Кроме того, их добыча не так уж велика. Грабитель-профессионал из Центра подогнал бы к коттеджу фургоны и погрузил бы в них всё, что можно было бы вытащить.
– А эти что взяли?
– Всякую электронику, фотоаппараты, бинокли. Одним словом, мальчишки!
Распорядитель постучал по столу, требуя внимания, и объявил, что пора переходить к серьёзному делу – провозглашению тостов. Присутствующие воздали должное Уильяму Уоллесу, мятежнику и первому герою в борьбе Шотландии за независимость.
Мак-Вэннел сказал Квиллеру:
– Он был огромного роста и носил саблю длиной пять футов и четыре дюйма.
Потом участники обеда провозгласили тосты в память Роберта Бернса, Марии Стюарт, Красавца принца Чарли, Флоры Макдональд, сэра Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона, причём реакция присутствующих от тоста к тосту становилась всё более бурной. Квиллер пил холодный чай, прочие потягивали виски.
Вечер закончился стихами Роберта Бернса, которые прочёл владелец «Магазина для мужчин», и исполнением всеми присутствующими песни «У Кэти Верди был нежный голосок» – исполнением страстно-громким, благодаря виски. За этим последовало на удивление трезвое исполнение «Доброго старого времени», после чего Броуди сказал Квиллеру:
– Иди на кухню. Я велел парню из обслуживающего персонала припрятать немного пудинга для твоего сообразительного кота.
Многие из участников вечера не спешили уходить, но Квиллер поблагодарил хозяина и отправился домой, увозя завёрнутый в фольгу трофей. Когда он подъехал к амбару, уже сработал часовой механизм, и дом был освещён и снаружи, и внутри.
– Вкусненькое! – крикнул он, входя через заднюю дверь, и его грохочущий голос разнёсся по всем трём этажам и чердаку. Сиамцы, примчавшись с разных сторон, столкнулись лбами, встряхнулись и последовали за хозяином, чтобы впервые в жизни отведать хаггис.
Пока Квиллер наблюдал, как его ребятки с восторгом уплетают национальное блюдо шотландцев, ему пришла в голову мысль, немедленно приведшая его в ярость. Не по этой ли причине Коко заставлял его пойти на вечеринку? Это объяснение казалось слишком уж притянутым за уши. Нет, скорее всего Коко пытался сообщить нечто важное.
Квиллер спрашивал себя: «Не иду ли я по ложному следу?.. Не подозреваю ли невинного человека?.. Неужели мои подозрения совершенно беспочвенны?..» И, наконец, он задал себе вопрос: «Неужели всё обстоит совсем не так?..»
Он стал думать о реакции Коко на голос Мелинды при прослушивании магнитофонной записи… о отзывании эмульсии с фотографий, на которых она была изображена… о его ощетинившейся шерсти, когда она позвонила по телефону… о его враждебности к Квиллеру после того, как тот провел с ней всего пару минут на репетиции. Может быть, эти звуки и запахи напоминали Коко о его давнишней неприязни к ней. И, возможно, он хотел раскрыть Квиллеру глаза на что-то предосудительное: на ложь, на скрытую опасность, на позорную тайну, на грубую ошибку.
Дойдя в своих рассуждениях до этого места, Квиллер осмелился спросить себя: а не допустила ли Мелинда ошибку, выписывая Ирме лекарство? Ведь если так, то именно она, а не водитель автобуса несёт ответственность за сердечный приступ, стоивший Ирме жизни?
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
В субботу между полуночью и рассветом обитатели Гудвинтер-бульвара, мирно почивавшие в своих спальнях, отделенных от внешнего мира стенами толщиной в добрый фут, услышали непрекращающийся грохот, напоминавший гуд надвигающегося урагана. Те, кто не поленился выглянуть в окно, увидели вереницу огней, двигавшихся по бульвару. Несколько человек позвонили в полицию, и примчавшийся ночной патруль обнаружил множество автомобилей, автофургонов и пикапов, припаркованных у края тротуара, так что для движения транспорта оставалась только одна полоса. Приехавшие захватили с собой подушки, одеяла и термосы, некоторые привезли с собой детей и собак. Самые энергичные улеглись в ряд в спальных мешках на каменном крыльце особняка Гудвинтеров.
Начальник патруля приказал автомобилистам проехать дальше, но они не смогли сделать этого, блокированные у края тротуара всё прибывающими машинами. Теперь уже обе полосы движения были забиты автотранспортом и, когда все места у тротуара оказались занятыми, парковаться стали на частных подъездных дорожках и газонах. Вскоре и сама патрульная машина потеряла способность перемещаться, и начальник патруля запросил помощь по рации.
Немедленно появившиеся машины – одна с рядовыми полицейскими, другая с шерифом – сразу попали в пробку. Ни один автомобиль не мог сдвинуться с места.
Во всех домах по бульвару уже горел свет, и живущие там влиятельные горожане звонили домой шефу полиции, мэру и Фокси Фреду, вытаскивая их из уютных постелей в утренний холод третьей декады сентября.
Полиция прежде всего заблокировала въезд на полосу западного направления и начала убирать машины с полосы восточного направления, пока движение транспорта не восстановилось. Те, кто припарковался на частных подъездных дорожках или на траве в средней части бульвара, были оштрафованы и изгнаны.
К этому времени уже рассвело, и тем, кто не нарушал никаких правил, разрешили оставаться на своих местах, поскольку запрет на парковку машин у края тротуара был снят на время свободной распродажи. Выдворенные же машины выстроились теперь по обеим сторонам Мейн-стрит, а в город между тем отовсюду продолжали стекаться различные транспортные средства.
Квиллер узнал об этой ситуации по радио из городских новостей И позвонил Полли.
– Как ты собираешься добираться до работы? – спросил он.
– К счастью, у меня сегодня свободный день, и только землетрясение или что-то ещё более страшное может заставить меня выйти из дома. Кроме того, моя машина сейчас в ремонте… Представляешь, как весь этот шум встревожил Бутси?
– А что с твоей машиной?
– Неполадки в карбюраторе, а механика вызвали куда-то чинить другую машину. Так что до четверга она вряд ли будет готова. Но нет никаких проблем, я с удовольствием похожу пешком.
– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, – сказал он.
– Но… среди бела дня? – запротестовала она.
– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, Полли. Я обеспечу тебя транспортом. Чем я могу сегодня тебе помочь? Нужно что-нибудь купить?
– Абсолютно ничего, спасибо. Я собираюсь посвятить этот день наведению порядка в шкафах.
– Тогда я заеду за тобой завтра в половине седьмого, – сказал он. – У нас заказан столик у Лингвини.
Квиллер не стал терять времени даром и пешком отправился на распродажу. Его торопил туда инстинкт репортёра. Ведь это событие затронуло весь город. Машины запрудили не только Гудвинтер-бульвар и Мейн-стрит, они стояли у зданий суда, библиотеки, театра и двух церквей, а также на местах для парковки, отведенных коммерческими фирмами исключительно для своих клиентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
– А эти что взяли?
– Всякую электронику, фотоаппараты, бинокли. Одним словом, мальчишки!
Распорядитель постучал по столу, требуя внимания, и объявил, что пора переходить к серьёзному делу – провозглашению тостов. Присутствующие воздали должное Уильяму Уоллесу, мятежнику и первому герою в борьбе Шотландии за независимость.
Мак-Вэннел сказал Квиллеру:
– Он был огромного роста и носил саблю длиной пять футов и четыре дюйма.
Потом участники обеда провозгласили тосты в память Роберта Бернса, Марии Стюарт, Красавца принца Чарли, Флоры Макдональд, сэра Вальтера Скотта и Роберта Льюиса Стивенсона, причём реакция присутствующих от тоста к тосту становилась всё более бурной. Квиллер пил холодный чай, прочие потягивали виски.
Вечер закончился стихами Роберта Бернса, которые прочёл владелец «Магазина для мужчин», и исполнением всеми присутствующими песни «У Кэти Верди был нежный голосок» – исполнением страстно-громким, благодаря виски. За этим последовало на удивление трезвое исполнение «Доброго старого времени», после чего Броуди сказал Квиллеру:
– Иди на кухню. Я велел парню из обслуживающего персонала припрятать немного пудинга для твоего сообразительного кота.
Многие из участников вечера не спешили уходить, но Квиллер поблагодарил хозяина и отправился домой, увозя завёрнутый в фольгу трофей. Когда он подъехал к амбару, уже сработал часовой механизм, и дом был освещён и снаружи, и внутри.
– Вкусненькое! – крикнул он, входя через заднюю дверь, и его грохочущий голос разнёсся по всем трём этажам и чердаку. Сиамцы, примчавшись с разных сторон, столкнулись лбами, встряхнулись и последовали за хозяином, чтобы впервые в жизни отведать хаггис.
Пока Квиллер наблюдал, как его ребятки с восторгом уплетают национальное блюдо шотландцев, ему пришла в голову мысль, немедленно приведшая его в ярость. Не по этой ли причине Коко заставлял его пойти на вечеринку? Это объяснение казалось слишком уж притянутым за уши. Нет, скорее всего Коко пытался сообщить нечто важное.
Квиллер спрашивал себя: «Не иду ли я по ложному следу?.. Не подозреваю ли невинного человека?.. Неужели мои подозрения совершенно беспочвенны?..» И, наконец, он задал себе вопрос: «Неужели всё обстоит совсем не так?..»
Он стал думать о реакции Коко на голос Мелинды при прослушивании магнитофонной записи… о отзывании эмульсии с фотографий, на которых она была изображена… о его ощетинившейся шерсти, когда она позвонила по телефону… о его враждебности к Квиллеру после того, как тот провел с ней всего пару минут на репетиции. Может быть, эти звуки и запахи напоминали Коко о его давнишней неприязни к ней. И, возможно, он хотел раскрыть Квиллеру глаза на что-то предосудительное: на ложь, на скрытую опасность, на позорную тайну, на грубую ошибку.
Дойдя в своих рассуждениях до этого места, Квиллер осмелился спросить себя: а не допустила ли Мелинда ошибку, выписывая Ирме лекарство? Ведь если так, то именно она, а не водитель автобуса несёт ответственность за сердечный приступ, стоивший Ирме жизни?
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
В субботу между полуночью и рассветом обитатели Гудвинтер-бульвара, мирно почивавшие в своих спальнях, отделенных от внешнего мира стенами толщиной в добрый фут, услышали непрекращающийся грохот, напоминавший гуд надвигающегося урагана. Те, кто не поленился выглянуть в окно, увидели вереницу огней, двигавшихся по бульвару. Несколько человек позвонили в полицию, и примчавшийся ночной патруль обнаружил множество автомобилей, автофургонов и пикапов, припаркованных у края тротуара, так что для движения транспорта оставалась только одна полоса. Приехавшие захватили с собой подушки, одеяла и термосы, некоторые привезли с собой детей и собак. Самые энергичные улеглись в ряд в спальных мешках на каменном крыльце особняка Гудвинтеров.
Начальник патруля приказал автомобилистам проехать дальше, но они не смогли сделать этого, блокированные у края тротуара всё прибывающими машинами. Теперь уже обе полосы движения были забиты автотранспортом и, когда все места у тротуара оказались занятыми, парковаться стали на частных подъездных дорожках и газонах. Вскоре и сама патрульная машина потеряла способность перемещаться, и начальник патруля запросил помощь по рации.
Немедленно появившиеся машины – одна с рядовыми полицейскими, другая с шерифом – сразу попали в пробку. Ни один автомобиль не мог сдвинуться с места.
Во всех домах по бульвару уже горел свет, и живущие там влиятельные горожане звонили домой шефу полиции, мэру и Фокси Фреду, вытаскивая их из уютных постелей в утренний холод третьей декады сентября.
Полиция прежде всего заблокировала въезд на полосу западного направления и начала убирать машины с полосы восточного направления, пока движение транспорта не восстановилось. Те, кто припарковался на частных подъездных дорожках или на траве в средней части бульвара, были оштрафованы и изгнаны.
К этому времени уже рассвело, и тем, кто не нарушал никаких правил, разрешили оставаться на своих местах, поскольку запрет на парковку машин у края тротуара был снят на время свободной распродажи. Выдворенные же машины выстроились теперь по обеим сторонам Мейн-стрит, а в город между тем отовсюду продолжали стекаться различные транспортные средства.
Квиллер узнал об этой ситуации по радио из городских новостей И позвонил Полли.
– Как ты собираешься добираться до работы? – спросил он.
– К счастью, у меня сегодня свободный день, и только землетрясение или что-то ещё более страшное может заставить меня выйти из дома. Кроме того, моя машина сейчас в ремонте… Представляешь, как весь этот шум встревожил Бутси?
– А что с твоей машиной?
– Неполадки в карбюраторе, а механика вызвали куда-то чинить другую машину. Так что до четверга она вряд ли будет готова. Но нет никаких проблем, я с удовольствием похожу пешком.
– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, – сказал он.
– Но… среди бела дня? – запротестовала она.
– Я не хочу, чтобы ты ходила одна, Полли. Я обеспечу тебя транспортом. Чем я могу сегодня тебе помочь? Нужно что-нибудь купить?
– Абсолютно ничего, спасибо. Я собираюсь посвятить этот день наведению порядка в шкафах.
– Тогда я заеду за тобой завтра в половине седьмого, – сказал он. – У нас заказан столик у Лингвини.
Квиллер не стал терять времени даром и пешком отправился на распродажу. Его торопил туда инстинкт репортёра. Ведь это событие затронуло весь город. Машины запрудили не только Гудвинтер-бульвар и Мейн-стрит, они стояли у зданий суда, библиотеки, театра и двух церквей, а также на местах для парковки, отведенных коммерческими фирмами исключительно для своих клиентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61