Голова кружилась, хотелось смеяться и плакать одновременно.
– Код запомни – две девятки и пятерка. Адвокат сам нажал кнопки на пульте кодового замка. Цифры высветились на табло, железная дверь подъезда мягко отошла. Лукин уже понимал: все, что он услышит и увидит в этот день, навсегда западет в память. Поэтому даже не стал повторять в мыслях цифры кода.
В прежние годы подъезд не блистал чистотой, поэтому он поразил Лукина светлыми, лишенными надписей стенами, вазонами с цветами на каждой площадке. Он не узнавал двери соседских квартир. Раньше они были большими, двухстворчатыми, теперь же повсюду стояли стандартные металлические двери, похожие на дверцы несгораемых шкафов, со сложными замками.
– Из прежних жильцов мало кто здесь остался, – говорил Прошкин. – Квартиры в центре дорогие, люди небогатые перебираются на окраины. Ты, Самсон Ильич, теперь, наверное, самый бедный в подъезде.
– Пока еще самый бедный, Юра, пока… Лукин вздохнул с облегчением. Дверь его собственной квартиры осталась прежней, на ней лишь поменяли обивку, сохранив при этом стиль: черный глянцевый кожзаменитель и фигурные золотистые шляпки гвоздей. Самсон Ильич прислонился к мягкой двери, прижался к ней щекой.
– Держи, – Прошкин вложил ему в руку колечко с двумя ключами.
Затаив дыхание, Лукин ввел ключ в щель замка и мягко повернул его. Шагнул в квартиру. Та пахнула на него свежестью, все форточки оказались открытыми. На первый взгляд ничего почти не изменилось, лишь вместо старого телевизора стояла стойка для аппаратуры из красного дерева, а на ней огромный с плоским экраном суперсовременный телевизор. Рядом с ним возвышались полутораметровые акустические колонки, весело подмигивали огоньками видеомагнитофон и музыкальный центр. Свежесть и чистота окружали Самсона Ильича.
– Ну, как? – поинтересовался Прошкин, слегка скривив губы в улыбке.
Лукин осмотрелся повнимательнее и понял: квартира хоть и осталась с виду прежней, но изменения в ней произошли огромные. Раньше перегородки между комнатами покрывала вечно трескавшаяся штукатурка, теперь же они были идеально гладкими, словно сделанные из матового стекла. Лепнина на потолке была тщательно отреставрирована, в окнах стояли не простые рамы, а зеркальные стеклопакеты в деревянном обрамлении. Ремонт был сделан искусно, со вкусом, очень дорогой. В ванной ярко вспыхнули галогенные лампочки, лишь только Лукин прикоснулся к выключателю, сияли идеально протертые зеркала. На сантехнике не хватало лишь бумажных ленточек с надписями “Продезинфицировано”.
– Надеюсь, ты не против, Самсон Ильич, что часть твоих денег я вложил в ремонт? Все равно пришлось бы его делать. Ты же человек брезгливый, не стал бы пользоваться старьем?
– Спасибо тебе, – Лукин нежно обнял Прошкина и почувствовал, как к глазам подкатывают слезы. Чтобы скрыть неловкость, он повернул рычаг крана, сполоснул лицо водой и не стал его вытирать.
– Главное твое сокровище – книги – в целости и сохранности.
– Я хочу побыть один, – хрипло сказал Лукин. И Прошкин, встретившись взглядом с Самсоном Ильичом, понял: это не пустые слова, не каприз. – Недолго, – уточнил Лукин, – через пару часов подъезжай.
– Конечно, дела могут и подождать. Я бы на твоем месте отдохнул недельку-другую, может, съездил бы на курорт. Ты уже моря вон сколько не видел!
– Море подождет, – твердо ответил Самсон Ильич.
Прошкин на цыпочках покинул квартиру. И только тогда Лукин смог расслабиться. Он раскрыл дверцы книжных шкафов, прошелся пальцами по корешкам, вспоминая прежние прикосновения к книгам. Наугад вытаскивал том, раскрывал его на первой попавшейся странице и радовался как ребенок, радовался тому, что помнит содержание книги. Он помнил эти рисунки, помнил отчетливо, лучше, чем любой другой человек помнит линии на собственной ладони.
– Отдых, – ворчал Самсон Ильич. – Какой, к черту, отдых, когда кругом столько дел! Пока я прохлаждался за колючей проволокой, другие ушли вперед. Да, я был богат, но теперь те жалкие тысяч пятьдесят – шестьдесят, которые у меня остались, – копейки по сравнению с тем, что можно заработать. Сегодня есть возможность поставить дело на широкую ногу, лишь бы зацепиться за что-то стоящее.
Прошло всего полчаса, а Лукин уже окончательно освоился в квартире. Ему казалось, он никогда и не покидал ее. Дышалось легко и свободно.
– Следователь, – вспомнил Самсон Ильич. – Прикончить бы, суку! Но.., пусть живет. Вряд ли он выбился в люди, жаль, Прошкина забыл о нем расспросить.
Он выдвинул ящик письменного стола и увидел пожелтевшие бумаги, исписанные его собственной рукой. Приподнял. Под бумагами лежала стопочка визиток, стянутая черной аптекарской резинкой.
– Ай да Прошкин, ай да сукин сын! – рассмеялся Самсон Ильич.
Визитки были изъяты в ходе следствия, людей таскали на допросы, пытаясь что-нибудь накопать на Лукина. Как Прошкину удалось вытащить их из материалов дела, сданного в архив, для Лукина оставалось загадкой.
"Деньги способны делать все. Мелочь, но приятно. Значит, в меня верят, упущено лишь время, и я его спрессую”.
Ровно через два часа после того, как Самсон Ильич остался один, в квартире раздалась мелодичная трель звонка.
"Звонок зря сменили, я как-то привык к обыкновенному зуммеру”.
Прошкин был немного напряжен. Он не знал, чем стали для Лукина два часа одиночества – временем счастливых воспоминаний или тоской по утраченным годам.
Лукин выглядел решительным.
– Заходи, – сказал он Прошкину так, будто они долго не виделись.
– Рад за тебя, Самсон Ильич, ты теперь на полном ходу.
– Разумеется. Со старыми партнерами связь держишь?
– Непременно. Но из них многие ушли.
– Дело начнется – сами вернутся. Ты лучше скажи, сколько денег у меня осталось?
– Это тебе виднее, – усмехнулся Прошкин, – наверное, ты кое-что и без моего ведома прикопил?
– Я конкретный вопрос задал.
– Шестьдесят тысяч, – Прошкин развел руками. – Могло остаться и меньше, но я за ремонт деньги с тебя не взял, твоя доля в деле крутилась, процентами обросла. На первое время хватит.
– Негусто, – Лукин присвистнул.
– Примета плохая – свистеть, деньги в доме переведутся, – нервно засмеялся Прошкин.
– Главное, чтобы приход денег не прекращался, тогда и тратить их можно.
– Узнаю тебя прежнего.
– Сам я первое время светиться не хочу, – говорил Лукин, – придется тебе с людьми дело иметь.
– Было бы что им предлагать, – осторожно заметил адвокат Прошкин.
– Я кое-что припрятал из товара.
– Даже я об этом не знал.
– Тебе не обязательно все знать.
– Учти, – напомнил Прошкин, – в России цены изменились, теперь иногда выгоднее внутри страны продать, чем за границу вывозить.
– Знаю, времени зря не терял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
– Код запомни – две девятки и пятерка. Адвокат сам нажал кнопки на пульте кодового замка. Цифры высветились на табло, железная дверь подъезда мягко отошла. Лукин уже понимал: все, что он услышит и увидит в этот день, навсегда западет в память. Поэтому даже не стал повторять в мыслях цифры кода.
В прежние годы подъезд не блистал чистотой, поэтому он поразил Лукина светлыми, лишенными надписей стенами, вазонами с цветами на каждой площадке. Он не узнавал двери соседских квартир. Раньше они были большими, двухстворчатыми, теперь же повсюду стояли стандартные металлические двери, похожие на дверцы несгораемых шкафов, со сложными замками.
– Из прежних жильцов мало кто здесь остался, – говорил Прошкин. – Квартиры в центре дорогие, люди небогатые перебираются на окраины. Ты, Самсон Ильич, теперь, наверное, самый бедный в подъезде.
– Пока еще самый бедный, Юра, пока… Лукин вздохнул с облегчением. Дверь его собственной квартиры осталась прежней, на ней лишь поменяли обивку, сохранив при этом стиль: черный глянцевый кожзаменитель и фигурные золотистые шляпки гвоздей. Самсон Ильич прислонился к мягкой двери, прижался к ней щекой.
– Держи, – Прошкин вложил ему в руку колечко с двумя ключами.
Затаив дыхание, Лукин ввел ключ в щель замка и мягко повернул его. Шагнул в квартиру. Та пахнула на него свежестью, все форточки оказались открытыми. На первый взгляд ничего почти не изменилось, лишь вместо старого телевизора стояла стойка для аппаратуры из красного дерева, а на ней огромный с плоским экраном суперсовременный телевизор. Рядом с ним возвышались полутораметровые акустические колонки, весело подмигивали огоньками видеомагнитофон и музыкальный центр. Свежесть и чистота окружали Самсона Ильича.
– Ну, как? – поинтересовался Прошкин, слегка скривив губы в улыбке.
Лукин осмотрелся повнимательнее и понял: квартира хоть и осталась с виду прежней, но изменения в ней произошли огромные. Раньше перегородки между комнатами покрывала вечно трескавшаяся штукатурка, теперь же они были идеально гладкими, словно сделанные из матового стекла. Лепнина на потолке была тщательно отреставрирована, в окнах стояли не простые рамы, а зеркальные стеклопакеты в деревянном обрамлении. Ремонт был сделан искусно, со вкусом, очень дорогой. В ванной ярко вспыхнули галогенные лампочки, лишь только Лукин прикоснулся к выключателю, сияли идеально протертые зеркала. На сантехнике не хватало лишь бумажных ленточек с надписями “Продезинфицировано”.
– Надеюсь, ты не против, Самсон Ильич, что часть твоих денег я вложил в ремонт? Все равно пришлось бы его делать. Ты же человек брезгливый, не стал бы пользоваться старьем?
– Спасибо тебе, – Лукин нежно обнял Прошкина и почувствовал, как к глазам подкатывают слезы. Чтобы скрыть неловкость, он повернул рычаг крана, сполоснул лицо водой и не стал его вытирать.
– Главное твое сокровище – книги – в целости и сохранности.
– Я хочу побыть один, – хрипло сказал Лукин. И Прошкин, встретившись взглядом с Самсоном Ильичом, понял: это не пустые слова, не каприз. – Недолго, – уточнил Лукин, – через пару часов подъезжай.
– Конечно, дела могут и подождать. Я бы на твоем месте отдохнул недельку-другую, может, съездил бы на курорт. Ты уже моря вон сколько не видел!
– Море подождет, – твердо ответил Самсон Ильич.
Прошкин на цыпочках покинул квартиру. И только тогда Лукин смог расслабиться. Он раскрыл дверцы книжных шкафов, прошелся пальцами по корешкам, вспоминая прежние прикосновения к книгам. Наугад вытаскивал том, раскрывал его на первой попавшейся странице и радовался как ребенок, радовался тому, что помнит содержание книги. Он помнил эти рисунки, помнил отчетливо, лучше, чем любой другой человек помнит линии на собственной ладони.
– Отдых, – ворчал Самсон Ильич. – Какой, к черту, отдых, когда кругом столько дел! Пока я прохлаждался за колючей проволокой, другие ушли вперед. Да, я был богат, но теперь те жалкие тысяч пятьдесят – шестьдесят, которые у меня остались, – копейки по сравнению с тем, что можно заработать. Сегодня есть возможность поставить дело на широкую ногу, лишь бы зацепиться за что-то стоящее.
Прошло всего полчаса, а Лукин уже окончательно освоился в квартире. Ему казалось, он никогда и не покидал ее. Дышалось легко и свободно.
– Следователь, – вспомнил Самсон Ильич. – Прикончить бы, суку! Но.., пусть живет. Вряд ли он выбился в люди, жаль, Прошкина забыл о нем расспросить.
Он выдвинул ящик письменного стола и увидел пожелтевшие бумаги, исписанные его собственной рукой. Приподнял. Под бумагами лежала стопочка визиток, стянутая черной аптекарской резинкой.
– Ай да Прошкин, ай да сукин сын! – рассмеялся Самсон Ильич.
Визитки были изъяты в ходе следствия, людей таскали на допросы, пытаясь что-нибудь накопать на Лукина. Как Прошкину удалось вытащить их из материалов дела, сданного в архив, для Лукина оставалось загадкой.
"Деньги способны делать все. Мелочь, но приятно. Значит, в меня верят, упущено лишь время, и я его спрессую”.
Ровно через два часа после того, как Самсон Ильич остался один, в квартире раздалась мелодичная трель звонка.
"Звонок зря сменили, я как-то привык к обыкновенному зуммеру”.
Прошкин был немного напряжен. Он не знал, чем стали для Лукина два часа одиночества – временем счастливых воспоминаний или тоской по утраченным годам.
Лукин выглядел решительным.
– Заходи, – сказал он Прошкину так, будто они долго не виделись.
– Рад за тебя, Самсон Ильич, ты теперь на полном ходу.
– Разумеется. Со старыми партнерами связь держишь?
– Непременно. Но из них многие ушли.
– Дело начнется – сами вернутся. Ты лучше скажи, сколько денег у меня осталось?
– Это тебе виднее, – усмехнулся Прошкин, – наверное, ты кое-что и без моего ведома прикопил?
– Я конкретный вопрос задал.
– Шестьдесят тысяч, – Прошкин развел руками. – Могло остаться и меньше, но я за ремонт деньги с тебя не взял, твоя доля в деле крутилась, процентами обросла. На первое время хватит.
– Негусто, – Лукин присвистнул.
– Примета плохая – свистеть, деньги в доме переведутся, – нервно засмеялся Прошкин.
– Главное, чтобы приход денег не прекращался, тогда и тратить их можно.
– Узнаю тебя прежнего.
– Сам я первое время светиться не хочу, – говорил Лукин, – придется тебе с людьми дело иметь.
– Было бы что им предлагать, – осторожно заметил адвокат Прошкин.
– Я кое-что припрятал из товара.
– Даже я об этом не знал.
– Тебе не обязательно все знать.
– Учти, – напомнил Прошкин, – в России цены изменились, теперь иногда выгоднее внутри страны продать, чем за границу вывозить.
– Знаю, времени зря не терял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68