- И ничего в нем нет сладкого. Горький, горячий - я просто опомниться не могу! Мне и хотелось-то его только оттого, что вы запрещали. Покорно благодарю, больше не надо!
И с поклоном небрежным, но столь же изящным, как ее танец, она упорхнула от него прочь, к отцу.
Думаю, она сказала правду - в ней продолжал жить семилетний ребенок.
Грэм проводил ее взглядом растерянным, недоуменным; глаза его часто останавливались на ней в продолжение вечера, но она, казалось, его не замечала.
Когда мы спускались пить чай в гостиную, она взяла отца под руку; и дальше она от него не отходила, она ловила каждое его слово. Он и миссис Бреттон говорили больше других членов нашего тесного кружка, а Полина была самой благодарной слушательницей и вставляла только просьбы повторить ту или иную подробность.
- А где вы тогда были, папа? А что вы сказали? Нет, вы рас скажите миссис Бреттон, как все вышло, - то и дело понукал она отца.
Теперь она уже не уступала порывам брызжущего веселья; детская веселость выдохлась; она сделалась задумчива, нежна, послушна. Одно удовольствие было смотреть, как она прощается на ночь; Грэму она поклонилась с большим достоинством; в легкой улыбке, спокойных жестах сказалась графиня, и ему ничего не оставалось, как тоже спокойно поклониться в ответ. Я видела, что ему трудно свести воедино пляшущего бесенка и эту светскую даму.
Наутро, когда все мы собрались за завтраком, дрожа после холодных омовений, миссис Бреттон объявила, что ни под каким видом никого нынче от себя не отпустит.
В самом деле, дом так занесло, что и не выйти; снизу завалило все окна, а выглянув наружу, вы видели мутную мгу, нахмуренное небо и снег, гонимый безжалостным ветром. Хлопья уже не падали, но то, что успело насыпаться, ветер отрывал от земли, кружил, взметал и взвихрял множеством престранных фантомов.
Графиня поддержала миссис Бреттон.
- Папа никуда не пойдет, - сказала она, усаживаясь подле отцовского кресла. - Уж я за ним пригляжу. Ведь вы не пойдете в город, папа, не правда ли?
- Как сказать, - был ответ. - Если вы с миссис Бреттон будете ко мне милы, внимательны, будете всячески мне угождать, холить меня и нежить, я, возможно, и соглашусь посидеть часок-другой после завтрака и переждать, покуда уляжется этот ужасный ветер. Но сама видишь - завтрака мне не дают, а я просто умираю с голоду.
- Сейчас! Миссис Бреттон, вы, пожалуйста, налейте ему кофе, взмолилась Полина, а я снабжу графа всем прочим: он, только графом заделался, стал ужасно какой привередливый.
Она отрезала и намазала ломтик булочки.
- Ну вот, папа, теперь вы во всеоружии, - сказала она. - Это то же варенье, что было в Бреттоне, помните, вы еще говорили, что оно не хуже шотландского?
- А ваше сиятельство выпрашивали его для моего сына, помните? вставила миссис Бреттон. - Бывало, станете, рядом, тронете меня за рукав и шепнете: "Ну, пожалуйста, мэм, дайте Грэму сладкого - варенья, меда или джема!"
- Нет, мама, - перебил ее с хохотом сильно, впрочем, покрасневший доктор Джон. - Вряд ли это возможно: я же никогда не любил ни того, ни другого, ни третьего.
- Любил он это все или нет, а, Полина?
- Любил, - подтвердила Полли.
- Не краснейте, Джон, - приободрил его мистер Хоум. - Я и сам, признаюсь, до этих вещей большой охотник. А Полли умеет угодить друзьям в их простых нуждах; мое хорошее воспитание, не скрою. Полли, передай-ка мне кусочек вон того языка.
- Пожалуйста, папа. Но не забудьте, вам так угождают лишь на том условии, что вы остаетесь на "Террасе".
- Миссис Бреттон, - сказал граф. - Вот я решил избавиться от дочки, хочу отдать ее в школу. Не знаете ли тут школу хорошую?
- Это где Люси служит. У мадам Бек.
- Мисс Сноу служит в школе?
- Я учительница, - сказала я и обрадовалась, что мне представилась такая возможность. Я уже начинала чувствовать себя неловко. Миссис Бреттон и сын ее знали мои обстоятельства, но граф с дочерью их не знали. Их сердечное расположение ко мне могло перемениться при известии о том, каково мое место на общественной лестнице. Я сообщила о нем с готовностью; но тотчас в голове моей закружился рой нежданных и непрошеных мыслей, от которых я даже невольно вздохнула. Мистер Хоум минуты две не поднимал взгляда от тарелки и молчал; быть может, он не находил слов, быть может, полагал, что простая вежливость требует молчанья в ответ на откровение такого рода; всем известна пресловутая гордость шотландцев, и как бы ни был прост мистер Хоум во вкусах и обращении, я давно подозревала, что он не чужд этого национального свойства. Была ли то спесь? Или подлинное достоинство? Не берусь, однако, судить о нем так вольно. Сама я всегда наблюдала в нем лишь свойства самые благородные.
Он был склонен предаваться чувствам и размышленьям; чувства и размышления его овевались легким облачком грусти. Не всегда легким: при огорченьях и трудностях облачко тотчас сгущалось и делалось грозовою тучей. Он не много знал о Люси Сноу; да и то, что знал, понимал не вполне верно; заблужденья его на мой счет часто вызывали у меня улыбку; но он видел, что путь мой не усыпан розами; он отдавал должное моим стараньям честно пройти отмеренное мне поприще; он помог бы мне, если б то было в его власти, и, не будучи в силах мне помочь, он все же желал мне добра. Когда он поднял на меня глаза, в них было тепло; когда заговорил, голос звучал благожелательно.
- Да, - сказал он. - Поприще ваше нелегкое. Желаю вам здоровья и силы достигнуть на нем... м-м, успеха.
Прелестная дочь его встретила мое сообщение, далеко не так сдержанно: она устремила на меня взор, полный удивленья - почти ужаса.
- Вы учительница? - воскликнула она и, еще раз обдумав эту неприятную мысль, добавила: - Я ведь и не знала и не спрашивала, кто вы; для меня вы всегда были Люси Сноу.
- Ну, а сейчас? - не удержалась я от вопроса.
- И сейчас. Но вы правда учите? Здесь, в Виллете?
- Правда.
- И нравится вам?
- Не всегда.
- Отчего же вам это не бросить?
Отец взглянул на нее, и я испугалась, как бы он не задал ей нагоняй. Но он сказал только:
- Так-то, Полли, продолжай свой допрос. Покажи лишний раз, какая ты у меня разумница. Ну, смешайся мисс Сноу, покрасней, я б тотчас приказал тебе попридержать язычок, и нам пришлось бы удалиться с позором. Но она только улыбается, а посему не стесняйся, расспрашивай! Да, мисс Сноу, отчего же вам это не бросить? Зачем вы учительствуете?
- Главным образом, увы, из-за денег.
- Стало быть, не из чистой филантропии? А мы-то с Полли сочли бы такое предположенье единственным оправданьем вашего странного чудачества.
- Нет. Нет, сэр. Скорей ради крова над головою и ради отрады, какую доставляет мне мысль о том, что я сама зарабатываю себе на хлеб, никому не будучи в тягость.
- Вы как хотите, папа, а мне жаль Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
И с поклоном небрежным, но столь же изящным, как ее танец, она упорхнула от него прочь, к отцу.
Думаю, она сказала правду - в ней продолжал жить семилетний ребенок.
Грэм проводил ее взглядом растерянным, недоуменным; глаза его часто останавливались на ней в продолжение вечера, но она, казалось, его не замечала.
Когда мы спускались пить чай в гостиную, она взяла отца под руку; и дальше она от него не отходила, она ловила каждое его слово. Он и миссис Бреттон говорили больше других членов нашего тесного кружка, а Полина была самой благодарной слушательницей и вставляла только просьбы повторить ту или иную подробность.
- А где вы тогда были, папа? А что вы сказали? Нет, вы рас скажите миссис Бреттон, как все вышло, - то и дело понукал она отца.
Теперь она уже не уступала порывам брызжущего веселья; детская веселость выдохлась; она сделалась задумчива, нежна, послушна. Одно удовольствие было смотреть, как она прощается на ночь; Грэму она поклонилась с большим достоинством; в легкой улыбке, спокойных жестах сказалась графиня, и ему ничего не оставалось, как тоже спокойно поклониться в ответ. Я видела, что ему трудно свести воедино пляшущего бесенка и эту светскую даму.
Наутро, когда все мы собрались за завтраком, дрожа после холодных омовений, миссис Бреттон объявила, что ни под каким видом никого нынче от себя не отпустит.
В самом деле, дом так занесло, что и не выйти; снизу завалило все окна, а выглянув наружу, вы видели мутную мгу, нахмуренное небо и снег, гонимый безжалостным ветром. Хлопья уже не падали, но то, что успело насыпаться, ветер отрывал от земли, кружил, взметал и взвихрял множеством престранных фантомов.
Графиня поддержала миссис Бреттон.
- Папа никуда не пойдет, - сказала она, усаживаясь подле отцовского кресла. - Уж я за ним пригляжу. Ведь вы не пойдете в город, папа, не правда ли?
- Как сказать, - был ответ. - Если вы с миссис Бреттон будете ко мне милы, внимательны, будете всячески мне угождать, холить меня и нежить, я, возможно, и соглашусь посидеть часок-другой после завтрака и переждать, покуда уляжется этот ужасный ветер. Но сама видишь - завтрака мне не дают, а я просто умираю с голоду.
- Сейчас! Миссис Бреттон, вы, пожалуйста, налейте ему кофе, взмолилась Полина, а я снабжу графа всем прочим: он, только графом заделался, стал ужасно какой привередливый.
Она отрезала и намазала ломтик булочки.
- Ну вот, папа, теперь вы во всеоружии, - сказала она. - Это то же варенье, что было в Бреттоне, помните, вы еще говорили, что оно не хуже шотландского?
- А ваше сиятельство выпрашивали его для моего сына, помните? вставила миссис Бреттон. - Бывало, станете, рядом, тронете меня за рукав и шепнете: "Ну, пожалуйста, мэм, дайте Грэму сладкого - варенья, меда или джема!"
- Нет, мама, - перебил ее с хохотом сильно, впрочем, покрасневший доктор Джон. - Вряд ли это возможно: я же никогда не любил ни того, ни другого, ни третьего.
- Любил он это все или нет, а, Полина?
- Любил, - подтвердила Полли.
- Не краснейте, Джон, - приободрил его мистер Хоум. - Я и сам, признаюсь, до этих вещей большой охотник. А Полли умеет угодить друзьям в их простых нуждах; мое хорошее воспитание, не скрою. Полли, передай-ка мне кусочек вон того языка.
- Пожалуйста, папа. Но не забудьте, вам так угождают лишь на том условии, что вы остаетесь на "Террасе".
- Миссис Бреттон, - сказал граф. - Вот я решил избавиться от дочки, хочу отдать ее в школу. Не знаете ли тут школу хорошую?
- Это где Люси служит. У мадам Бек.
- Мисс Сноу служит в школе?
- Я учительница, - сказала я и обрадовалась, что мне представилась такая возможность. Я уже начинала чувствовать себя неловко. Миссис Бреттон и сын ее знали мои обстоятельства, но граф с дочерью их не знали. Их сердечное расположение ко мне могло перемениться при известии о том, каково мое место на общественной лестнице. Я сообщила о нем с готовностью; но тотчас в голове моей закружился рой нежданных и непрошеных мыслей, от которых я даже невольно вздохнула. Мистер Хоум минуты две не поднимал взгляда от тарелки и молчал; быть может, он не находил слов, быть может, полагал, что простая вежливость требует молчанья в ответ на откровение такого рода; всем известна пресловутая гордость шотландцев, и как бы ни был прост мистер Хоум во вкусах и обращении, я давно подозревала, что он не чужд этого национального свойства. Была ли то спесь? Или подлинное достоинство? Не берусь, однако, судить о нем так вольно. Сама я всегда наблюдала в нем лишь свойства самые благородные.
Он был склонен предаваться чувствам и размышленьям; чувства и размышления его овевались легким облачком грусти. Не всегда легким: при огорченьях и трудностях облачко тотчас сгущалось и делалось грозовою тучей. Он не много знал о Люси Сноу; да и то, что знал, понимал не вполне верно; заблужденья его на мой счет часто вызывали у меня улыбку; но он видел, что путь мой не усыпан розами; он отдавал должное моим стараньям честно пройти отмеренное мне поприще; он помог бы мне, если б то было в его власти, и, не будучи в силах мне помочь, он все же желал мне добра. Когда он поднял на меня глаза, в них было тепло; когда заговорил, голос звучал благожелательно.
- Да, - сказал он. - Поприще ваше нелегкое. Желаю вам здоровья и силы достигнуть на нем... м-м, успеха.
Прелестная дочь его встретила мое сообщение, далеко не так сдержанно: она устремила на меня взор, полный удивленья - почти ужаса.
- Вы учительница? - воскликнула она и, еще раз обдумав эту неприятную мысль, добавила: - Я ведь и не знала и не спрашивала, кто вы; для меня вы всегда были Люси Сноу.
- Ну, а сейчас? - не удержалась я от вопроса.
- И сейчас. Но вы правда учите? Здесь, в Виллете?
- Правда.
- И нравится вам?
- Не всегда.
- Отчего же вам это не бросить?
Отец взглянул на нее, и я испугалась, как бы он не задал ей нагоняй. Но он сказал только:
- Так-то, Полли, продолжай свой допрос. Покажи лишний раз, какая ты у меня разумница. Ну, смешайся мисс Сноу, покрасней, я б тотчас приказал тебе попридержать язычок, и нам пришлось бы удалиться с позором. Но она только улыбается, а посему не стесняйся, расспрашивай! Да, мисс Сноу, отчего же вам это не бросить? Зачем вы учительствуете?
- Главным образом, увы, из-за денег.
- Стало быть, не из чистой филантропии? А мы-то с Полли сочли бы такое предположенье единственным оправданьем вашего странного чудачества.
- Нет. Нет, сэр. Скорей ради крова над головою и ради отрады, какую доставляет мне мысль о том, что я сама зарабатываю себе на хлеб, никому не будучи в тягость.
- Вы как хотите, папа, а мне жаль Люси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165