Итак, за четверть часа до назначенного срока он спустился в гостиную. Какова же была его радость, когда он увидел Дженни, — она сидела и ждала, и это был знак, что она покорилась. Лестер быстро подошел к ней, довольный, радостный, улыбающийся.
— Все-таки пришла! — сказал он, глядя на нее как человек, который вновь обрел утраченное сокровище. — Почему же ты не написала мне? Ты так упорно молчала, я уж решил, что ты и знать меня не хочешь.
— Я писала, — ответила Дженни.
— Куда?
— По тому адресу, который вы мне дали. Я написала три дня назад.
— А, вот в чем дело: письмо меня уже не застало. Надо было написать раньше. Ну, как ты живешь?
— Хорошо, — ответила Дженни.
— Что-то не похоже. У тебя усталый вид. Что случилось, Дженни? Как дома, все в порядке?
Лестер задал этот вопрос совершенно случайно. Он сам не знал, почему спросил об этом. Но его вопрос помог Дженни заговорить о том, что больше всего ее волновало.
— Отец болен, — сказала она.
— А что с ним?
— Ему обожгло руки на фабрике. Мы ужасно перепугались. Наверно, он уже никогда не будет свободно владеть руками.
Дженни замолчала, и лицо ее выразило всю глубину ее отчаяния; Лестер понял, что она в безвыходном положении.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Право, жаль. Когда это случилось?
— Почти три недели назад.
— Да, плохо. А все-таки давай позавтракаем. Я хочу с тобой поговорить. С тех пор как я уехал, мне все хотелось узнать, как живет твоя семья.
Он повел Дженни в ресторан и выбрал там уединенный столик. Стараясь развлечь ее, он предложил ей заказать завтрак, но Дженни была слишком озабочена и застенчиво, и ему пришлось самому заняться меню. Покончив с этим, он весело повернулся к ней.
— Ну, Дженни, я хочу, чтоб ты рассказала мне все о своей семье. Я кое-что понял в прошлый раз, а теперь мне надо как следует во всем разобраться. Ты говоришь, твой отец стеклодув. Теперь ему придется бросить свою профессию, это ясно.
— Да, — сказала Дженни.
— Сколько в семье детей, кроме тебя?
— Пятеро.
— Ты старшая?
— Нет, старший Себастьян. Ему двадцать два года.
— Чем он занимается?
— Он продавец в табачном магазине.
— Не знаешь сколько он зарабатывает?
— Кажется, двенадцать долларов, — додумав, ответила Дженни.
— А другие дети?
— Марта и Вероника не работают, они еще маленькие. Джордж работает посыльным в магазине Уилсона. Он получает три с половиной доллара.
— А ты сколько получаешь?
— Я — четыре.
Лестер помолчал, подсчитал в уме, сколько же у них есть на жизнь.
— Сколько вы платите за квартиру? — спросил он.
— Двенадцать долларов.
— Мать, наверно, уже не молода?
— Ей скоро пятьдесят.
Он задумчиво вертел вилку.
— Сказать по правде, Дженни, я примерно так себе это и представлял, — произнес он наконец. — Я много думал о тебе. Теперь мне все ясно. У тебя есть только один выход, и он не так уж плох, если только ты доверишься мне.
Он помолчал, ожидая вопроса, но Дженни ни о чем не спросила. Она была поглощена своими заботами.
— Ты не хочешь знать, какой выход? — спросил он.
— Хочу, — машинально ответила она.
— Это я, — сказал Лестер. — Позволь мне помочь вам. Я хотел сделать это в прошлый раз. Но теперь ты должна принять мою помощь, слышишь?
— Я думала, что до этого не дойдет, — просто сказала Дженни.
— Я знаю, что ты думала, — возразил он. — Забудь об этом. Я позабочусь о твоей семье. И сделаю это сейчас же, не откладывая.
Он вытащил кошелек и достал несколько десяти — и двадцатидолларовых бумажек — всего двести пятьдесят долларов.
— Возьми, — сказал он. — Это только начало. Я буду заботиться о том, чтобы и впредь твоя семья была обеспечена. Дай-ка руку.
— Нет, нет! — воскликнула Дженни. — Не надо так много. Не давайте мне столько.
— Не спорь, — сказал Лестер. — Ну-ка, давай руку. Покоряясь его взгляду, Дженни протянула руку, он вложил в нее деньги и слегка сжал ее пальцы.
— Держи, детка. Я люблю тебя, моя прелесть. Я не желаю, чтобы ты нуждалась и твои родные тоже.
Дженни закусила губу и с немой благодарностью смотрела на Кейна.
— Не знаю, как вас благодарить, — наконец сказала она.
— И не надо, — ответил Лестер. — Поверь, это я должен благодарить тебя.
Он замолчал и посмотрел на нее, очарованный ее красотой. Она не поднимала глаз, ожидая, что же будет дальше.
— Почему бы тебе не бросить работу? — спросил Лестер. — Ты была бы весь день свободна.
— Я не могу, — ответила она. — Папа не разрешит. Он ведь знает, что я должна зарабатывать.
— Это, пожалуй, верно, — сказал Лестер. — Но что толку в твоей работе? Господи? Четыре доллара в неделю. Я с радостью давал бы тебе в пятьдесят раз больше, если б думал, что ты сумеешь воспользоваться этими деньгами.
Он рассеянно барабанил пальцами по столу.
— Не могу, — сказала Дженни. — Я и с этими-то деньгами не знаю, как быть. Мои догадаются. Придется все рассказать маме.
По тому, как она это сказала, Лестер заключил, что мать и дочь очень близки, раз Дженни может сделать матери такое признание. Он отнюдь не был черствым человеком, и это его тронуло. Но он вовсе не собирался отказаться от своих намерений.
— Насколько я понимаю, есть только один выход, — мягко продолжал он. — Тебе не пристало быть горничной. Это недостойно тебя. Я против этого. Брось все, и поедем со мной в Нью-Йорк; я о тебе позабочусь. Я люблю тебя и хочу, чтоб ты была моей. И тебе не придется больше тревожиться о родных. Ты сможешь купить им славный домик и обставить его по своему вкусу. Разве тебе этого не хочется?
Он замолчал, и Дженни сразу подумала о матери, о своей милой маме. Всю жизнь миссис Герхардт только и говорила об этом — о таком вот славном домике. Как она была бы счастлива, будь у них дом побольше, хорошая мебель, сад. В таком доме она будет избавлена от забот о квартирной плате, от неудобной ветхой мебели, от унизительной бедности, — она будет так счастлива! Пока Дженни раздумывала об этом, Лестер, зорко следивший за нею, понял, что задел в ней самую чувствительную струну. Это была удачная мысль — предложить ей купить приличный дом для родных. Он подождал еще несколько минут, потом сказал:
— Так ты разрешишь мне это сделать?
— Это было бы очень хорошо, — сказала Дженни. — Но сейчас это невозможно. Я не могу уехать из дому. Папа захочет точно знать, куда я еду. Что я ему скажу?
— Почему бы не сказать, что ты едешь в Нью-Йорк с миссис Брейсбридж? — предложил Лестер. — Против этого никто не может возразить, верно?
— Да, если дома не узнают правду, — удивленно глядя на него, сказала Дженни. — А вдруг узнают?
— Не узнают, — спокойно ответил Лестер. — Они не в курсе дел миссис Брейсбридж. Мало ли хозяек, уезжая надолго, берут с собой горничных. Просто скажи, что тебе предложили поехать, что ты должна ехать, — и мы уедем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
— Все-таки пришла! — сказал он, глядя на нее как человек, который вновь обрел утраченное сокровище. — Почему же ты не написала мне? Ты так упорно молчала, я уж решил, что ты и знать меня не хочешь.
— Я писала, — ответила Дженни.
— Куда?
— По тому адресу, который вы мне дали. Я написала три дня назад.
— А, вот в чем дело: письмо меня уже не застало. Надо было написать раньше. Ну, как ты живешь?
— Хорошо, — ответила Дженни.
— Что-то не похоже. У тебя усталый вид. Что случилось, Дженни? Как дома, все в порядке?
Лестер задал этот вопрос совершенно случайно. Он сам не знал, почему спросил об этом. Но его вопрос помог Дженни заговорить о том, что больше всего ее волновало.
— Отец болен, — сказала она.
— А что с ним?
— Ему обожгло руки на фабрике. Мы ужасно перепугались. Наверно, он уже никогда не будет свободно владеть руками.
Дженни замолчала, и лицо ее выразило всю глубину ее отчаяния; Лестер понял, что она в безвыходном положении.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Право, жаль. Когда это случилось?
— Почти три недели назад.
— Да, плохо. А все-таки давай позавтракаем. Я хочу с тобой поговорить. С тех пор как я уехал, мне все хотелось узнать, как живет твоя семья.
Он повел Дженни в ресторан и выбрал там уединенный столик. Стараясь развлечь ее, он предложил ей заказать завтрак, но Дженни была слишком озабочена и застенчиво, и ему пришлось самому заняться меню. Покончив с этим, он весело повернулся к ней.
— Ну, Дженни, я хочу, чтоб ты рассказала мне все о своей семье. Я кое-что понял в прошлый раз, а теперь мне надо как следует во всем разобраться. Ты говоришь, твой отец стеклодув. Теперь ему придется бросить свою профессию, это ясно.
— Да, — сказала Дженни.
— Сколько в семье детей, кроме тебя?
— Пятеро.
— Ты старшая?
— Нет, старший Себастьян. Ему двадцать два года.
— Чем он занимается?
— Он продавец в табачном магазине.
— Не знаешь сколько он зарабатывает?
— Кажется, двенадцать долларов, — додумав, ответила Дженни.
— А другие дети?
— Марта и Вероника не работают, они еще маленькие. Джордж работает посыльным в магазине Уилсона. Он получает три с половиной доллара.
— А ты сколько получаешь?
— Я — четыре.
Лестер помолчал, подсчитал в уме, сколько же у них есть на жизнь.
— Сколько вы платите за квартиру? — спросил он.
— Двенадцать долларов.
— Мать, наверно, уже не молода?
— Ей скоро пятьдесят.
Он задумчиво вертел вилку.
— Сказать по правде, Дженни, я примерно так себе это и представлял, — произнес он наконец. — Я много думал о тебе. Теперь мне все ясно. У тебя есть только один выход, и он не так уж плох, если только ты доверишься мне.
Он помолчал, ожидая вопроса, но Дженни ни о чем не спросила. Она была поглощена своими заботами.
— Ты не хочешь знать, какой выход? — спросил он.
— Хочу, — машинально ответила она.
— Это я, — сказал Лестер. — Позволь мне помочь вам. Я хотел сделать это в прошлый раз. Но теперь ты должна принять мою помощь, слышишь?
— Я думала, что до этого не дойдет, — просто сказала Дженни.
— Я знаю, что ты думала, — возразил он. — Забудь об этом. Я позабочусь о твоей семье. И сделаю это сейчас же, не откладывая.
Он вытащил кошелек и достал несколько десяти — и двадцатидолларовых бумажек — всего двести пятьдесят долларов.
— Возьми, — сказал он. — Это только начало. Я буду заботиться о том, чтобы и впредь твоя семья была обеспечена. Дай-ка руку.
— Нет, нет! — воскликнула Дженни. — Не надо так много. Не давайте мне столько.
— Не спорь, — сказал Лестер. — Ну-ка, давай руку. Покоряясь его взгляду, Дженни протянула руку, он вложил в нее деньги и слегка сжал ее пальцы.
— Держи, детка. Я люблю тебя, моя прелесть. Я не желаю, чтобы ты нуждалась и твои родные тоже.
Дженни закусила губу и с немой благодарностью смотрела на Кейна.
— Не знаю, как вас благодарить, — наконец сказала она.
— И не надо, — ответил Лестер. — Поверь, это я должен благодарить тебя.
Он замолчал и посмотрел на нее, очарованный ее красотой. Она не поднимала глаз, ожидая, что же будет дальше.
— Почему бы тебе не бросить работу? — спросил Лестер. — Ты была бы весь день свободна.
— Я не могу, — ответила она. — Папа не разрешит. Он ведь знает, что я должна зарабатывать.
— Это, пожалуй, верно, — сказал Лестер. — Но что толку в твоей работе? Господи? Четыре доллара в неделю. Я с радостью давал бы тебе в пятьдесят раз больше, если б думал, что ты сумеешь воспользоваться этими деньгами.
Он рассеянно барабанил пальцами по столу.
— Не могу, — сказала Дженни. — Я и с этими-то деньгами не знаю, как быть. Мои догадаются. Придется все рассказать маме.
По тому, как она это сказала, Лестер заключил, что мать и дочь очень близки, раз Дженни может сделать матери такое признание. Он отнюдь не был черствым человеком, и это его тронуло. Но он вовсе не собирался отказаться от своих намерений.
— Насколько я понимаю, есть только один выход, — мягко продолжал он. — Тебе не пристало быть горничной. Это недостойно тебя. Я против этого. Брось все, и поедем со мной в Нью-Йорк; я о тебе позабочусь. Я люблю тебя и хочу, чтоб ты была моей. И тебе не придется больше тревожиться о родных. Ты сможешь купить им славный домик и обставить его по своему вкусу. Разве тебе этого не хочется?
Он замолчал, и Дженни сразу подумала о матери, о своей милой маме. Всю жизнь миссис Герхардт только и говорила об этом — о таком вот славном домике. Как она была бы счастлива, будь у них дом побольше, хорошая мебель, сад. В таком доме она будет избавлена от забот о квартирной плате, от неудобной ветхой мебели, от унизительной бедности, — она будет так счастлива! Пока Дженни раздумывала об этом, Лестер, зорко следивший за нею, понял, что задел в ней самую чувствительную струну. Это была удачная мысль — предложить ей купить приличный дом для родных. Он подождал еще несколько минут, потом сказал:
— Так ты разрешишь мне это сделать?
— Это было бы очень хорошо, — сказала Дженни. — Но сейчас это невозможно. Я не могу уехать из дому. Папа захочет точно знать, куда я еду. Что я ему скажу?
— Почему бы не сказать, что ты едешь в Нью-Йорк с миссис Брейсбридж? — предложил Лестер. — Против этого никто не может возразить, верно?
— Да, если дома не узнают правду, — удивленно глядя на него, сказала Дженни. — А вдруг узнают?
— Не узнают, — спокойно ответил Лестер. — Они не в курсе дел миссис Брейсбридж. Мало ли хозяек, уезжая надолго, берут с собой горничных. Просто скажи, что тебе предложили поехать, что ты должна ехать, — и мы уедем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101