Поэтому Влад не торопился. Формально у него имелась семья, но возвращаться домой не входило в его планы. Он настрочил научно-популярный труд на четыреста листов, где подробно описал все доступные виды кайфа, собственные и чужие глюки при раздельном и совместном применении препаратов. Потом подумал - и посвятил отдельную главу идеологической подоплеке.
- Ты сам понял, что написал? - Баркова пригласили в кабинет и рассматривали, словно ядовитую муху.
- Что просили… - понурился пациент.
- Я не испытываю к тебе враждебности, - главный врач постучал ногтем по папке с рукописью, - но будь моя воля, я запер бы тебя на всю оставшуюся. Ты искренне считаешь, что наркота приносит счастье?
- У меня волосы дыбом становились, когда я это читала, - поддакнула коллега главного. - И если быть до конца честной, то самой захотелось попробовать. Я двадцать лет варюсь в этой грязи и не припомню, чтобы кто-нибудь с таким вкусом смаковал отраву.
После этого Баркова прогнали, но в кабинете присутствовал человек, который годом позже передал ему конец беседы. Будущая супруга Владислава, практикантка.
- Это манифест! - подал голос третий доктор, очкастый старичок. - Но это нечто большее, чем манифест. Кошмарные ошибки, невразумительный слог, но присутствует нечто завораживающее.
- Точное выражение! - подхватила женщина. - Завораживает, просто я не могла подобрать верного слова. Во всей этой гадости сквозит извращенный артистизм, талант, если хотите…
- Согласен, - кивнул старичок. - И не постесняюсь признаться, меня тоже потянуло попробовать. Особенно впечатляют страницы, где речь идет о кокаине. Не оторваться. Мне потребуется время, чтобы внятно изложить свои впечатления. Возможно, следует показать данную… эээ… работу специалистам соответствующего профиля?
- И нажить себе лишние проблемы? - ехидно спросила женщина. - Чтобы нас засмеяли? Я не намерена лгать на ученом совете. Но если не лгать, то придется признать, что мальчишка нас гипнотизирует своими сатанинскими гимнами…
- Одну секунду, коллега, - перебил очкарик. - А почему мы так упорно крутимся вокруг письменного источника? На меня гораздо хуже повлиял звуковой вариант.
- Я прогнал обе кассеты четыре раза, - главный врач катал по столу бумажку. - На разной скорости… Пришлось воспользоваться аппаратурой Деникина. Прошу отнестись со всей серьезностью. Деникин не из тех людей, кто острит без повода. У него мало поводов шутить, особенно если учесть профиль работы.
- Он пишет докторскую по статистическому анализу молодежной музыки?
- Так точно. Так вот, насчет кассет нашего малолетнего помощника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91