Каждый день она ставила на стол букет из самых пышных цветов, какие только были в зимнем саду, всегда помня, что делает это для него. Теперь и букеты будут не нужны — он их не увидит. Когда привыкнешь ждать по вечерам знакомого шороха колес по гравию, раздающегося все ближе и ближе, когда прислушиваешься и в час и в два часа ночи и легко и радостно просыпаешься от звука шагов на лестнице, — тогда разлука, пресекающая все одним ударом, невыразимо мучительна. И Дженни неотступно думала о том, что каждый день, каждый час приближает ее к этой разлуке.
Лестер тоже страдал, но по-иному. Его терзала не отвергнутая, растоптанная любовь, а тягостное сознание вины, которое испытывает человек, зная, что ради низменного расчета он поступился добротой, преданностью, чувством. Теперь перед ним открывались широчайшие перспективы, Не связанный больше с Дженни, щедро обеспечив ее, он волен пойти своим путем, отдаться многообразным обязанностям, какие налагает большое богатство. Но он все время думал о том, как много сделала для него Дженни, как она всегда старалась, чтобы жизнь его была удобной, приятной, красивой. Он знал наперечет все ее достоинства и отдавал им должное. Теперь он был вынужден признать за ней еще одно неоценимое качество — она умела страдать не жалуясь. Эти последние дни она держалась по отношению к нему как всегда — не лучше, не хуже. Она не закатывала истерик, как поступала бы на ее месте другая женщина; не старалась казаться более стойкой, чем была на самом деле, или делать веселое лицо с одной мыслью — чтобы он все же догадался о ее страданиях. Она оставалась спокойной, мягкой, внимательной, по-прежнему интересовалась его планами и делами, но не раздражала лишними вопросами. Лестер был поражен ее благородством, он восхищался ею. Что бы ни говорили люди, она — замечательная женщина. Жалко и стыдно, что жизнь ее сложилась так несчастливо. И в то же время Лестер слышал зов другого, широкого мира. Этот мир не всегда был гостеприимен, Лестер помнил его звериный оскал. Так смеет ли он ослушаться этого зова?
И вот они уже оповестили кое-кого из соседей, что уезжают за границу, и Лестер уже снял себе номер в отеле «Аудиториум», и сдана на хранение вся лишняя обстановка, и настала пора распрощаться с Хайд-Парком. Дженни в сопровождении Лестера несколько раз побывала в Сэндвуде. Он подробно осмотрел городок и остался при своем первом впечатлении, что там красиво, но скучновато. Однако приближалась весна, а Дженни так любила цветы. Она собиралась нанять садовника.
— Прекрасно, — сказал Лестер. — Все что хочешь, лишь бы тебе здесь было хорошо.
Тем временем он энергично занимался и своими делами. Через своего поверенного мистера Уотсона он дал знать конторе «Найт, Китли и О'Брайн», чтобы к такому-то числу ему была передана его доля отцовских акций. Он решил, что, раз обстоятельства вынудили его пойти на это, он предпримет и ряд других, не менее бессердечных шагов. По всей вероятности, он женится на миссис Джералд. Он войдет в правление «Каретного треста» — теперь, когда у него в руках такой пакет акций, они не смогут этому помешать. Если в его распоряжении будут деньги миссис Джералд, он заберет в свои руки «Тракторную компанию» в Цинциннати, с которой связывает большие надежды его братец, а также «Западную Сталеплавильную», при которой Роберт состоит главным консультантом. Да, это будет не то положение, какое он занимал в последние годы!
Дженни не находила себе места от одиночества и тоски. Этот дом так много для нее значил. Когда они сюда переехали и соседи стали приходить в гости, она вообразила, что для нее начинается новая жизнь, что со временем Лестер на ней женится. А потом посыпались удар за ударом, и нет больше ее мечты, и нет больше дома. Умер отец, отпущена Жаннет и другие слуги, мебель свезена на склад, и Лестер — Лестер ушел из ее жизни.
Дженни ясно понимала, что он не вернется. Раз он мог уйти от нее сейчас — пусть с колебаниями, с болью, — чего же ждать от того времени, когда он будет свободен и вдали от нее? Увлеченный своими важными делами, он просто забудет о ней. И правильно сделает. Она не годится ему в жены. Сколько раз она в этом убеждалась. Любви в этом мире недостаточно. Это всякому ясно. Нужно еще воспитание, богатство, умение добиваться своего и интриговать. А заниматься этим она не хочет. Да и не сумела бы.
Наконец большой дом был заперт, и прежняя жизнь осталась позади. Лестер проводил Дженни в Сэндвуд и немного побыл с ней в коттедже, стараясь внушить ей, что домик отличный и она легко привыкнет к новой обстановке. Он обещал скоро навестить ее, а потом он собрался уезжать, и перед неизбежностью разлуки его слова сразу потеряли всякое значение. Дженни поцеловала его на прощанье, пожелала ему счастья, успехов, душевного покоя — и ушла к себе в спальню. Увидев в окно, как он удаляется от дома по кирпичной дорожке, плотный и элегантный, в новом костюме, с перекинутым через руку пальто, — воплощение самоуверенности и благополучия, — она почувствовала, что сейчас умрет. Однако когда через некоторое время к ней заглянула Веста, глаза ее были сухи. Осталась только тупая, ноющая боль. Так начиналась ее новая жизнь — жизнь без Лестера, без отца, с одной только Вестой.
«Удивительная у меня все-таки судьба!» — думала она, спускаясь в кухню. Она решила, что часть домашней работы будет выполнять сама. Ей нужно отвлечься. Нельзя все время думать. Если бы не Веста, она поступила бы куда-нибудь на работу. Только не уходить в себя, не то можно лишиться рассудка.
Глава LV
В последующие год или два деловые и светские круги Чикаго, Цинциннати, Кливленда и других городов были свидетелями своеобразного возрождения Лестера Кейна. За время связи с Дженни он отдалился от многих людей и начинаний и, казалось, потерял к ним всякий интерес; теперь же, расставшись с нею, он вновь появился на сцене во всеоружии своих огромных средств, стал вникать в любое дело как человек, уверенный в своей силе, и быстро был признан авторитетом в области коммерции и финансов. Правда, он постарел. В некоторых отношениях это был уже не прежний Лестер. До встречи с Дженни его отличала самоуверенность, свойственная всякому, кто не знал поражений. Когда ты воспитан в роскоши, когда ты видишь общество только с его приятной стороны, такой убедительно-обманчивой, когда имеешь дело с крупными предприятиями не потому, что ты их создал, а потому, что ты сам являешься частью их и они при тебе от рождения, как воздух, которым ты дышишь, — тогда, естественно, создается иллюзия нерушимости бытия, способная затуманить самый светлый ум. Трудно иметь представление о том, чего мы не видели, почувствовать то, чего самим не пришлось пережить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Лестер тоже страдал, но по-иному. Его терзала не отвергнутая, растоптанная любовь, а тягостное сознание вины, которое испытывает человек, зная, что ради низменного расчета он поступился добротой, преданностью, чувством. Теперь перед ним открывались широчайшие перспективы, Не связанный больше с Дженни, щедро обеспечив ее, он волен пойти своим путем, отдаться многообразным обязанностям, какие налагает большое богатство. Но он все время думал о том, как много сделала для него Дженни, как она всегда старалась, чтобы жизнь его была удобной, приятной, красивой. Он знал наперечет все ее достоинства и отдавал им должное. Теперь он был вынужден признать за ней еще одно неоценимое качество — она умела страдать не жалуясь. Эти последние дни она держалась по отношению к нему как всегда — не лучше, не хуже. Она не закатывала истерик, как поступала бы на ее месте другая женщина; не старалась казаться более стойкой, чем была на самом деле, или делать веселое лицо с одной мыслью — чтобы он все же догадался о ее страданиях. Она оставалась спокойной, мягкой, внимательной, по-прежнему интересовалась его планами и делами, но не раздражала лишними вопросами. Лестер был поражен ее благородством, он восхищался ею. Что бы ни говорили люди, она — замечательная женщина. Жалко и стыдно, что жизнь ее сложилась так несчастливо. И в то же время Лестер слышал зов другого, широкого мира. Этот мир не всегда был гостеприимен, Лестер помнил его звериный оскал. Так смеет ли он ослушаться этого зова?
И вот они уже оповестили кое-кого из соседей, что уезжают за границу, и Лестер уже снял себе номер в отеле «Аудиториум», и сдана на хранение вся лишняя обстановка, и настала пора распрощаться с Хайд-Парком. Дженни в сопровождении Лестера несколько раз побывала в Сэндвуде. Он подробно осмотрел городок и остался при своем первом впечатлении, что там красиво, но скучновато. Однако приближалась весна, а Дженни так любила цветы. Она собиралась нанять садовника.
— Прекрасно, — сказал Лестер. — Все что хочешь, лишь бы тебе здесь было хорошо.
Тем временем он энергично занимался и своими делами. Через своего поверенного мистера Уотсона он дал знать конторе «Найт, Китли и О'Брайн», чтобы к такому-то числу ему была передана его доля отцовских акций. Он решил, что, раз обстоятельства вынудили его пойти на это, он предпримет и ряд других, не менее бессердечных шагов. По всей вероятности, он женится на миссис Джералд. Он войдет в правление «Каретного треста» — теперь, когда у него в руках такой пакет акций, они не смогут этому помешать. Если в его распоряжении будут деньги миссис Джералд, он заберет в свои руки «Тракторную компанию» в Цинциннати, с которой связывает большие надежды его братец, а также «Западную Сталеплавильную», при которой Роберт состоит главным консультантом. Да, это будет не то положение, какое он занимал в последние годы!
Дженни не находила себе места от одиночества и тоски. Этот дом так много для нее значил. Когда они сюда переехали и соседи стали приходить в гости, она вообразила, что для нее начинается новая жизнь, что со временем Лестер на ней женится. А потом посыпались удар за ударом, и нет больше ее мечты, и нет больше дома. Умер отец, отпущена Жаннет и другие слуги, мебель свезена на склад, и Лестер — Лестер ушел из ее жизни.
Дженни ясно понимала, что он не вернется. Раз он мог уйти от нее сейчас — пусть с колебаниями, с болью, — чего же ждать от того времени, когда он будет свободен и вдали от нее? Увлеченный своими важными делами, он просто забудет о ней. И правильно сделает. Она не годится ему в жены. Сколько раз она в этом убеждалась. Любви в этом мире недостаточно. Это всякому ясно. Нужно еще воспитание, богатство, умение добиваться своего и интриговать. А заниматься этим она не хочет. Да и не сумела бы.
Наконец большой дом был заперт, и прежняя жизнь осталась позади. Лестер проводил Дженни в Сэндвуд и немного побыл с ней в коттедже, стараясь внушить ей, что домик отличный и она легко привыкнет к новой обстановке. Он обещал скоро навестить ее, а потом он собрался уезжать, и перед неизбежностью разлуки его слова сразу потеряли всякое значение. Дженни поцеловала его на прощанье, пожелала ему счастья, успехов, душевного покоя — и ушла к себе в спальню. Увидев в окно, как он удаляется от дома по кирпичной дорожке, плотный и элегантный, в новом костюме, с перекинутым через руку пальто, — воплощение самоуверенности и благополучия, — она почувствовала, что сейчас умрет. Однако когда через некоторое время к ней заглянула Веста, глаза ее были сухи. Осталась только тупая, ноющая боль. Так начиналась ее новая жизнь — жизнь без Лестера, без отца, с одной только Вестой.
«Удивительная у меня все-таки судьба!» — думала она, спускаясь в кухню. Она решила, что часть домашней работы будет выполнять сама. Ей нужно отвлечься. Нельзя все время думать. Если бы не Веста, она поступила бы куда-нибудь на работу. Только не уходить в себя, не то можно лишиться рассудка.
Глава LV
В последующие год или два деловые и светские круги Чикаго, Цинциннати, Кливленда и других городов были свидетелями своеобразного возрождения Лестера Кейна. За время связи с Дженни он отдалился от многих людей и начинаний и, казалось, потерял к ним всякий интерес; теперь же, расставшись с нею, он вновь появился на сцене во всеоружии своих огромных средств, стал вникать в любое дело как человек, уверенный в своей силе, и быстро был признан авторитетом в области коммерции и финансов. Правда, он постарел. В некоторых отношениях это был уже не прежний Лестер. До встречи с Дженни его отличала самоуверенность, свойственная всякому, кто не знал поражений. Когда ты воспитан в роскоши, когда ты видишь общество только с его приятной стороны, такой убедительно-обманчивой, когда имеешь дело с крупными предприятиями не потому, что ты их создал, а потому, что ты сам являешься частью их и они при тебе от рождения, как воздух, которым ты дышишь, — тогда, естественно, создается иллюзия нерушимости бытия, способная затуманить самый светлый ум. Трудно иметь представление о том, чего мы не видели, почувствовать то, чего самим не пришлось пережить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101