— Карлос! Ты слышишь? — встревоженно спросил Херонимо, понизив голос.
— Слышу, слышу! Это ария , — ответил Отец-Ягуар, коснувшись своего затылка, словно хотел проверить, по-прежнему ли свободно вращается его шея, а потом дотронулся до головы.
— Ария, — подтвердили почти хором все остальные и тоже дотронулись до своих затылка, шеи и головы.
Что такое ария? Точно и определенно этого вам никто не скажет. Но то, что называют в Аргентине этим словом, а в других странах, может быть, как-то иначе, происходит следующим образом: сидите вы, скажем, за бокалом вина или чашкой чая, а рядом с посудой на столе стоит бутылка, фляга или чайник — все равно что, любой сосуд. И вдруг все это одновременно начинает звенеть и дребезжать. Иногда разбивается вдребезги, хотя никто этих предметов даже не касается. Право же, есть от чего впасть в озноб! У животных, присутствующих при этом, судорогой надолго сводит все части тела, нечто похожее испытывают и люди. Такова ария — явление, связанное, видимо, с взаимодействием различных электромагнитных полей, о котором упоминают в своих рассказах о пребывании в пустынных районах Аргентины очень многие исследователи и путешественники. Поэтому отнюдь нелишне, как только начинается эта самая ария, убедиться в том, что твоя шея еще вращается.
Откуда же исходил на этот раз тревожный звук? Многим показалось, что из пустых фляг, в которых раньше помещались пиявки дона Пармесана и которые он не стал снова заполнять. Они лежали в его седельной сумке. Хирург с опаской открыл сумку, лежавшую на земле рядом с седлом. Фляги были расколоты надвое. И еще слава Богу, что дело ограничилось только этим, во всяком случае, на этот раз ни у кого ни одного мускула не свело.
Доктор Моргенштерн впервые в своей жизни встретился с таким явлением и, естественно, тут же накинулся на Отца-Ягуара с вопросами. Тот, пожав плечами, ответил:
— К сожалению, я не смогу дать вам на этот счет толковых объяснений. Потому что и сам, честно говоря, не знаю, что это такое. Одно могу сказать: в это время года ария случается чаще, чем в остальные, и то же самое можно сказать о ее силе.
Он замолчал и внимательно посмотрел на небо. Но на высоком голубом небосводе ничего примечательного заметно не было — ни единого облачка — намека на скорую смену погоды. В воздухе не ощущалось ни малейшего ветерка, и поверхность озера оставалась по-прежнему гладкой, как отлично выглаженная скатерть, а вода — прозрачной, как кристаллы хрусталя.
На землю опускался вечер. Они поели жареной рыбы из своих запасов. Костра не разжигали. Многие, насытившись, растянулись во весь рост прямо на траве, другие, открыли своего рода клуб завзятых острословов, как это часто у них бывало по вечерам. Душой компании, как всегда, был все тот же, уже известный нам Шутник.
Антон Энгельгардт и юный инка сидели несколько в стороне от всех остальных. За то короткое время, что довелось им провести вместе, юноши успели закрепить возникшую уже после первой встречи взаимную симпатию, им было и приятно, и интересно проводить время вместе, а после приключений на Крокодильем источнике они перешли на «ты». Внешне они казались очень непохожими друг на друга. Как вы, наверное, помните, Аука был черноволос, Антон же — белокур, столь же контрастными по отношению один к другому были и их характеры. Непосредственный, искренний, порывистый Антон, на лице которого читались очень привлекающие людей ясность души, чистота помыслов, доброжелательность, был человеком благородного склада души, для которого характерны сочетание храбрости и сердечности. Аука, напротив, был строг, серьезен, можно сказать, суховат, несмотря на нежный возраст; вел он себя в любой ситуации максимально сдержанно, у любого человека при общении с ним невольно возникало ощущение, что этого юношу гнетет какое-то тяжелое воспоминание, изба виться от которого он не в силах, а может, не считает нужным Такие разные, юноши тем не менее сразу нашли общий язык и прекрасно понимали друг друга Антон, нимало не смущаясь тем, что мог показаться своему суровому другу излишне чувствительным, выплескивал наружу то, что его занимало и волновало, а Аукаропора молча слушал его, не задавая лишних вопросов, и этого ему было вполне достаточно, чтобы сделать определенные и точные выводы из ситуации, изложенной Антоном. Впрочем, тот, кто присмотрелся бы к нему повнимательнее, обнаружил бы, что этот кажущийся порой чересчур холодным и даже несколько чопорным молчун совсем не так уж холоден: в его глазах то и дело мелькали искры дружеского участия и заинтересованности.
Главной темой их разговоров был Отец-Ягуар. Антон восторгался им, называл героем. И Аука относился к нему с огромным уважением, но, когда его новый друг просил рассказать что-нибудь о прошлых подвигах Карла Хаммера, про которые ему было, без сомнения известно больше, чем Антону, он предпочитал отмалчиваться или высказывался приблизительно в таком роде:
— Ничего не могу тебе сказать Он разговаривал всегда только с моим дедом а наш обычай велит молодым отходить в сторону когда разговаривают старшие
— Ваш обычай? А к какому, собственно, народу или племени ты принадлежишь?
— Ни к какому.
— Но так не бывает.
— К несчастью, бывает Мой народ исчез, понимаешь, был, и нету. От него осталось лишь несколько семей, ведущих нищенское существование. Мы живем высоко в горах, там, где парят кондоры
— Но там же нет ни одного дерева, вообще никакой растительности! Как можно там жить?
— Мы едим мясо диких зверей, а воду берем из ручьев
— Если бы ты знал, как я мечтаю о такой жизни! Я бы охотно поменялся с любым из вас всем, что дала мне судьба просто так, потому что я родился в состоятельной семье, на то, что нужно завоевывать, добывать с риском для жизни! Расскажи мне, пожалуйста, еще что-нибудь про жизнь и дела своих соплеменников!
Аука задумался на несколько мгновений, потом ответил:
— «Про жизнь и дела»… Нет, знаешь, как-нибудь в другой раз… Ты только не обижайся, хорошо? А лучше всего будет, если ты побываешь как-нибудь в наших горах, посмотришь на все сам, поговоришь с людьми и попытаешься понять, кто мы такие и чем живем.
С этими словами он встал и отошел в сторону, давая понять своему другу, что не испытывает большого желания продолжать этот тягостный для него разговор. Антон, сам того не подозревая, растревожил рану в душе Ауки, но понял, что допустил какую-то бестактность, и замолчал, испытующе глядя на понурившегося в отдалении друга. Мало-помалу тот овладел собой и, вернувшись к Антону, улегся рядом с ним. Засыпали они в полном молчании…
Среди ночи Антон вдруг почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Он хотел было вскрикнуть, но услышал слова, произнесенные ему на ухо шепотом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138