— Какая жалость, что не ранен ни один из образованных людей, ну, хоть вы, например, — не унимался дон Пармесан.
«Он положительно не понимает, что несет», — подумал доктор Моргенштерн, но вслух не стал ничего говорить, а просто повернулся и пошел куда глаза глядят, только чтобы быть подальше от этого «чокнутого», как называл хирурга Фриц.
Наступил вечер, и в лагере появились женщины камба вместе со своими старшими детьми. Пришли они встревоженные, но уже через несколько минут обнимали своих мужей и отцов, смеялись, а некоторые даже плакали от счастья. Вскоре разгорелось множество костров. Наступило время ужина, для кого, можно сказать, праздничного, хотя пища была самой обыкновенной, а для кого и печального…
Несмотря на то, что никто, казалось бы, больше не угрожал людям, расположившимся в долине на ночь, Отец-Ягуар распорядился все же выставить у скального прохода в долину двух часовых: береженого, как известно, Бог бережет. Но индейцы, которым это было поручено, стоя у холодных скал и глядя на веселье у костров, быстро заскучали, а потом, перекинувшись несколькими фразами, решили: нечего им тут делать, перестраховался Отец-Ягуар, ясное дело! Ничего никому не сказав, они вернулись в лагерь и тут же спокойно уселись возле одного из костров. Как выяснится впоследствии, это была роковая оплошность.
Пролежав около часа в кустах, не на шутку напуганные близостью к ним Отца-Ягуара, гамбусино и эспада наконец решились высунуть головы из зарослей.
— Никого! — констатировал Бенито Пахаро с некоторым удивлением.
— Да, они ушли, — подтвердил сказанное компаньоном Антонио Перильо.
— Ну и ладно! Не очень-то нам нужно сейчас свидание с ними! — попытался пошутить расхрабрившийся гамбусино, но тут же снова посерьезнел: — А что, если они где-нибудь притаились и только и ждут, чтобы мы вышли из леса?
— Это вряд ли. Лошадей-то в эти дебри и силой не заведешь.
— Не скажи! На опушке леса попадаются иногда небольшие полянки, где вполне можно спрятать двух лошадей.
— Да? А где ж ты раньше был с этим своим знанием опушки? Наших лошадей ты почему-то не стал там прятать!
— Да потому, дурья твоя башка, что счет времени тогда шел на секунды, понял? Впрочем, и сейчас еще можно получить пулю в два счета. Поэтому подождем, пока стемнеет, а потом вернемся к Высохшему озеру.
— Ты что, с ума сошел?
— Нисколько!
— Да нас там сразу же схватят!
— Не кипятись! Мне пришла в голову одна очень интересная мысль…
— Ну, и что это за мысль? Уж поделись ею со мной, будь так любезен!
— Мысль простая: лошадей у нас нет, а в долине их полным— полно!
— Но соваться сейчас туда — чистое безумие!
— Да ты не трусь, кабальеро! Проникнуть туда гораздо проще, чем тебе кажется!
— Очень в этом сомневаюсь!
— Уж поверь мне! Я-то этих индейцев хорошо знаю. Значит, объясняю, что там сейчас происходит: камба пьют и веселятся как дети, потому что наших союзничков они всех до единого перебили, в этом а уверен. Вряд ли у них хватило ума выставить часовых, а если и нашелся умник, который догадался это сделать, часовые скорее всего спят на посту. Да в такой обстановке увести двух лошадок — плевое дело!
— А если они окажутся без седел?
— Ну ты совсем ничего не соображаешь! Отец-Ягуар подстрелил наших лошадей. Это ты хоть видел?
— Видел, ну и что?
— А то, что должен был заметить и то, что ни седел, ни упряжи он с них не снял. Вот тут он как раз и промахнулся! Так что все, что нужно для того, чтобы оседлать лошадь, у нас будет.
Перильо попытался было привести еще какие-то соображения насчет того, что лучше зря не рисковать, но гамбусино и слушать его не хотел — куда там, его уже охватил азарт, подогреваемый грезами о большом богатстве. Стемнело, и они выбрались из своего укрытия и двинулись в сторону Высохшего озера. В темноте они затратили на этот путь, наверное, вчетверо больше времени по сравнению с тем, за которое добирались от него, но вот наконец до них стал доноситься характерный шум лагеря.
— Прислушайся! — воскликнул гамбусино. — Я был прав, они празднуют победу. И Отец-Ягуар тоже где-то среди них.
— А может, все-таки не стоит туда соваться? Пелехо был прав, когда предупреждал насчет того, что осторожнее надо быть, когда имеешь дело с этим человеком.
— Ни слова больше об этом ничтожном офицеришке! Он еще, видите ли, хотел командовать! Надеюсь, тебе подобная дурь не придет в голову. Так вот, слушай мою команду — отсюда ни шагу! А я — на разведку
И он уполз. Вернулся неожиданно скоро, минут через десять, и ликующе прошептал: «Как я и думал, часовых нет! Пошли!»
Он взял эспаду за руку, а сам пошел впереди. У самого скального прохода в долину они немного замедлили ход: довольно ровная поверхность каменных громад служила как бы зеркалом для отблесков костров; пришлось им свернуть немного в сторону, чтобы не засветиться в буквальном смысле этого слова. Огибая скалу, гамбусино прошептал:
— А, вот на этом самом месте два немецких коротышки скатились под копыта моей лошади. Они, небось, думают, какие они ловкачи, что сбежали тогда от нас, а на самом деле это я им позволил бежать, все равно, думаю, вреда от них нам уже никакого, что пули зря тратить? Но, видно, сама судьба желает чтобы наши дорожки опять пересеклись.
— Ты, кажется, жалеешь, что тогда не прикончил их? Да брось ты о них вообще думать!
— Это еще почему?
— Понимаешь, каждый раз, когда мы их встречали, они вели себя как-то нелепо, по-дурацки, как будто комедию ломали. Полковник Глотино даже под маской другого человека никогда не стал бы себя так вести. Неужели ты не видишь, что это самые что ни на есть натуральные придурки, поэтому черт с ними!
— Да мне вообще-то теперь тоже кажется, что они придурки самые настоящие. Но какое все-таки поразительное сходство: у ученого и Глотино — просто одно лицо, не говоря уже о росте! К тому же, знаешь, полковнику абсолютно незачем самому отправляться в Гран-Чако, когда он может поручить это какому-нибудь преданному и опытному офицеру. И тем не менее, как только эти немцы нам опять попадутся, я постараюсь их прикончить. Надоели: все время путаются у нас под ногами. Ладно, сейчас не до них! Ты посмотри только, какие люди тут нас встречают!
И он указал в сторону того костра, у которого сидел человек, выделявшийся среди всех мощным телосложением.
— Это Отец-Ягуар, ты хочешь сказать?
— Он самый! И сейчас эта собака получит мою пулю!
Гамбусино вскинул свое ружье. Но эспада изо всех своих сил потянул приклад к себе.
— Не стреляй! — воскликнул он. — Твой выстрел выдаст нас!
— Ты что, думаешь, я такой дурак, что сам этого не понимаю? Это я так, примерился, руки, понимаешь ли, чешутся. Нет, раньше, чем мы не раздобудем лошадей и не будем иметь возможности сразу же после выстрела удрать, я стрелять не буду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138