Значит, все ценности из патриаршей ризницы последний патриарх надежно спрятал в Москве, чтобы они не достались Петру. Вот почему их нет ни в одном из каталогов, вот почему целый пласт культуры буквально провалился, исчез, скрылся от глаз исследователей. Я был не прав, когда говорил, что если вещь не могут долго найти, то ее уже не существует. Исчезла библиотека Ивана Грозного, исчезли и реликвии из патриаршей ризницы. Нашел их Наполеон или нет, их ли искал в Москве? Кто знает, но вполне возможно, что исчезнувшие на два века реликвии всплывут вновь”.
Лукин для надежности еще раз пролистал книгу и окончательно убедился в том, что ход его мыслей правилен. Назавтра при встрече с Пацуком Лукин, конечно же, не стал рассказывать ему о том, до чего дошел своим умом. Но теперь к Кузьме Пацуку он стал относиться более уважительно. Намеками дал понять, что каналы для сбыта антиквариата на Запад у него остались, что в случае чего он мог бы предложить неплохие деньги за хорошие вещи.
"Чем черт не шутит, – думал Лукин, – в моем бизнесе, как на охоте, – поставил двадцать капканов, глядишь, в один из них зверь и угодил. Шансов мало, но надежда есть, а надежда питает человека”.
Еще с полгода продолжались встречи Лукина и Пацука. И чем больше было этих встреч, тем сильнее разгоралось в Пацуке желание отыскать мифический клад.
Пацук вышел на свободу через полгода после своего знакомства с Лукиным. На прощание зашел в библиотеку и долго тряс руку торговцу антиквариатом.
– Где вас можно будет на воле найти?
Лукин коротко усмехнулся и, приставив лесенку к стеллажу, дотянулся до верхней полки. Из небольшой картонной коробки он извлек прямоугольник визитки с адресом и домашним телефоном.
– Вы точно знаете, что будете жить там, когда выйдете на волю?
– Абсолютно точно. – – Когда же вас освободят?
Лунину лишь оставалось пожать плечами:
– Точно не скажу, но пройдет не более двух лет.
– Увидимся, встретимся, – пообещал Па-цук, окинув взглядом стеллажи с книгами. – Эх, страшно подумать, все, что написано в этих книгах, есть в вашей голове, – и Кузьма Пацук постучал заскорузлым ногтем указательного пальца себя по лбу.
– Даже больше, – скромно заметил Лукин.
– Мне бы такие знания, в золоте ходил бы.
– Нужно лишь внимательно читать.
– На разных языках, – вздохнул Пацук. – Стар я для этого. Вернусь в Борисов, жена меня там ждет. Приедете к нам в гости – на Березине порыбачим, я вам места отличные покажу. Медком угощу, своего нет, но мужик недалеко от меня живет, пасеку держит, мед у него замечательный. Все его Пасечником называют. А клад я обязательно найду, – он еще раз сильно сжал ладонь Лукина, у того даже пальцы заболели, и быстро пошел к выходу.
– Дай Бог, свидимся, – прошептал Самсон Ильич, глядя на чуть сгорбленную приземистую фигуру Пацука.
Какого черта он про мед вспомнил? И кличка у мужика идиотская, но почему-то запоминается – Пасечник.
Кузьма уже шагал к зданию администрации зоны.
"Может, зря я у него адресок не спросил? – подумал Лукин, но, поразмыслив, решил, что поступил правильно. – Никогда не стоит возможному продавцу показывать свою заинтересованность. Что будет, то и будет. Дай Бог, клад он найдет, может, и медку поедим вместе… Нельзя тешить себя иллюзиями. Время – странная субстанция. Можно не прилагать никаких усилий, сидеть на месте и ничего не делать. Можно спешить жить, не вылезать из дел, но и спешащий, и ничего не делающий вместе окажутся на одной и той же временной точке”.
Глава 3
Жизнь маленьких городов отличается от жизни столицы так же сильно, как жизнь ребенка отличается от жизни взрослого. События, для столицы ничтожные, малозаметные, маленькие провинциальные города буквально потрясают. И тогда неделю-две на рынке, в магазинах, на перекрестках местные жители только и говорят о том, что случилось, кто виноват и в чем причина несчастья. Смерть пенсионера для мегаполиса – событие, значимость которого приближается к нулю. Дорожно-транспортные происшествия со смертельным исходом в Москве и других столицах случаются каждый день десятками и в лучшем случае соберут дюжину-другую праздных зевак.
В маленьком же городке иначе. Умер какой-нибудь Иван Иванович, когда-то работавший заведующим баней, и заговорят в провинциальном городке об Иване Ивановиче, о его супруге, детях, братьях, сестрах, родителях и даже о предках в третьем колене. Ведь в небольших городках все друг о друге знают, и любой беде находится объяснение, более или менее устраивающее людей.
Мол, погиб Иван Иванович нелепо в первую очередь потому, что его дед в тысяча девятьсот двадцать пятом году, вернувшись в родные края из Красной армии, полез на колокольню и сбросил крест, а потом глумился над ним. А во вторую очередь потому, что будущая бабушка Ивана Ивановича первой пошла плясать в церкви, когда ее переделали в клуб. Вот на тех танцах предки покойного и познакомились. Из такого брака ничего хорошего получиться, ясное дело, не может.
Подобные объяснения, как правило, удовлетворяют любопытство, разговоры понемногу стихают, городок замирает в ожидании чего-нибудь новенького. И это новенькое, пройдет неделя, две или месяц, обязательно случится. Тогда все враз забудут об Иване Ивановиче – семидесятилетнем пенсионере, погибшем от удара током, и станут говорить о новой беде.
* * *
Последние три дня в провинциальном белорусском городе Борисове, стоящем на берегу Березины, все судачили об одном и том же. Но объяснить толком, что произошло, а самое главное, почему и зачем, никто не мог. Никто не мог указать и виновников, а Борисов тем временем гудел. О случившемся вели споры не только в парикмахерских, но и в ветеринарной лечебнице, на базарах и в школах.
Борисовскую церковь и кладбище осквернили. Какие-то мерзавцы разрисовали церковные стены пентаграммами и прочей дрянью. Досталось и воротам дома настоятеля храма, протоиерея Михаила Летуна. Железные ворота, выкрашенные зеленой краской, разукрасили сатанинскими знаками, а на кладбище вывернули из земли кресты и памятники. На могилах евреев нарисовали шестиконечные звезды и свастики, разбили медальоны с черно-белыми фотографиями, погнули, уложили на землю ограды. В общем, мерзавцы старались вовсю, оскверняя кладбище.
Борисов – город небольшой, почти все друг друга знают. Но кто учинил подобные бесчинства? Как ни судили и рядили местные пинкертоны и доморощенные аналитики, вычислить негодяев не удавалось. В двух городских газетах появились статейки, и, естественно, как водится в таких случаях, когда нет на руках конкретных фактов, журналисты кивали на школу, а та – на родителей. Рассерженные родители, оскорбленные в лучших чувствах, указывали в гневных письмах на учителей, на власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Лукин для надежности еще раз пролистал книгу и окончательно убедился в том, что ход его мыслей правилен. Назавтра при встрече с Пацуком Лукин, конечно же, не стал рассказывать ему о том, до чего дошел своим умом. Но теперь к Кузьме Пацуку он стал относиться более уважительно. Намеками дал понять, что каналы для сбыта антиквариата на Запад у него остались, что в случае чего он мог бы предложить неплохие деньги за хорошие вещи.
"Чем черт не шутит, – думал Лукин, – в моем бизнесе, как на охоте, – поставил двадцать капканов, глядишь, в один из них зверь и угодил. Шансов мало, но надежда есть, а надежда питает человека”.
Еще с полгода продолжались встречи Лукина и Пацука. И чем больше было этих встреч, тем сильнее разгоралось в Пацуке желание отыскать мифический клад.
Пацук вышел на свободу через полгода после своего знакомства с Лукиным. На прощание зашел в библиотеку и долго тряс руку торговцу антиквариатом.
– Где вас можно будет на воле найти?
Лукин коротко усмехнулся и, приставив лесенку к стеллажу, дотянулся до верхней полки. Из небольшой картонной коробки он извлек прямоугольник визитки с адресом и домашним телефоном.
– Вы точно знаете, что будете жить там, когда выйдете на волю?
– Абсолютно точно. – – Когда же вас освободят?
Лунину лишь оставалось пожать плечами:
– Точно не скажу, но пройдет не более двух лет.
– Увидимся, встретимся, – пообещал Па-цук, окинув взглядом стеллажи с книгами. – Эх, страшно подумать, все, что написано в этих книгах, есть в вашей голове, – и Кузьма Пацук постучал заскорузлым ногтем указательного пальца себя по лбу.
– Даже больше, – скромно заметил Лукин.
– Мне бы такие знания, в золоте ходил бы.
– Нужно лишь внимательно читать.
– На разных языках, – вздохнул Пацук. – Стар я для этого. Вернусь в Борисов, жена меня там ждет. Приедете к нам в гости – на Березине порыбачим, я вам места отличные покажу. Медком угощу, своего нет, но мужик недалеко от меня живет, пасеку держит, мед у него замечательный. Все его Пасечником называют. А клад я обязательно найду, – он еще раз сильно сжал ладонь Лукина, у того даже пальцы заболели, и быстро пошел к выходу.
– Дай Бог, свидимся, – прошептал Самсон Ильич, глядя на чуть сгорбленную приземистую фигуру Пацука.
Какого черта он про мед вспомнил? И кличка у мужика идиотская, но почему-то запоминается – Пасечник.
Кузьма уже шагал к зданию администрации зоны.
"Может, зря я у него адресок не спросил? – подумал Лукин, но, поразмыслив, решил, что поступил правильно. – Никогда не стоит возможному продавцу показывать свою заинтересованность. Что будет, то и будет. Дай Бог, клад он найдет, может, и медку поедим вместе… Нельзя тешить себя иллюзиями. Время – странная субстанция. Можно не прилагать никаких усилий, сидеть на месте и ничего не делать. Можно спешить жить, не вылезать из дел, но и спешащий, и ничего не делающий вместе окажутся на одной и той же временной точке”.
Глава 3
Жизнь маленьких городов отличается от жизни столицы так же сильно, как жизнь ребенка отличается от жизни взрослого. События, для столицы ничтожные, малозаметные, маленькие провинциальные города буквально потрясают. И тогда неделю-две на рынке, в магазинах, на перекрестках местные жители только и говорят о том, что случилось, кто виноват и в чем причина несчастья. Смерть пенсионера для мегаполиса – событие, значимость которого приближается к нулю. Дорожно-транспортные происшествия со смертельным исходом в Москве и других столицах случаются каждый день десятками и в лучшем случае соберут дюжину-другую праздных зевак.
В маленьком же городке иначе. Умер какой-нибудь Иван Иванович, когда-то работавший заведующим баней, и заговорят в провинциальном городке об Иване Ивановиче, о его супруге, детях, братьях, сестрах, родителях и даже о предках в третьем колене. Ведь в небольших городках все друг о друге знают, и любой беде находится объяснение, более или менее устраивающее людей.
Мол, погиб Иван Иванович нелепо в первую очередь потому, что его дед в тысяча девятьсот двадцать пятом году, вернувшись в родные края из Красной армии, полез на колокольню и сбросил крест, а потом глумился над ним. А во вторую очередь потому, что будущая бабушка Ивана Ивановича первой пошла плясать в церкви, когда ее переделали в клуб. Вот на тех танцах предки покойного и познакомились. Из такого брака ничего хорошего получиться, ясное дело, не может.
Подобные объяснения, как правило, удовлетворяют любопытство, разговоры понемногу стихают, городок замирает в ожидании чего-нибудь новенького. И это новенькое, пройдет неделя, две или месяц, обязательно случится. Тогда все враз забудут об Иване Ивановиче – семидесятилетнем пенсионере, погибшем от удара током, и станут говорить о новой беде.
* * *
Последние три дня в провинциальном белорусском городе Борисове, стоящем на берегу Березины, все судачили об одном и том же. Но объяснить толком, что произошло, а самое главное, почему и зачем, никто не мог. Никто не мог указать и виновников, а Борисов тем временем гудел. О случившемся вели споры не только в парикмахерских, но и в ветеринарной лечебнице, на базарах и в школах.
Борисовскую церковь и кладбище осквернили. Какие-то мерзавцы разрисовали церковные стены пентаграммами и прочей дрянью. Досталось и воротам дома настоятеля храма, протоиерея Михаила Летуна. Железные ворота, выкрашенные зеленой краской, разукрасили сатанинскими знаками, а на кладбище вывернули из земли кресты и памятники. На могилах евреев нарисовали шестиконечные звезды и свастики, разбили медальоны с черно-белыми фотографиями, погнули, уложили на землю ограды. В общем, мерзавцы старались вовсю, оскверняя кладбище.
Борисов – город небольшой, почти все друг друга знают. Но кто учинил подобные бесчинства? Как ни судили и рядили местные пинкертоны и доморощенные аналитики, вычислить негодяев не удавалось. В двух городских газетах появились статейки, и, естественно, как водится в таких случаях, когда нет на руках конкретных фактов, журналисты кивали на школу, а та – на родителей. Рассерженные родители, оскорбленные в лучших чувствах, указывали в гневных письмах на учителей, на власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68