Но, если амулет не будет сохранен, а уничтожен, то душа его пропала на вечные времена. Это же ваша вера!
— Но не моя!
— Нет? — спросил я, притворяясь пораженным.
— Нет. Я тоже в это верил, но только до тех пор, пока мой большой брат Олд Шеттерхэнд не рассказал мне про великого Маниту, который сотворил всех людей, любит всех одинаково и к которому вернутся все души. Никто не может ни у кого отобрать душу. А после смерти не может быть ни господина, ни прислужника и ни победителя, ни побежденного. Перед престолом великого, доброго Маниту все души одинаковы; там господствует вечная любовь и мир и нет никакой ни войны, ни охоты, ни кровопролития. Где же тогда Страна Вечной Охоты, про которую говорят наши жрецы и шаманы?
Он говорил с воодушевлением, которое усиливалось с каждым его словом. Я очень обрадовался этому. Семя, которое я когда-то вложил в его сердце, не только взошло, но и дало под жесткой корой крепкие корни.
— Да, если ты так думаешь, то для тебя никакой амулет не имеет значения, — произнес я, как бы без всякой задней мысли.
— Это знак того, что я только воин, и никто больше.
— Тогда совершенно бессмысленно сохранять твой амулет. На, бери его назад.
Я снял его со своей шеи и отдал ему. Он водворил его на свою шею и ответил мне:
— Он не может ничего сделать с моей душой, но он является знаком моего воинского звания, и поэтому я благодарю тебя за то, что ты его мне вернул!
— А ты с другими воинами уже говорил о том, что душа и амулет совсем не связаны друг с другом?
— Нет.
— Почему же нет?
— Потому что они этому не поверят.
— Но ты же мне поверил!
— Мой рот ведь не твой рот, и, если я скажу даже в точности то же самое, что говорил мне ты, то это будет не одно и то же. А Олд Шеттерхэнд останется сегодня здесь?
Я не мог сообщить ему никаких сведений о наших делах и ушел от ответа, сказав:
— Буду я здесь или нет, это тебя не касается. Поскольку ты все еще норовишь удрать, я должен считать тебя своим противником; однако в этих четырех стенах ты можешь двигаться совершенно свободно.
— Так ты хочешь меня развязать?
— Негр Боб попозже сделает это.
— Негр? Разве я позволю какому-то негру прикоснуться к себе? Ты что, не знаешь, что ни один краснокожий воин не может иметь дела ни с одним негром?
— А ты разве не знаешь, что великий Маниту сотворил всех людей и любит всех одинаково, независимо от цвета их кожи?
Он в раздумье смотрел перед собой на пол.
— И что ты вообще имеешь против нашего Боба? — продолжал я. — Он был с нами, когда мы тебя спасали. Ты должен быть ему благодарен так же, как и всем нам. Он гораздо лучше, чем ты думаешь о нем. Он, между прочим, никогда не предавал дружбы ни с одним человеком; а ты обязан своей жизнью Кровавому Лису, выкурил с ним трубку мира, и, несмотря на это, теперь появился здесь, чтобы выгнать его из его дома и убить. Скажи мне беспристрастно и честно, кто из вас лучше: он или ты?
Он молчал.
— Ты молчишь, но это тоже ответ. Задумайся о своих делах! А чтобы ты мог это без помех сделать, я уйду.
Мои слова, наверное, звучали жестковато; однако я все хорошо обдумал и надеялся, что они произведут должное впечатление. Я вышел и подозвал к себе негра. Я его хорошо знал и мог не сомневаться, что он выполнит все, как надо; мне надо было все ему как следует объяснить.
— Подойди сюда, Боб, — позвал я его. — Я хочу тебе кое-что сказать.
— Хорошо! Масса Шеттерхэнд Бобу что-то сообщит?
— Это очень важно!
— Важно! Ох, ох! Массер Боб хороший джентльмен, если у него важные дела.
И он стал вращать глазами от гордости. Выглядело это довольно потешно.
— Я знаю, что ты очень сильный и храбрый человек. Не так ли, старина Боб?
— О, да, да! Боб очень сильный и храбрый!
— Но и хитрый?
— Очень хитрый, очень! Хитрый как… как… как…
Он так и не вспомнил, как кто, ему казалось, что нет достаточно яркого аналога его хитрости; но тут же ударил в ладони от радости, что-то вспомнив, и продолжил:
— Хитрый, как муха, точно, как муха!
— Муха? Ты считаешь муху необыкновенно хитрым существом?
— Да! Ох, ох, муха очень хитрая, очень! Садится всегда только на кончик носа…
— И это, по-твоему, хитрость?
— Очень большая хитрость, потому что с кончика носа мухе очень легко взлететь.
— Хорошо, такое сравнение мне нравится. Так вот: мне нужны твои сила, храбрость и мужество. Ты видел, что я отвел Большого Шибу в каморку?
— Да, Боб подслушивал у двери и видел, что молодой вождь лежал на полу и был крепко связан ремнями.
— Правильно! Он хотел убежать; поэтому за ним надо строго присматривать. Ты должен это сделать.
— Well! Боб сидел с ним целый ночь и целый день и не спускал с него глаз!
— Это как раз не очень нужно. Ты его развяжешь, как только я уйду; он может ходить по каморке; но выходить ему нельзя.
— О, но выходить нельзя! А если он захочет выйти, Боб ударит его.
— А вот это излишне. Избиение для краснокожего воина самое большое оскорбление.
Тут он почесал за ухом и спросил:
— Ох, хм, ох! Это трудно! Боб не должен ere выпускать и не должен ударять! Развязать и все же держать крепко!
— Да, — улыбнулся я, — это очень сложная задача; однако ты именно тот человек, кто сможет с этим справиться. Ты хитрее лисицы, хитер, как муха на кончике носа, и не ошибаешься в своих действиях. Я только тебе доверяю этого важного пленника. Он будет развязан, и ему дадут поесть и попить, из двери выходить и подходить к окну он не должен, но бить его не надо.
— И стрелять в него тоже не надо?
— Это уж совсем ни к чему! Ты должен будешь использовать тут все свое непревзойденное лукавство.
Он подумал и сказал в ответ на эти шутки с усмешкой:
— Да, Боб хитрый! И знает, что надо сделать. Рассказать?
— Нет, я не хочу сейчас об этом знать; но я уверен, что буду тобой доволен, когда вернусь.
— Доволен, очень доволен! У Боба есть задумка, очень хитрая, очень. Большого Шибу надо засадить в каморке, развязать, но не позволять выходить.
— Хорошо, дорогой Боб. Я буду очень рад, если, возвратившись, смогу тебя похвалить.
Я не случайно решил поручить именно ему надзор за этим пленником; никому из апачей доверить такое дело было невозможно; но мне не хотелось вникать в суть его «задумки», это означало бы разделять ответственность, что, по мнению бледнолицых, мало что может дать, но, по понятиям индейцев, имеет очень большое значение. Таким образом, если негр без моего одобрения сделает с пленником что-нибудь, что заденет чувство собственного достоинства Большого Шибы, то вождь может не придать этому такого значения, как в том случае, если бы это было сделано с моего ведома или, тем более, по моему поручению.
После этого я сразу же пошел к Кровавому Лису, чтобы поговорить с ним о его части задачи. Он стоял с Олд Шурхэндом и встретил меня такими словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362
— Но не моя!
— Нет? — спросил я, притворяясь пораженным.
— Нет. Я тоже в это верил, но только до тех пор, пока мой большой брат Олд Шеттерхэнд не рассказал мне про великого Маниту, который сотворил всех людей, любит всех одинаково и к которому вернутся все души. Никто не может ни у кого отобрать душу. А после смерти не может быть ни господина, ни прислужника и ни победителя, ни побежденного. Перед престолом великого, доброго Маниту все души одинаковы; там господствует вечная любовь и мир и нет никакой ни войны, ни охоты, ни кровопролития. Где же тогда Страна Вечной Охоты, про которую говорят наши жрецы и шаманы?
Он говорил с воодушевлением, которое усиливалось с каждым его словом. Я очень обрадовался этому. Семя, которое я когда-то вложил в его сердце, не только взошло, но и дало под жесткой корой крепкие корни.
— Да, если ты так думаешь, то для тебя никакой амулет не имеет значения, — произнес я, как бы без всякой задней мысли.
— Это знак того, что я только воин, и никто больше.
— Тогда совершенно бессмысленно сохранять твой амулет. На, бери его назад.
Я снял его со своей шеи и отдал ему. Он водворил его на свою шею и ответил мне:
— Он не может ничего сделать с моей душой, но он является знаком моего воинского звания, и поэтому я благодарю тебя за то, что ты его мне вернул!
— А ты с другими воинами уже говорил о том, что душа и амулет совсем не связаны друг с другом?
— Нет.
— Почему же нет?
— Потому что они этому не поверят.
— Но ты же мне поверил!
— Мой рот ведь не твой рот, и, если я скажу даже в точности то же самое, что говорил мне ты, то это будет не одно и то же. А Олд Шеттерхэнд останется сегодня здесь?
Я не мог сообщить ему никаких сведений о наших делах и ушел от ответа, сказав:
— Буду я здесь или нет, это тебя не касается. Поскольку ты все еще норовишь удрать, я должен считать тебя своим противником; однако в этих четырех стенах ты можешь двигаться совершенно свободно.
— Так ты хочешь меня развязать?
— Негр Боб попозже сделает это.
— Негр? Разве я позволю какому-то негру прикоснуться к себе? Ты что, не знаешь, что ни один краснокожий воин не может иметь дела ни с одним негром?
— А ты разве не знаешь, что великий Маниту сотворил всех людей и любит всех одинаково, независимо от цвета их кожи?
Он в раздумье смотрел перед собой на пол.
— И что ты вообще имеешь против нашего Боба? — продолжал я. — Он был с нами, когда мы тебя спасали. Ты должен быть ему благодарен так же, как и всем нам. Он гораздо лучше, чем ты думаешь о нем. Он, между прочим, никогда не предавал дружбы ни с одним человеком; а ты обязан своей жизнью Кровавому Лису, выкурил с ним трубку мира, и, несмотря на это, теперь появился здесь, чтобы выгнать его из его дома и убить. Скажи мне беспристрастно и честно, кто из вас лучше: он или ты?
Он молчал.
— Ты молчишь, но это тоже ответ. Задумайся о своих делах! А чтобы ты мог это без помех сделать, я уйду.
Мои слова, наверное, звучали жестковато; однако я все хорошо обдумал и надеялся, что они произведут должное впечатление. Я вышел и подозвал к себе негра. Я его хорошо знал и мог не сомневаться, что он выполнит все, как надо; мне надо было все ему как следует объяснить.
— Подойди сюда, Боб, — позвал я его. — Я хочу тебе кое-что сказать.
— Хорошо! Масса Шеттерхэнд Бобу что-то сообщит?
— Это очень важно!
— Важно! Ох, ох! Массер Боб хороший джентльмен, если у него важные дела.
И он стал вращать глазами от гордости. Выглядело это довольно потешно.
— Я знаю, что ты очень сильный и храбрый человек. Не так ли, старина Боб?
— О, да, да! Боб очень сильный и храбрый!
— Но и хитрый?
— Очень хитрый, очень! Хитрый как… как… как…
Он так и не вспомнил, как кто, ему казалось, что нет достаточно яркого аналога его хитрости; но тут же ударил в ладони от радости, что-то вспомнив, и продолжил:
— Хитрый, как муха, точно, как муха!
— Муха? Ты считаешь муху необыкновенно хитрым существом?
— Да! Ох, ох, муха очень хитрая, очень! Садится всегда только на кончик носа…
— И это, по-твоему, хитрость?
— Очень большая хитрость, потому что с кончика носа мухе очень легко взлететь.
— Хорошо, такое сравнение мне нравится. Так вот: мне нужны твои сила, храбрость и мужество. Ты видел, что я отвел Большого Шибу в каморку?
— Да, Боб подслушивал у двери и видел, что молодой вождь лежал на полу и был крепко связан ремнями.
— Правильно! Он хотел убежать; поэтому за ним надо строго присматривать. Ты должен это сделать.
— Well! Боб сидел с ним целый ночь и целый день и не спускал с него глаз!
— Это как раз не очень нужно. Ты его развяжешь, как только я уйду; он может ходить по каморке; но выходить ему нельзя.
— О, но выходить нельзя! А если он захочет выйти, Боб ударит его.
— А вот это излишне. Избиение для краснокожего воина самое большое оскорбление.
Тут он почесал за ухом и спросил:
— Ох, хм, ох! Это трудно! Боб не должен ere выпускать и не должен ударять! Развязать и все же держать крепко!
— Да, — улыбнулся я, — это очень сложная задача; однако ты именно тот человек, кто сможет с этим справиться. Ты хитрее лисицы, хитер, как муха на кончике носа, и не ошибаешься в своих действиях. Я только тебе доверяю этого важного пленника. Он будет развязан, и ему дадут поесть и попить, из двери выходить и подходить к окну он не должен, но бить его не надо.
— И стрелять в него тоже не надо?
— Это уж совсем ни к чему! Ты должен будешь использовать тут все свое непревзойденное лукавство.
Он подумал и сказал в ответ на эти шутки с усмешкой:
— Да, Боб хитрый! И знает, что надо сделать. Рассказать?
— Нет, я не хочу сейчас об этом знать; но я уверен, что буду тобой доволен, когда вернусь.
— Доволен, очень доволен! У Боба есть задумка, очень хитрая, очень. Большого Шибу надо засадить в каморке, развязать, но не позволять выходить.
— Хорошо, дорогой Боб. Я буду очень рад, если, возвратившись, смогу тебя похвалить.
Я не случайно решил поручить именно ему надзор за этим пленником; никому из апачей доверить такое дело было невозможно; но мне не хотелось вникать в суть его «задумки», это означало бы разделять ответственность, что, по мнению бледнолицых, мало что может дать, но, по понятиям индейцев, имеет очень большое значение. Таким образом, если негр без моего одобрения сделает с пленником что-нибудь, что заденет чувство собственного достоинства Большого Шибы, то вождь может не придать этому такого значения, как в том случае, если бы это было сделано с моего ведома или, тем более, по моему поручению.
После этого я сразу же пошел к Кровавому Лису, чтобы поговорить с ним о его части задачи. Он стоял с Олд Шурхэндом и встретил меня такими словами:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361 362