Юм-Юм выглядит спокойной.
Квиллер заглянул в клетку, где Юм-Юм приняла позу «мертвая кошка», что случалось всегда, когда она терпела временное поражение.
– Да, я сказал бы, что она довольно спокойна. Лайза кивком подозвала к себе одну из «канареек»:
– Отведите, пожалуйста, мистера Квиллера и Юм-Юм в комнату 15С к мистеру Хорнбаклу. Не больше чем на двадцать минут.
Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.
– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.
Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.
– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.
Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.
– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.
– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.
– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.
Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.
– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…
– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…
– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?
– Квиллер. Джим Квиллер.
– Давно вы здесь живете?
– Пять лет.
– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.
Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.
– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.
– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?
Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.
– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.
– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.
– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.
– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.
– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,
– А что вы о них думаете, мистер Хорнбакл?
– Они были похожи на картинки в комиксах, – ответил старик с виноватой улыбкой,
– Где он их рисовал?
– Наверху, в задней комнате. Туда никто не заходил, кроме меня. Мы хорошо ладили – доктор Галифакс и я. Никогда не думал, что он уйдёт первым,
Юм-Юм зашевелилась и вытянула переднюю лапку, чтобы потрогать трубку, по которой шёл кислород.
– Нельзя! – предупредил её Квиллер, и она отдернула лапу.
– Послушная киска.
– Мистер Хорнбакл, вы знаете, что дочь доктора Гада стала врачом?
Старик кивнул:
– Она была умной девочкой. Мальчик оказался не таким удачным.
– В каком смысле? – Квиллер умел расположить к себе людей, и они доверчиво позволяли ему вытягивать из них нужную ему информацию.
– Он всё время участвовал в каких-нибудь потасовках. Среди ночи звонили из полиции, и я отвозил доктора в полицейский участок. Это было ужасно, ведь его мать болела и всё такое. Всегда лежала в постели.
– Чем же это кончилось?
– Он уехал. Доктор отослал его. Регулярно платил ему деньги при условии, что он не вернется.
– А как вы узнали об этом?
– Деньги переводились ему через банк в Локмастере. Я регулярно ездил туда. Делал это для доктора. Никогда никому не рассказывал.
– Разве молодой человек в конце концов не погиб в автомобильной катастрофе? – продолжал расспрашивать Квиллер.
– Так и было! Разбил доктору сердце. Он был его единственным сыном, пусть даже и испорченным парнем… Однако вот что странно…
– Да? – поощрительно произнёс Квиллер.
– После смерти мальчика доктор продолжал посылать меня в банк. Раз в месяц.
– Он это как-то объяснил?
– Нет,
В этот момент раздался стук в дверь и появилась «канарейка»:
– Мистер Хорнбакл, Юм-Юм пора домой. Попрощайтесь со своими гостями.
Когда Квиллер осторожно брал кошку с лежащего на коленях одеяла, она громко и негодующе закричала:
– Н-н-няу!
– Полюбила меня, а? – улыбнулся старик, показывая искусственные зубы. – Приносите её ещё. И не тяните! – добавил он с кудахтающим смехом. – А то можете и не застать.
Внизу в вестибюле Лайза собирала отзывы о визитах.
– Мы хорошо провели время, – сообщил Квиллер. – Юм-Юм прижалась к старику и мурлыкала, или ворковала, как говорят в Шотландии. Полли Дункан ещё здесь?
– Нет, они с Бутси ушли рано, поехали домой.
По прибытии в амбар Квиллер выпустил Юм-Юм из клетки, и она начала не спеша прогуливаться по второму этажу с видом примадонны, а Коко неотступно следовал за ней, неодобрительна принюхиваясь. Он понял, что она побывала в каком-то месте, связанном с медициной.
Позднее Квиллер позвонил Полли и спросил:
– Ну, как показал себя бегемот?
– Боюсь, визит не слишком удался. Нас послали к старой слепой работнице с фермы, и она сетовала, что Бутси на ощупь нисколько не похож на кота. Наверное, он показался ей слишком прилизанным и шелковистым. Она привыкла к деревенским котам.
– А мы были у больного эмфиземой, и я опасался, что при виде оборудования для подачи кислорода Юм-Юм превратится в меховой смерч, но она прекрасно сыграла свою роль. Она ворковала. Ворковать – это её профессия.
– Кошки понимают, когда надо оказать кому-то поддержку, – сказала Полли. – Когда жена Эдгара Аллана По умирала в убогой хижине, где нельзя было развести огонь и не было одеял, её согревали только пальто её мужа и большая пёстрая кошка.
– Трогательная история, если это правда, – прокомментировал Квиллер.
– Я читала об этом. Большинство кошек очень милы.
– Или независимы, как говорят шотландцы. Кстати, я обещал Милдред, что мы расскажем ей о Шотландии, Что, если нам вместе пообедать в следующее воскресенье у Лингвини?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Квиллер заглянул в клетку, где Юм-Юм приняла позу «мертвая кошка», что случалось всегда, когда она терпела временное поражение.
– Да, я сказал бы, что она довольно спокойна. Лайза кивком подозвала к себе одну из «канареек»:
– Отведите, пожалуйста, мистера Квиллера и Юм-Юм в комнату 15С к мистеру Хорнбаклу. Не больше чем на двадцать минут.
Пока они ехали на лифте, «канарейка» щебетала без перерыва.
– Этот старик ещё пару лет назад был сторожем у доктора Галифакса на Гудвинтер-бульваре. Доктор держал его до самого конца, хотя тот уже не мог работать. Доктор Гал был замечательным человеком.
Когда они вошли в комнату 15С, её обитатель сидел в инвалидном кресле – маленькая жалкая фигурка, в буквальном смысле прикреплённая к стене, поскольку ему через длинную трубку подавался кислород. Но глаза старика блестели, он ухмылялся и с нетерпением ждал их.
– К вам посетительница, мистер Хорнбакл, – громко произнесла «канарейка». – Её зовут Юм-Юм. – Квиллеру же она сказала: – Я вернусь через двадцать минут.
Квиллер стал вытаскивать расслабившуюся – ну совсем тряпка – Юм-Юм из клетки.
– Это кошка? – удивлённо спросил старик странным голосом. Из-за полипов в носу и неудачного зубного протеза он говорил со своеобразным присвистом.
– Да, сиамская, – ответил Квиллер, опуская мягкий меховой сверток на одеяло, лежащее на коленях больного.
– Киска, – сказал он, гладя её дрожащей рукой. – Мягкая. Голубые глаза! Никогда такую не видел. – Он говорил короткими предложениями, медленно произнося слова.
Квиллер пытался развлечь мистера Хорнбакла анекдотами про сиамских кошек, но вскоре понял, что старик предпочитает говорить, а не слушать.
– Я вырос на ферме, где были животные, – сообщил он. – Коты в амбарах, охотничьи собаки, коровы, куры…
– Я слышал, вы работали у доктора Галифакса…
– Около пятидесяти лет. Я был как член семьи. Он был очень хорошим человеком. Как вас зовут?
– Квиллер. Джим Квиллер.
– Давно вы здесь живете?
– Пять лет.
– Вы знали доктора Галифакса? Я работал у него сторожем. Жил над гаражом. Если его ночью вызывали, я его отвозил. Ему часто звонили по ночам. Мы спасали людей. Очень многих.
Юм-Юм, нежно мурлыкая, с довольным видом лежала на одеяле, подложив передние лапки под грудь. Время от времени брызги слюны старика попадали кошке на ухо, и она им дергала.
– Легла на грудку! Ей хорошо здесь, – радостно улыбнулся старик.
– Я знаю, что доктор Галифакс уделял много времени лечению своих пациентов, – сказал Квиллер. – А как он отдыхал? Были у него какие-нибудь увлечения, вроде рыбной ловли или гольфа?
Старик исподтишка взглянул на него, словно собирался раскрыть какой-то неприглядный секрет.
– Он рисовал картины. Никому не рассказывал об этом.
– Какие картины? – спросил Квиллер, представляя себе некие пособия по анатомии.
– Он рисовал животных. На картинах было много краски. Она долго сохла.
– И что он делал с картинами? Мелинда никогда не упоминала об этом увлечении отца, в сущности, она избегает разговоров о своей семье.
– Прятал их. Никому не давал. Говорил, они недостаточно хороши,
– А что вы о них думаете, мистер Хорнбакл?
– Они были похожи на картинки в комиксах, – ответил старик с виноватой улыбкой,
– Где он их рисовал?
– Наверху, в задней комнате. Туда никто не заходил, кроме меня. Мы хорошо ладили – доктор Галифакс и я. Никогда не думал, что он уйдёт первым,
Юм-Юм зашевелилась и вытянула переднюю лапку, чтобы потрогать трубку, по которой шёл кислород.
– Нельзя! – предупредил её Квиллер, и она отдернула лапу.
– Послушная киска.
– Мистер Хорнбакл, вы знаете, что дочь доктора Гада стала врачом?
Старик кивнул:
– Она была умной девочкой. Мальчик оказался не таким удачным.
– В каком смысле? – Квиллер умел расположить к себе людей, и они доверчиво позволяли ему вытягивать из них нужную ему информацию.
– Он всё время участвовал в каких-нибудь потасовках. Среди ночи звонили из полиции, и я отвозил доктора в полицейский участок. Это было ужасно, ведь его мать болела и всё такое. Всегда лежала в постели.
– Чем же это кончилось?
– Он уехал. Доктор отослал его. Регулярно платил ему деньги при условии, что он не вернется.
– А как вы узнали об этом?
– Деньги переводились ему через банк в Локмастере. Я регулярно ездил туда. Делал это для доктора. Никогда никому не рассказывал.
– Разве молодой человек в конце концов не погиб в автомобильной катастрофе? – продолжал расспрашивать Квиллер.
– Так и было! Разбил доктору сердце. Он был его единственным сыном, пусть даже и испорченным парнем… Однако вот что странно…
– Да? – поощрительно произнёс Квиллер.
– После смерти мальчика доктор продолжал посылать меня в банк. Раз в месяц.
– Он это как-то объяснил?
– Нет,
В этот момент раздался стук в дверь и появилась «канарейка»:
– Мистер Хорнбакл, Юм-Юм пора домой. Попрощайтесь со своими гостями.
Когда Квиллер осторожно брал кошку с лежащего на коленях одеяла, она громко и негодующе закричала:
– Н-н-няу!
– Полюбила меня, а? – улыбнулся старик, показывая искусственные зубы. – Приносите её ещё. И не тяните! – добавил он с кудахтающим смехом. – А то можете и не застать.
Внизу в вестибюле Лайза собирала отзывы о визитах.
– Мы хорошо провели время, – сообщил Квиллер. – Юм-Юм прижалась к старику и мурлыкала, или ворковала, как говорят в Шотландии. Полли Дункан ещё здесь?
– Нет, они с Бутси ушли рано, поехали домой.
По прибытии в амбар Квиллер выпустил Юм-Юм из клетки, и она начала не спеша прогуливаться по второму этажу с видом примадонны, а Коко неотступно следовал за ней, неодобрительна принюхиваясь. Он понял, что она побывала в каком-то месте, связанном с медициной.
Позднее Квиллер позвонил Полли и спросил:
– Ну, как показал себя бегемот?
– Боюсь, визит не слишком удался. Нас послали к старой слепой работнице с фермы, и она сетовала, что Бутси на ощупь нисколько не похож на кота. Наверное, он показался ей слишком прилизанным и шелковистым. Она привыкла к деревенским котам.
– А мы были у больного эмфиземой, и я опасался, что при виде оборудования для подачи кислорода Юм-Юм превратится в меховой смерч, но она прекрасно сыграла свою роль. Она ворковала. Ворковать – это её профессия.
– Кошки понимают, когда надо оказать кому-то поддержку, – сказала Полли. – Когда жена Эдгара Аллана По умирала в убогой хижине, где нельзя было развести огонь и не было одеял, её согревали только пальто её мужа и большая пёстрая кошка.
– Трогательная история, если это правда, – прокомментировал Квиллер.
– Я читала об этом. Большинство кошек очень милы.
– Или независимы, как говорят шотландцы. Кстати, я обещал Милдред, что мы расскажем ей о Шотландии, Что, если нам вместе пообедать в следующее воскресенье у Лингвини?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61