Теперь он бы скорее удивился, если бы Паншинеа нанес всего один визит. Да, он постепенно постигал дипломатию, однако еще не считал себя достаточно опытным. Даже позднее время, выбранное императором для визита, не удивило его, хотя Томас был несколько встревожен тем, что император явился в полном одиночестве, защищенный только бронеодеждой со включенным полем. Жизнь посланника на Скорби была не из легких, и попытки покушения всегда имели место. Даже Паншинеа не был застрахован от них. То, что он рисковал своей жизнью, придя без охраны, незамеченным, сказало Джону больше, чем любые заверения императора.
У Джона имелись припасы, излюбленные среди чоя, вкусы которых не слишком отличались от человеческих. Они также считали, что ибупрофен – яд, разрушающий печень и препятствующий ее работе при регулярном употреблении, но в остальном Джон не мог разделить все убеждения чоя. Чоя были склонны к вегетарианству, хотя и не строгому – причиной его была просто ограниченность ресурсов. Джон уже приготовил дымящийся брен, который сильным ароматным запахом напоминал кофе, и теперь, когда Паншинеа убрал защитное поле и сел, посланник налил ему чашку.
Паншинеа внимательно рассмотрел фарфоровую чашку из сервиза, изготовленного специально для посланника, и похвалил ее. Черная жидкость просвечивала сквозь тонкие, полупрозрачные стенки. Император наблюдал, как поднимается над ее поверхностью пар.
– Нет ли у вас меда или еще чего-нибудь сладкого? – спросил император. – Признаюсь, здесь, вдали от чоя, я постепенно становлюсь сладкоежкой.
Джон предложил ему мед, обычный и бескалорийный сахар и проследил, как после недолгих колебаний Паншинеа выбрал мед. Медовый порошок быстро растворился в черноте брена. После этого Джон немного расслабился – этот продукт доставили ему совсем недавно, и он беспокоился за его качество. Ему не хотелось, чтобы их встрече мешало напоминание о статусе Земли.
Паншинеа сделал глоток и отставил чашку, дожидаясь, пока напиток остынет.
– Я пришел узнать, подумали ли вы над моим предложением, – наконец начал он.
– Я очень много размышлял об этом, – ответил Джон, откидываясь на спинку кресла и удерживая чашку на коленях. – Я не убежден, что отмена обвинения послужит интересам моего народа. Но… – добавил он, видя, как беспокойно заерзал Паншинеа, – ничто не сможет поколебать нынешнее влияние чоя. У меня нет желания нарушать существующий баланс сил.
Тонкие разветвленные морщины вокруг глаз и рта Паншинеа слегка разгладились, и император возразил:
– Это имеет гораздо большее отношение к нашему влиянию, посланник.
– Пусть так. Не будь обвинение значительным, вы бы не сидели сейчас здесь.
Паншинеа согласно кивнул.
– Мое присутствие говорит за себя. Джон помедлил, делая глоток. Насыщенный протеином и кофеином брен расслабил его, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы вновь собраться. Он решил отставить чашку – по-видимому, чоя были все-таки покрепче людей. Томас взглянул в зеленые глаза Паншинеа. Основной нефритовый цвет в них оттенял тонкий ободок более густой зелени. Дома, на Земле, зеленоглазые и рыжеволосые люди считаются вспыльчивыми, вспомнил посланник и подумал, справедливо ли это для чоя. Он был бы рад узнать, что насчет Паншинеа ошибся.
– Мне известно, что в случае моего отказа вас ждут крупные неприятности. Потому я предлагаю компромисс.
– Слушаю вас.
Был ли двойной голос таким же ровным, каким казался? Джон пожалел, что не умеет различать еле уловимые изменения в голосах чоя, а оборудование, которое бы помогло ему в этом, сейчас было отключено – по просьбе сидящего перед ним гостя. Но одно не вызывало сомнений – явная заинтересованность в нем императора.
– Я предлагаю приостановить расследование. На десять месяцев, под предлогом того, что у моего народа не было времени собрать материал и обработать его. Как вам известно, император, контракты с пилотами трудно заключить при первой необходимости. В сущности, это станет отсрочкой до тех пор, пока мы не будем готовы. Конечно, вы просили об окончательном снятии обвинений, но в этом случае я смогу защитить свой народ и помочь вашему.
Панорамное окно в кабинете было закрыто – Джон Тейлор Томас хотел, чтобы при сделке внимание императора было обращено только на него. Император отвернулся, не обнаружил ничего достойного внимания и беспокойно взглянул на Томаса.
– Такое решение, – наконец произнес Паншинеа, – смогло бы принести нам огромную пользу, – он допил брен.
Джон промолчал, намеренно продлевая напряженное молчание. Заговорить сейчас – значило потерять преимущество, достигнутое с таким трудом.
Фарфоровая чашка затанцевала в руках Паншинеа, пока тот ставил ее на стол. Она казалась миниатюрной в его руке, но прикосновение императора к ней было удивительно осторожным. Джон в который раз отметил, какую ловкость придают чоя двойные локтевые суставы.
– Я не стал бы просить ваш народ о помощи, – начал Паншинеа, – не предлагая ничего взамен.
– Мы ни о чем не просим.
– Понятно, – кивнул чоя. – Но мы можем в чем-то помочь вашему расследованию. Видите ли, мы убеждены в нашей невиновности, однако не меньше вас заинтересованы в открытии истины.
Джон Тейлор Томас расцвел в широкой улыбке – император сам подвел его к нужной просьбе.
– Найдите пилота, который работает на ГНаска.
Крейсер абдреликов продолжал свой путь в космосе, и работа мощных двигателей вызывала его непрестанную вибрацию. Алекса размышляла, где они могут быть, поняла, что это неважно, и была благодарна только за то, что во время межпространственного прыжка ее не заставляли принимать транквилизаторы. Люди с трудом переносили искажение реальности во время перелета через Хаос, и хотя лекарства помогали им, Алекса не выносила наступающего после них сонного оцепенения. Она была охотницей, а охотники должны постоянно бодрствовать и оставаться настороже в любых обстоятельствах.
Теперь в клетке запах был не таким сильным – Недар выкупался и переоделся, и тем не менее продолжал пребывать в неподвижности. Алекса следила за ним через прутья клетки. Чоя лежал лицом вниз на жесткой койке. Казалось, его позвоночник перебит в пяти или шести местах – настолько неловкой и неестественной была его поза. Но Алекса уловила мерное движение спины и поняла, что он дышит. Может, он и хотел бы лишиться дыхания, но не мог, и Алекса понимала, что он жив.
Она не помнила, как ей вживили симбионта – в то время она только научилась ходить, и даже самые обрывочные воспоминания давно изгладились в ее памяти. Отец рассказывал, что она одновременно научилась говорить на языке абдреликов и на трейде. Но когда она пыталась расспросить отца о тех временах, он замыкался, его глаза мрачнели, и Алекса понимала, что пережитое оставило в его душе не менее глубокий след, чем у нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
У Джона имелись припасы, излюбленные среди чоя, вкусы которых не слишком отличались от человеческих. Они также считали, что ибупрофен – яд, разрушающий печень и препятствующий ее работе при регулярном употреблении, но в остальном Джон не мог разделить все убеждения чоя. Чоя были склонны к вегетарианству, хотя и не строгому – причиной его была просто ограниченность ресурсов. Джон уже приготовил дымящийся брен, который сильным ароматным запахом напоминал кофе, и теперь, когда Паншинеа убрал защитное поле и сел, посланник налил ему чашку.
Паншинеа внимательно рассмотрел фарфоровую чашку из сервиза, изготовленного специально для посланника, и похвалил ее. Черная жидкость просвечивала сквозь тонкие, полупрозрачные стенки. Император наблюдал, как поднимается над ее поверхностью пар.
– Нет ли у вас меда или еще чего-нибудь сладкого? – спросил император. – Признаюсь, здесь, вдали от чоя, я постепенно становлюсь сладкоежкой.
Джон предложил ему мед, обычный и бескалорийный сахар и проследил, как после недолгих колебаний Паншинеа выбрал мед. Медовый порошок быстро растворился в черноте брена. После этого Джон немного расслабился – этот продукт доставили ему совсем недавно, и он беспокоился за его качество. Ему не хотелось, чтобы их встрече мешало напоминание о статусе Земли.
Паншинеа сделал глоток и отставил чашку, дожидаясь, пока напиток остынет.
– Я пришел узнать, подумали ли вы над моим предложением, – наконец начал он.
– Я очень много размышлял об этом, – ответил Джон, откидываясь на спинку кресла и удерживая чашку на коленях. – Я не убежден, что отмена обвинения послужит интересам моего народа. Но… – добавил он, видя, как беспокойно заерзал Паншинеа, – ничто не сможет поколебать нынешнее влияние чоя. У меня нет желания нарушать существующий баланс сил.
Тонкие разветвленные морщины вокруг глаз и рта Паншинеа слегка разгладились, и император возразил:
– Это имеет гораздо большее отношение к нашему влиянию, посланник.
– Пусть так. Не будь обвинение значительным, вы бы не сидели сейчас здесь.
Паншинеа согласно кивнул.
– Мое присутствие говорит за себя. Джон помедлил, делая глоток. Насыщенный протеином и кофеином брен расслабил его, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы вновь собраться. Он решил отставить чашку – по-видимому, чоя были все-таки покрепче людей. Томас взглянул в зеленые глаза Паншинеа. Основной нефритовый цвет в них оттенял тонкий ободок более густой зелени. Дома, на Земле, зеленоглазые и рыжеволосые люди считаются вспыльчивыми, вспомнил посланник и подумал, справедливо ли это для чоя. Он был бы рад узнать, что насчет Паншинеа ошибся.
– Мне известно, что в случае моего отказа вас ждут крупные неприятности. Потому я предлагаю компромисс.
– Слушаю вас.
Был ли двойной голос таким же ровным, каким казался? Джон пожалел, что не умеет различать еле уловимые изменения в голосах чоя, а оборудование, которое бы помогло ему в этом, сейчас было отключено – по просьбе сидящего перед ним гостя. Но одно не вызывало сомнений – явная заинтересованность в нем императора.
– Я предлагаю приостановить расследование. На десять месяцев, под предлогом того, что у моего народа не было времени собрать материал и обработать его. Как вам известно, император, контракты с пилотами трудно заключить при первой необходимости. В сущности, это станет отсрочкой до тех пор, пока мы не будем готовы. Конечно, вы просили об окончательном снятии обвинений, но в этом случае я смогу защитить свой народ и помочь вашему.
Панорамное окно в кабинете было закрыто – Джон Тейлор Томас хотел, чтобы при сделке внимание императора было обращено только на него. Император отвернулся, не обнаружил ничего достойного внимания и беспокойно взглянул на Томаса.
– Такое решение, – наконец произнес Паншинеа, – смогло бы принести нам огромную пользу, – он допил брен.
Джон промолчал, намеренно продлевая напряженное молчание. Заговорить сейчас – значило потерять преимущество, достигнутое с таким трудом.
Фарфоровая чашка затанцевала в руках Паншинеа, пока тот ставил ее на стол. Она казалась миниатюрной в его руке, но прикосновение императора к ней было удивительно осторожным. Джон в который раз отметил, какую ловкость придают чоя двойные локтевые суставы.
– Я не стал бы просить ваш народ о помощи, – начал Паншинеа, – не предлагая ничего взамен.
– Мы ни о чем не просим.
– Понятно, – кивнул чоя. – Но мы можем в чем-то помочь вашему расследованию. Видите ли, мы убеждены в нашей невиновности, однако не меньше вас заинтересованы в открытии истины.
Джон Тейлор Томас расцвел в широкой улыбке – император сам подвел его к нужной просьбе.
– Найдите пилота, который работает на ГНаска.
Крейсер абдреликов продолжал свой путь в космосе, и работа мощных двигателей вызывала его непрестанную вибрацию. Алекса размышляла, где они могут быть, поняла, что это неважно, и была благодарна только за то, что во время межпространственного прыжка ее не заставляли принимать транквилизаторы. Люди с трудом переносили искажение реальности во время перелета через Хаос, и хотя лекарства помогали им, Алекса не выносила наступающего после них сонного оцепенения. Она была охотницей, а охотники должны постоянно бодрствовать и оставаться настороже в любых обстоятельствах.
Теперь в клетке запах был не таким сильным – Недар выкупался и переоделся, и тем не менее продолжал пребывать в неподвижности. Алекса следила за ним через прутья клетки. Чоя лежал лицом вниз на жесткой койке. Казалось, его позвоночник перебит в пяти или шести местах – настолько неловкой и неестественной была его поза. Но Алекса уловила мерное движение спины и поняла, что он дышит. Может, он и хотел бы лишиться дыхания, но не мог, и Алекса понимала, что он жив.
Она не помнила, как ей вживили симбионта – в то время она только научилась ходить, и даже самые обрывочные воспоминания давно изгладились в ее памяти. Отец рассказывал, что она одновременно научилась говорить на языке абдреликов и на трейде. Но когда она пыталась расспросить отца о тех временах, он замыкался, его глаза мрачнели, и Алекса понимала, что пережитое оставило в его душе не менее глубокий след, чем у нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84