- По-вашему, я странная?
- Безусловно.
Выдержав некоторую паузу, она сказала:
- Я, пожалуй, пойду спать.
- Такой малышке следовало бы давно уже быть в постели, но ты, вероятно, ждала меня.
- Ничего подобного.
- Ну конечно, ты хотела получить удовольствие от моего общества. Ты знала, что я должен вернуться, и не хотела пропустить возможность взглянуть на меня.
- Я сидела здесь ради папы, а не ради вас.
- Прекрасно, мисс Хоум, но я намерен стать вашим любимцем, которого, смею надеяться, вы вскоре предпочтете даже папе.
Она пожелала нам с миссис Бреттон спокойной ночи. Казалось, она колеблется, достоин ли Грэм подобного внимания с ее стороны, как вдруг он схватил ее одной рукой и поднял высоко над головой. Она увидела себя в зеркале над камином. Внезапность, бесцеремонность, дерзость этого поступка были беспримерны.
- Как вам не стыдно, мистер Грэм! - воскликнула она с негодованием. Отпустите меня сейчас же!
Уже стоя на полу, она добавила:
- Интересно, что вы подумали бы обо мне, если бы я так же схватила вас рукой (тут она воздела свою мощную длань) за шиворот, как Уоррен котенка.
И с этими словами она удалилась.
Глава III
ТОВАРИЩИ ДЕТСКИХ ИГР
Мистер Хоум пробыл в доме миссис Бреттон два дня. За это время его ни разу не удалось убедить выйти на улицу: весь день он сидел у камина и либо молчал, либо переговаривался с миссис Бреттон, которая, надо признать, вела беседу с ним в том духе, в каком следует говорить с человеком, находящимся в тяжелом душевном состоянии, - без излишнего участия, но и не чересчур равнодушно; поскольку миссис Бреттон была значительно старше мистера Хоума, она могла позволить себе с ним прочувствованный, даже материнский тон.
Что же касается Полины, то она была одновременно счастлива и молчалива, деловита и настороженна. Отец часто сажал ее к себе на колени, и она тихо сидела, пока не ощущала или не воображала, что отец устал, и тогда говорила:
- Папа, пустите, вам тяжело, вы устанете.
И освободив отца от непомерного груза, она, усевшись на ковре или стоя, прижавшись к "папиным" ногам, вновь обращалась к белой шкатулочке и носовому платку, усеянному красными пятнышками. Этому платку, по-видимому, было назначено стать подарком папе, и его нужно было закончить до отъезда мистера Хоума, что требовало от белошвейки упорства и трудолюбия (за полчаса она успевала сделать примерно двадцать стежков).
Вечер, последовавший за возвращением Грэма под материнский кров (дни он проводил в школе), был более оживленным, чем предыдущие, чему немало способствовали сцены, происходившие между ним и мисс Полиной.
После той обиды, которую он нанес ей накануне, Полли держалась с ним отчужденно и высокомерно, когда он обращался к ней, она каждый раз говорила: "Я не могу тратить время на вас, у меня есть другие заботы". Если он умолял ее сказать, какие именно, она отвечала: "Дела".
Грэм попытался привлечь ее внимание, открыв свое бюро и выставив ей на обозрение его пестрое содержимое: печати, яркие восковые палочки, перочинные ножи и целую кучу эстампов - среди которых были и ярко раскрашенные, - все, что ему удалось накопить. Нельзя сказать, что искушение осталось втуне: она украдкой поднимала глаза от своего рукоделия, то и дело посматривая на письменный стол, где было разбросано множество картинок. Со стола на пол слетела гравюрка, на которой был изображен ребенок, играющий с бленимским спаниелем.
- Какая миленькая собачка! - с восторгом произнесла она.
Грэм намеренно не обратил на это никакого внимания. Немного погодя девочка украдкой выбралась из своего уголка и подошла поближе к столу, чтобы рассмотреть сокровище. Большие глаза и длинные уши собаки, шляпа с перьями на ребенке оказались непреоборимым соблазном.
- Хорошая картинка! - таков был благоприятный отзыв.
- Ну, пожалуйста, можешь взять себе, - сказал Грэм.
Она, видимо, заколебалась. Очень сильно было желание получить картинку, но взять ее означало унизить чувство собственного достоинства. Нет. Она положила картинку и отвернулась.
- Ты не берешь ее, Полли?
- Спасибо, но я, пожалуй, не возьму.
- Сказать, что я с ней сделаю, если ты откажешься ее взять?
Она повернула к нему голову.
- Разрежу на полоски, свечи зажигать.
- Нет!
- Именно это я сделаю.
- Пожалуйста, не надо.
Услышав мольбу в ее голосе, Грэм с совершенно безжалостным видом вынул из рабочей шкатулки матери ножницы.
- Итак, приступим, - сказал он и угрожающе взмахнул ножницами. Разрежем голову Фидо и носик Гарри.
- Ой, не надо, не надо!
- Тогда подойди ко мне. Быстрее, быстрее, а то будет поздно.
Она помедлила, но сдалась.
- Ну, теперь ты возьмешь ее? - спросил он, когда она остановилась около него.
- Да, пожалуй.
- Но тебе придется мне заплатить.
- Сколько?
- Один поцелуй.
- Сначала дайте картинку.
Сказав это, Полли довольно недоверчиво взглянула на него. Грэм отдал ей картинку, она же бросилась прочь, подобно преследуемому кредитору, и нашла убежище на коленях отца. Грэм вскочил, изображая ярость, и последовал за ней. Она спрятала лицо на груди мистера Хоума.
- Папочка, папочка, велите ему уйти!
- Я не уйду, - сказал Грэм.
Не поворачивая головы, она протянула руку, чтобы отстранить его.
- Тогда я поцелую ручку, - сказал он, но ручка превратилась в маленький кулачок, которым девочка стала отталкивать Грэма.
Грэм, в хитрости не уступавший этой девочке, удалился с совершенно потрясенным видом. Он бросился на кушетку и, уткнувшись головой в подушку, принял позу тяжелобольного. Полли, заметив, что он затих, украдкой взглянула на него: он лежал, прикрыв глаза и лицо руками; тогда она повернулась к нему, продолжая сидеть у отца на коленях, и стала напряженно и испуганно всматриваться в него. Грэм издал стон.
- Папа, что с ним? - спросила девочка шепотом.
- Спроси у него самого, Полли, - ответил мистер Хоум.
- Ему больно? (Снова стон.)
- Судя по стонам - да, - заметил мистер Хоум.
- Мама, - слабым голосом произнес Грэм. - Мне кажется, нужно послать за доктором. О, бедный мой глаз! (Снова молчание, прерываемое лишь вздохами Грэма.) Если мне суждено ослепнуть... - изрек он.
Этого его мучительница перенести не могла. Она тотчас же оказалась около него.
- Дайте я посмотрю ваш глаз, я вовсе не собиралась попасть в него, я хотела ударить по губам, я не предполагала, что ударю так ужасно сильно.
Ответом ей было молчание. Она изменилась в лице: "Простите меня, простите!"
Засим последовала вспышка отчаяния, трепет и слезы.
- Перестань терзать ребенка, Грэм, - распорядилась миссис Бреттон.
- Детка, это все вздор, - воскликнул мистер Хоум.
Тут Грэм поднял ее в воздух, а она опять стала бороться с ним и, вцепившись в его львиную гриву, кричала:
- Самый скверный, грубый, злой, лживый человек на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165