А вот в начале моей деятельности не раз бывало и так: подойдет ко мне какая-нибудь туповатая немка, хлопнет по плечу и предложит бежать с ней наперегонки, или же эдакая неугомонная уроженка Лабаскура схватит меня за руку и потащит к площадке для игр, настоятельно требуя, чтобы я покаталась с ней на "Pas de Geant"* или приняла участие в шумной игре, напоминающей наши прятки, которая у них называется "Un, deux, trois"**; однако спустя некоторое время меня перестали одолевать подобными мелкими знаками внимания, причем произошло это само собой, без прямых указаний или замечания с моей стороны. Мне не приходилось теперь ждать такого рода выходок, кроме как от одной особы, но, поскольку она была английского происхождения, терпеть ее проделки я могла. Джиневра Фэншо была способна, ничуть не стесняясь, схватить меня где-нибудь в carre и насильно покружить в вальсе, наслаждаясь моим смущением и неловкостью. Вот она-то и нарушила мое "серьезное времяпрепровождение". Под мышкой у нее был огромный клавир.
______________
* Гигантских шагах (фр.).
* "Раз, два, три" (фр.).
- Отправляйтесь в малую гостиную и займитесь упражнениями, - в тот же миг огорошила я ее, - марш! марш!
- Не уйду, пока не поговорю с вами, chere amie*. Мне известно, где вы провели каникулы, как отдали должное удовольствиям и вели жизнь, подобающую светской даме. На днях я видела вас в концерте, и вы были одеты не хуже других. А кто вам шьет?
______________
* Милый друг (фр.).
- Ишь, как хитро она подъехала! Кто мне шьет - вот что, оказывается, ее интересует! Не виляйте, Джиневра, говорите, что вам от меня надо! У меня вовсе нет желания проводить с вами время.
- Но если мне хочется побыть с вами, ange farouche*, то разве такое уж большое значение имеет ваше неудовольствие? Dieu merci**, я-то знаю, как справиться с моей одаренной талантами соотечественницей, с этой "ourse Britannique"***. Итак, Ourson****, вы знакомы с Исидором?
______________
* Неприступный ангел (фр.).
** Слава богу (фр.).
*** Британской медведицей (фр.).
**** Медвежонок (фр.).
- Я знакома с Джоном Бреттоном.
- Ах, замолчите! - зажав уши, воскликнула она. - От этих английских имен у меня лопнут барабанные перепонки. Как же поживает наш милейший Джон? Прошу вас, расскажите мне о нем. Он, наверное, грустит, бедняга? Какого он мнения о моем поведении на концерте? Не была ли я жестока?
- А вы воображаете, что я обращала на вас внимание?
- Изумительный был вечер. О, божественный де Амаль! А какое удовольствие глядеть, как дуются и умирают от огорчения другие! Да еще эта почтенная дама - моя будущая свекровь! Боюсь только, мы с леди Сарой слишком пристально рассматривали ее.
- Леди Сара не взглянула на нее, а что до вашего поведения, то не тревожьтесь: ваши насмешки миссис Бреттон как-нибудь перенесет.
- Возможно, ведь старые дамы малочувствительны, но вот ее несчастный сын - дело другое! Что же он сказал? - я видела, он терпел страшные муки.
- Он сказал, что у вас такой вид, будто вы уже считаете себя госпожой де Амаль.
- Да неужели? - воскликнула она, не помня себя от радости. - Значит, он заметил? Какая прелесть! Он, верно, с ума сойдет от ревности, не правда ли?
- Джиневра, вы действительно решили порвать с доктором Бреттоном? Неужели вы хотите, чтобы он оставил вас?
- Да вы отлично знаете, что он не в состоянии так поступить, но скажите, он действительно обезумел?
- Конечно, - подтвердила я, - просто спятил.
- Как же вы довезли его до дому?
- Даже и сама не знаю! Неужели вам не жаль его несчастную мать и меня? Можете себе представить: мы с двух сторон крепко держим его, а он беснуется, как в бреду, и пытается вырваться. Даже кучер так перепугался, что потерял дорогу.
- Да не может быть! Вы смеетесь надо мной! Послушайте, Люси Сноу...
- Уверяю вас, все это чистая правда; более того, он все-таки вырвался из наших рук, выскочил из экипажа и поехал отдельно от нас.
- Ну, а потом?
- А потом, когда он, наконец, добрался до дому, последовали неописуемые события.
- Пожалуйста, расскажите - это так забавно!
- Вам это кажется забавным, мисс Фэншо, но, - добавила я с мрачной суровостью, - не забывайте поговорки: "Кому смех, а кому слезы".
- Ну, и что же дальше, миленький Тимон?
- Я не смогу продолжать, если не уверюсь, что у вас в сердце таится хоть капля великодушия.
- Таится, таится! Вы и понятия не имеете, сколько его у меня!
- Прекрасно! В таком случае вы можете представить себе, как сперва доктор Грэм Бреттон оставляет нетронутым приготовленный ему ужин - цыпленка в кисло-сладком соусе, затем... но не стоит задерживаться на душераздирающих подробностях; достаточно сказать, что никогда в жизни, даже когда он тяжело болел в детстве, миссис Бреттон не приходилось столько раз поправлять ему одеяло и простыни, как в ту ночь.
- Так он метался?
- Да, он непрестанно ворочался с боку на бок, и трудность заключалась не только в том, чтобы подоткнуть одеяло, но, главным образом, в том, чтобы оно вновь не падало.
- А что он говорил?
- Что говорил! Неужто вы сами не понимаете? Он звал свою дивную Джиневру, проклинал этого дьявола - де Амаля, бредил золотистыми локонами, голубыми глазами, белоснежными руками, сверкающими браслетами.
- Не может быть! Он заметил браслет?
- Заметил ли он браслет? Разумеется, даже я его приметила; более того, он, вероятно, впервые увидел браслет у вас на руке. Джиневра, - я встала и резко изменила тон, - давайте прекратим этот разговор. Ступайте заниматься музыкой. - И я отворила дверь.
- Но вы не рассказали мне всего.
- Вам, пожалуй, лучше не дожидаться, пока я расскажу вам все как есть. Подобная откровенность с моей стороны едва ли доставит вам удовольствие. Ступайте!
- Злюка! - воскликнула она, но подчинилась, ибо у нее не было законных оснований оставаться на территории старшего класса, где распоряжалась я.
Честно говоря, на сей раз она не вызвала во мне особой неприязни, потому что я испытывала удовольствие, сравнивая истинные события с моими выдумками и вспоминая, как веселился доктор Джон по дороге домой, с каким аппетитом ужинал и в какой христианской умиротворенности отошел ко сну. А это белокурое, хрупкое создание, причинявшее ему муки, вызывало во мне гнев лишь тогда, когда я видела, что он и вправду страдает.
Прошло две недели; я вновь надела ярмо школьных занятий, переходя от страстных мечтаний о радостных переменах к смирению перед привычным. Как-то днем, пересекая carre по пути в выпускной класс, где мне надлежало присутствовать на уроке по "стилю и литературе", я заметила у одного из венецианских окон Розину, нашу консьержку. Вид у нее, как всегда, был беспечный. Она вообще имела обыкновение "стоять вольно". Одну руку эта барышня засунула в карман передника, а в другой держала письмо, невозмутимо, но внимательно рассматривая адрес на конверте и сосредоточенно изучая печать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165
______________
* Гигантских шагах (фр.).
* "Раз, два, три" (фр.).
- Отправляйтесь в малую гостиную и займитесь упражнениями, - в тот же миг огорошила я ее, - марш! марш!
- Не уйду, пока не поговорю с вами, chere amie*. Мне известно, где вы провели каникулы, как отдали должное удовольствиям и вели жизнь, подобающую светской даме. На днях я видела вас в концерте, и вы были одеты не хуже других. А кто вам шьет?
______________
* Милый друг (фр.).
- Ишь, как хитро она подъехала! Кто мне шьет - вот что, оказывается, ее интересует! Не виляйте, Джиневра, говорите, что вам от меня надо! У меня вовсе нет желания проводить с вами время.
- Но если мне хочется побыть с вами, ange farouche*, то разве такое уж большое значение имеет ваше неудовольствие? Dieu merci**, я-то знаю, как справиться с моей одаренной талантами соотечественницей, с этой "ourse Britannique"***. Итак, Ourson****, вы знакомы с Исидором?
______________
* Неприступный ангел (фр.).
** Слава богу (фр.).
*** Британской медведицей (фр.).
**** Медвежонок (фр.).
- Я знакома с Джоном Бреттоном.
- Ах, замолчите! - зажав уши, воскликнула она. - От этих английских имен у меня лопнут барабанные перепонки. Как же поживает наш милейший Джон? Прошу вас, расскажите мне о нем. Он, наверное, грустит, бедняга? Какого он мнения о моем поведении на концерте? Не была ли я жестока?
- А вы воображаете, что я обращала на вас внимание?
- Изумительный был вечер. О, божественный де Амаль! А какое удовольствие глядеть, как дуются и умирают от огорчения другие! Да еще эта почтенная дама - моя будущая свекровь! Боюсь только, мы с леди Сарой слишком пристально рассматривали ее.
- Леди Сара не взглянула на нее, а что до вашего поведения, то не тревожьтесь: ваши насмешки миссис Бреттон как-нибудь перенесет.
- Возможно, ведь старые дамы малочувствительны, но вот ее несчастный сын - дело другое! Что же он сказал? - я видела, он терпел страшные муки.
- Он сказал, что у вас такой вид, будто вы уже считаете себя госпожой де Амаль.
- Да неужели? - воскликнула она, не помня себя от радости. - Значит, он заметил? Какая прелесть! Он, верно, с ума сойдет от ревности, не правда ли?
- Джиневра, вы действительно решили порвать с доктором Бреттоном? Неужели вы хотите, чтобы он оставил вас?
- Да вы отлично знаете, что он не в состоянии так поступить, но скажите, он действительно обезумел?
- Конечно, - подтвердила я, - просто спятил.
- Как же вы довезли его до дому?
- Даже и сама не знаю! Неужели вам не жаль его несчастную мать и меня? Можете себе представить: мы с двух сторон крепко держим его, а он беснуется, как в бреду, и пытается вырваться. Даже кучер так перепугался, что потерял дорогу.
- Да не может быть! Вы смеетесь надо мной! Послушайте, Люси Сноу...
- Уверяю вас, все это чистая правда; более того, он все-таки вырвался из наших рук, выскочил из экипажа и поехал отдельно от нас.
- Ну, а потом?
- А потом, когда он, наконец, добрался до дому, последовали неописуемые события.
- Пожалуйста, расскажите - это так забавно!
- Вам это кажется забавным, мисс Фэншо, но, - добавила я с мрачной суровостью, - не забывайте поговорки: "Кому смех, а кому слезы".
- Ну, и что же дальше, миленький Тимон?
- Я не смогу продолжать, если не уверюсь, что у вас в сердце таится хоть капля великодушия.
- Таится, таится! Вы и понятия не имеете, сколько его у меня!
- Прекрасно! В таком случае вы можете представить себе, как сперва доктор Грэм Бреттон оставляет нетронутым приготовленный ему ужин - цыпленка в кисло-сладком соусе, затем... но не стоит задерживаться на душераздирающих подробностях; достаточно сказать, что никогда в жизни, даже когда он тяжело болел в детстве, миссис Бреттон не приходилось столько раз поправлять ему одеяло и простыни, как в ту ночь.
- Так он метался?
- Да, он непрестанно ворочался с боку на бок, и трудность заключалась не только в том, чтобы подоткнуть одеяло, но, главным образом, в том, чтобы оно вновь не падало.
- А что он говорил?
- Что говорил! Неужто вы сами не понимаете? Он звал свою дивную Джиневру, проклинал этого дьявола - де Амаля, бредил золотистыми локонами, голубыми глазами, белоснежными руками, сверкающими браслетами.
- Не может быть! Он заметил браслет?
- Заметил ли он браслет? Разумеется, даже я его приметила; более того, он, вероятно, впервые увидел браслет у вас на руке. Джиневра, - я встала и резко изменила тон, - давайте прекратим этот разговор. Ступайте заниматься музыкой. - И я отворила дверь.
- Но вы не рассказали мне всего.
- Вам, пожалуй, лучше не дожидаться, пока я расскажу вам все как есть. Подобная откровенность с моей стороны едва ли доставит вам удовольствие. Ступайте!
- Злюка! - воскликнула она, но подчинилась, ибо у нее не было законных оснований оставаться на территории старшего класса, где распоряжалась я.
Честно говоря, на сей раз она не вызвала во мне особой неприязни, потому что я испытывала удовольствие, сравнивая истинные события с моими выдумками и вспоминая, как веселился доктор Джон по дороге домой, с каким аппетитом ужинал и в какой христианской умиротворенности отошел ко сну. А это белокурое, хрупкое создание, причинявшее ему муки, вызывало во мне гнев лишь тогда, когда я видела, что он и вправду страдает.
Прошло две недели; я вновь надела ярмо школьных занятий, переходя от страстных мечтаний о радостных переменах к смирению перед привычным. Как-то днем, пересекая carre по пути в выпускной класс, где мне надлежало присутствовать на уроке по "стилю и литературе", я заметила у одного из венецианских окон Розину, нашу консьержку. Вид у нее, как всегда, был беспечный. Она вообще имела обыкновение "стоять вольно". Одну руку эта барышня засунула в карман передника, а в другой держала письмо, невозмутимо, но внимательно рассматривая адрес на конверте и сосредоточенно изучая печать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165