Бак направился к двери. Когда на веранде послышались его удаляющиеся шаги, плечи Кристин поникли. Она готова была расплакаться. Терпение и выдержка, которыми она всегда так гордилась, начали ей изменять. Девушка устало опустилась на стул, опершись локтями в столешницу. Стремление любой ценой сохранить землю, доставшуюся от дяди Ярби, больше не было ее всепоглощающей страстью. Она даже начала подумывать о том, чтобы уехать с Густавом. Они могли бы отправиться в Биллингс. Если она хоть что-то значит для Бака, он за ней приедет… рано или поздно.
— Ты его любишь?
Кристин вздрогнула. Она даже не слышала, как Бонни подошла к порогу и остановилась в дверях.
— Почему ты так решила? — Кристин встала и вытащила из-под мойки чистую тряпку.
Бойни рассмеялась и прошла в кухню.
— Вы избегаете смотреть друг на друга и почти не разговариваете. Так бывает, когда двое или очень сильно ненавидят друг друга, или любят. Вряд ли ты из-за ненависти такая грустная.
— Ты судишь по собственному опыту?
Кристин, накрыв чистой тряпкой миску с тестом, принялась убирать со стола грязные тарелки и ставить их в мойку.
— Однажды я была влюблена — или думала, что влюблена. С этим ничего не поделаешь, просто невозможно думать о чем-то другом.
— Неужели? Мне кажется, всегда можно отвлечься, если захотеть no-настоящему. Давай-ка приберем в кухне. Как назовем телочку?
— Телочка твоя, тебе и называть.
— Она принадлежит Баку. А корову я назвала Долли Мэдисон, у нее не было имени.
— Густаву кажется, что телочке очень подходит имя Андора. Кристин издала нервный смешок — и вдруг расхохоталась. Со дня своего приезда на ранчо Бонни впервые услышала ее смех.
— Оставим это на совести Густава.
— Что тут такого смешного?
— Андорой зовут жену моего брата. Она очень хорошенькая и совершенно беспомощная.
— Она вам с Густавом не нравится?
— Честно говоря, не очень.
Кристин принялась мыть посуду, а Бонни вытирала ее и ставила на место. Девушкам правилось хозяйничать вместе. У Кристин, жившей в доме брата в полной изоляции, никогда не было подруги вроде Бонни. Эти три дня они говорили, наверное, обо всем на свете, не касались лишь натянутых отношений между Кристин и Баком. Эта проблема была для Кристин слишком болезненной, чтобы обсуждать ее с новой подругой.
Кристин втайне гордилась Баком, девушка постоянно нахваливала его добротный дом и рассказывала всем и каждому, что Бак самостоятельно изготовил кое-что из мебели. Она рассказала Бонни и о том, как он заботился о беспомощном, точно дитя малое, дяде Ярби.
— Не знаю, будь па его месте Густав, хватило бы ему терпения так же ухаживать за стариком. Он не только о нем заботился, он защитил дядю Ярби от солдат, которые явились его повесить.
Слушая рассказы Кристин, Бонни в душе надеялась, что Баку хватит сообразительности понять: девушка его любит.
— Густав сказал, Тэнди поправляется. — Бонни подмела комнату и поставила веник в угол. — Они с Берни тоже стоят в карауле, сменяя друг друга. Мистер Леннинг хочет, чтобы, кроме индейцев, возле дома все время еще кто-то дежурил.
Кристин не стала объяснять, что этот вопрос уже обсуждался за обедом. Она заметила, что в последние дни Бонни слишком уж часто упоминает Имя Густава, и догадывалась, что подруге хочется побольше узнать о ее кузене.
Протирая стекла керосиновых ламп, Кристин между делом рассказала, что они с Густавом родились в миле друг от друга в один и тот же день и росли вместе, почти как близнецы. В детстве они были близкими друзьями и остались ими до сих пор. Бонни прекрасно ее понимала. Их с Берни мать умерла в родах, и близняшек воспитывали отец и бабушка. После их смерти у нее остался только Берни, а у него — только Бонни.
Однажды, когда Берни был еще подростком, его сбросила лошадь, и нога его попала под колесо фургона. Кости были настолько сильно повреждены, что ногу пришлось ампутировать. Берни на удивление быстро смирился с потерей. Они с Бонни вместе устроились работать на станцию дилижансов на севере Вайоминга. Обязанности брата с сестрой состояли в том, чтобы обеспечивать постояльцам питание и ночлег. Берни также взял на себя кормежку скотины и ремонт упряжи. За время работы им удалось скопить немного денег. Когда станция закрылась, они перебрались в Биг-Тимбер и вложили все свои накопления в небольшое кафе.
— Не знаю, что мы будем делать, когда отсюда уедем, но мы что-нибудь придумаем. Всегда ведь справлялись…
— Когда все это закончится и я получу свою землю, придется какую-то часть ее продать, чтобы основать хозяйство. Густав будет мне помогать, и если я смогу себе это позволить, то возьму Берни на работу. А если не смогу, то его возьмет Бак.
— Мистер Леннинг понравился Берни. Брата тронули его слова, что он не становится менее мужчиной оттого, что у него одна нога.
— Я видела утром, как он уезжал. Под ним был такой, я бы сказала… игривый конь.
— Мистер Леннинг специально приспособил стремя под его деревяшку. Я давно не видела брата таким счастливым. Ему никогда не нравилось жить в городе. — Бонни набросила на плечи потертую куртку брата. — В воздухе уже пахнет осенью, мы и глазом не успеем моргнуть, как наступит зима. Пойду посмотрю, как там Тэнди. Боюсь, я начинаю привязываться к старому простаку.
— Почему же боишься?
— Потому что с людьми, которые мне правятся, всегда что-то случается. Бабушка и папа умерли. Клетуса убили. Потом Берни избили так, что я думала, он умрет. А мужчина, которого я могла бы полюбить, оказался наемным убийцей.
Кристин проводила девушку взглядом. Как ни нравилось ей общество Бонни, все же она была рада возможности несколько минут побыть одной. Ей не давала покоя мысль, что им с Густавом, возможно, придется уехать.
С того дня, как Быстрый Бег застал ее врасплох у ручья, Бак стал относиться к ней совершенно по-другому. Кристин думала, что знает причину: Баку хотелось иметь собственный дом в полном своем распоряжении и избавиться наконец от необходимости следить за целой толпой незваных гостей, которых Джилли называл занозами.
Кристин решила, что пора поговорить об этом с Густавом.
Трое индейцев выехали из-за деревьев и поскакали мимо построек ранчо в сторону лагеря сиу. Индианки продолжали заниматься своими делами, лишь мельком взглянули на всадников. Что бы ни привело сюда мужчин, их это все равно не касалось. Однако молодой гуртовщик, отнесшийся к приказу охранять лагерь со всей ответственностью, вышел из отцовского вигвама и замер, скрестив на груди руки.
Двое всадников придержали коней, третий подъехал ближе и остановился в двух-трех футах от юноши. Несколько мгновений всадник высокомерно взирал на гуртовщика, не говоря ни слова.
— Где Леннинг? — спросил он наконец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102