В мае это случилось. Хорошо помню, как сейчас, погоды стояли хорошие, теплые.
И мы тогда посоветовались и решили никому не рассказывать. Никого уже из тех, кто это видел, в деревне не осталось. Кто на фронте погиб, кого немец убил, а кого и свои порешили, остальные своей смертью ушли. Видно Бог меня оставил, чтобы я, когда такое снова случится, предупредил вас, что быть беде.
Старик говорил спокойно, уверенно и убедительно. Он в этой жизни уже ничего не боялся, так как стоял на пороге смерти. Врать или сочинять что-либо для него не имело смысла.
– И что потом, было какое-нибудь несчастье? – спросил отец Павел и добавил:
– Может, присядете? Дмитрий, сынок, принеси Ивану Петровичу стул.
– Ничего, я постою. Вот, собственно, и все.
А потом, через неделю, храм приехали закрывать. А еще через месяц с небольшим немец на нас пошел, война началась.
– Господи, помилуй! – пробормотал батюшка, и его дети сразу перекрестились. Даже младший, девятилетний Илья, перекрестился и погладил медный крестик на шелковом шнурке, висевший на груди.
– Беда, батюшка, такая, что хуже не бывает, Война началась, немец пошел – вот что потом было. Плохой знак, – произнес старик. Так что молиться всем миром надо, чтобы Господь нас оберег и Богородица защитила. Мне-то уже все едино, – говорил старик, – а вот им еще жить да жить, – он посмотрел на детей священника, прикоснулся к локтю своего сына, уже немолодого лысоватого мужчины с зажатой в кулаке кепкой. – Им жить надо, батюшка. Я уже до церкви не дойду – на пригорке ведь стоит, стар больно, а вам всем молиться надо, прощения у Всевышнего просить. Пусть смилостивится над нами. Я дома помолюсь.
Священник поблагодарил старика за предупреждение, проводил до калитки.
Старший сын Сергей подошел к отцу.
– Папа, правда, что Богородица кровавыми слезами плачет?
– Правда, сынок, – спокойно ответил отец Павел, крепко обнял сына за плечи, прижал к черному подряснику. – Правда.
– Папа, а кровь настоящая? – самый младший, Илья, заглянул в глаза отцу.
– Настоящая, Илюша, – священник наклонился, взял сына, легко оторвал от земли и прижал к груди.
Илья уткнулся в бороду отца и заулыбался.
Ему стало щекотно.
– Папа, а это ведь не страшно, да?
– Не бойся, Илья, все будет хорошо.
– Ты это знаешь? – спросил младший сын.
– Верю, – ответил священник, опуская сына на землю. – Иди, помогай братьям, а то все работают, а ты гуляешь.
– Я тоже работаю. В сарае дрова складывал, а они здесь, – пояснил ребенок.
Священник вошел в дом.
Матушка лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове. Глаза были открыты.
– Кто приходил?
– Иван Петрович с сыном заходили.
– И что сказали?
Отец Павел не хотел расстраивать супругу, поэтому не стал посвящать в то, что ему рассказал старик.
На следующий день, в воскресенье, к сельской церкви, стоящей на пригорке у кладбища, потянулись люди. Их было много, почти как на больших праздниках. Шли старики с внучатами, женщины, старухи в платках, в чистых праздничных одеждах. Звонарь бил в колокол, и звон плыл над зелеными полями, над лесом, над рекой, долетал до стройки, на которой надрывался экскаватор даже в выходной день.
А стройка была непростая. Неподалеку от Святого источника, который местное население называло ключом, строили современный туристический комплекс. Место, выбранное застройщиками, было замечательным: рядом река с лесом, лес – полный грибов и ягод, во все стороны раздолье. За лесом – болото с клюквой, и поохотиться есть где, и порыбачить, и просто отдохнуть на природе.
А то, что вода в источнике целебная и лечит от всех болезней, знали в округе все. Когда кто-нибудь заболевал, сразу бежали за водой к ключу. У источника стоял высокий, серебристый от времени дубовый крест. На Крещение здесь, у ключа, не замерзавшего даже в самые лютые морозы, отец Павел проводил службу, благословляя целебную воду.
Обычно звон колокола приносил радость и в душах поселялась благодать. Сегодня прихожанам, идущим к церкви по тропинкам, по проселочной дороге, было нерадостно. Сумрак царил в душах верующих. Старики бурчали, одергивали молодых, даже громко разговаривать не разрешали. Останавливались, прислушивались к мелодичному перезвону, летящему над окрестностями, крестились и шли дальше.
Народу собралось, как никогда, много, даже на крыльце стояли. Небо над деревянной церковью было таким же голубым и ярким, как и купола, выкрашенные прошлым летом.
– А вы слышали?
– А вы знаете?
– А ты видел? – в разных местах слышался шепот прихожан. – Плохой знак. Это Господь предупреждает.
– Нет, не Господь, это сама Богородица знак подает, что надо в Бога верить. Забыли Бога! – шептала старуха, грозя пальцем внучке, которая хотела оставить бабушку и поближе подойти к колонне, на которой висел образ Казанской Божьей матери. Но старуха внучку удержала и злобно зашипела:
– Стой здесь! Куда лезешь?
Слушай батюшку да крестись.
После службы настроение у многих улучшилось, словно какое-то просветление наступило. Люди уже не были такими мрачными.
Сельский староста стоял у иконы Казанской Божьей матери, не разрешая никому к ней прикасаться. А любопытных подойти поближе, рассмотреть образ Богородицы было хоть отбавляй.
Большинство за этим и пришло в церковь. Ведь в деревне происшествия, заслуживающие внимания, случаются не так часто. А тут такое!
И свидетели есть. Попадья, женщины, девчонка, да и сам батюшка не отрицали, что на темной от времени доске выступила кровь. Правда, отец Павел не утверждал, что увиденная темно-красная жидкость, похожая на вишневое варенье, и есть самая настоящая кровь. Но ведь и не отрицал!
После службы началась проповедь. Отец Павел стоял в одеянии, соответствующем ситуации, справа от иконостаса с иконой святого Георгия, убивающего копьем змия, и зачитывал Священное писание. Он говорил о том, что надо быть смиренным, и тогда Господь не обойдет своей милостью и обязательно поможет, заступится. Все слушали священника, но в то же время косились на темную икону Казанской Божьей матери, словно боялись ее. За все время, пока длилась проповедь, батюшка ничего не сказал о чуде, которому был свидетелем, не пояснил, что к чему.
– Надо больше молиться. Надо быть чистыми душой.
И в это время грянул гром. Раскат был несильный, глухой, далекий.
Прихожане стали переглядываться. Батюшка посмотрел на окна, за которыми сразу померк свет. Священник увидел темные тучи, они как-то очень быстро затянули небо, совсем недавно такое чистое и ясное. Отец Павел хотел улыбнуться и перекрестить прихожан, но вновь раздался раскат грома. На этот раз он прозвучал так близко, что даже стекла в окнах зазвенели.
Те, кто постарше и понабожнее, тут же стали креститься и шептать молитвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
И мы тогда посоветовались и решили никому не рассказывать. Никого уже из тех, кто это видел, в деревне не осталось. Кто на фронте погиб, кого немец убил, а кого и свои порешили, остальные своей смертью ушли. Видно Бог меня оставил, чтобы я, когда такое снова случится, предупредил вас, что быть беде.
Старик говорил спокойно, уверенно и убедительно. Он в этой жизни уже ничего не боялся, так как стоял на пороге смерти. Врать или сочинять что-либо для него не имело смысла.
– И что потом, было какое-нибудь несчастье? – спросил отец Павел и добавил:
– Может, присядете? Дмитрий, сынок, принеси Ивану Петровичу стул.
– Ничего, я постою. Вот, собственно, и все.
А потом, через неделю, храм приехали закрывать. А еще через месяц с небольшим немец на нас пошел, война началась.
– Господи, помилуй! – пробормотал батюшка, и его дети сразу перекрестились. Даже младший, девятилетний Илья, перекрестился и погладил медный крестик на шелковом шнурке, висевший на груди.
– Беда, батюшка, такая, что хуже не бывает, Война началась, немец пошел – вот что потом было. Плохой знак, – произнес старик. Так что молиться всем миром надо, чтобы Господь нас оберег и Богородица защитила. Мне-то уже все едино, – говорил старик, – а вот им еще жить да жить, – он посмотрел на детей священника, прикоснулся к локтю своего сына, уже немолодого лысоватого мужчины с зажатой в кулаке кепкой. – Им жить надо, батюшка. Я уже до церкви не дойду – на пригорке ведь стоит, стар больно, а вам всем молиться надо, прощения у Всевышнего просить. Пусть смилостивится над нами. Я дома помолюсь.
Священник поблагодарил старика за предупреждение, проводил до калитки.
Старший сын Сергей подошел к отцу.
– Папа, правда, что Богородица кровавыми слезами плачет?
– Правда, сынок, – спокойно ответил отец Павел, крепко обнял сына за плечи, прижал к черному подряснику. – Правда.
– Папа, а кровь настоящая? – самый младший, Илья, заглянул в глаза отцу.
– Настоящая, Илюша, – священник наклонился, взял сына, легко оторвал от земли и прижал к груди.
Илья уткнулся в бороду отца и заулыбался.
Ему стало щекотно.
– Папа, а это ведь не страшно, да?
– Не бойся, Илья, все будет хорошо.
– Ты это знаешь? – спросил младший сын.
– Верю, – ответил священник, опуская сына на землю. – Иди, помогай братьям, а то все работают, а ты гуляешь.
– Я тоже работаю. В сарае дрова складывал, а они здесь, – пояснил ребенок.
Священник вошел в дом.
Матушка лежала на кровати с мокрым полотенцем на голове. Глаза были открыты.
– Кто приходил?
– Иван Петрович с сыном заходили.
– И что сказали?
Отец Павел не хотел расстраивать супругу, поэтому не стал посвящать в то, что ему рассказал старик.
На следующий день, в воскресенье, к сельской церкви, стоящей на пригорке у кладбища, потянулись люди. Их было много, почти как на больших праздниках. Шли старики с внучатами, женщины, старухи в платках, в чистых праздничных одеждах. Звонарь бил в колокол, и звон плыл над зелеными полями, над лесом, над рекой, долетал до стройки, на которой надрывался экскаватор даже в выходной день.
А стройка была непростая. Неподалеку от Святого источника, который местное население называло ключом, строили современный туристический комплекс. Место, выбранное застройщиками, было замечательным: рядом река с лесом, лес – полный грибов и ягод, во все стороны раздолье. За лесом – болото с клюквой, и поохотиться есть где, и порыбачить, и просто отдохнуть на природе.
А то, что вода в источнике целебная и лечит от всех болезней, знали в округе все. Когда кто-нибудь заболевал, сразу бежали за водой к ключу. У источника стоял высокий, серебристый от времени дубовый крест. На Крещение здесь, у ключа, не замерзавшего даже в самые лютые морозы, отец Павел проводил службу, благословляя целебную воду.
Обычно звон колокола приносил радость и в душах поселялась благодать. Сегодня прихожанам, идущим к церкви по тропинкам, по проселочной дороге, было нерадостно. Сумрак царил в душах верующих. Старики бурчали, одергивали молодых, даже громко разговаривать не разрешали. Останавливались, прислушивались к мелодичному перезвону, летящему над окрестностями, крестились и шли дальше.
Народу собралось, как никогда, много, даже на крыльце стояли. Небо над деревянной церковью было таким же голубым и ярким, как и купола, выкрашенные прошлым летом.
– А вы слышали?
– А вы знаете?
– А ты видел? – в разных местах слышался шепот прихожан. – Плохой знак. Это Господь предупреждает.
– Нет, не Господь, это сама Богородица знак подает, что надо в Бога верить. Забыли Бога! – шептала старуха, грозя пальцем внучке, которая хотела оставить бабушку и поближе подойти к колонне, на которой висел образ Казанской Божьей матери. Но старуха внучку удержала и злобно зашипела:
– Стой здесь! Куда лезешь?
Слушай батюшку да крестись.
После службы настроение у многих улучшилось, словно какое-то просветление наступило. Люди уже не были такими мрачными.
Сельский староста стоял у иконы Казанской Божьей матери, не разрешая никому к ней прикасаться. А любопытных подойти поближе, рассмотреть образ Богородицы было хоть отбавляй.
Большинство за этим и пришло в церковь. Ведь в деревне происшествия, заслуживающие внимания, случаются не так часто. А тут такое!
И свидетели есть. Попадья, женщины, девчонка, да и сам батюшка не отрицали, что на темной от времени доске выступила кровь. Правда, отец Павел не утверждал, что увиденная темно-красная жидкость, похожая на вишневое варенье, и есть самая настоящая кровь. Но ведь и не отрицал!
После службы началась проповедь. Отец Павел стоял в одеянии, соответствующем ситуации, справа от иконостаса с иконой святого Георгия, убивающего копьем змия, и зачитывал Священное писание. Он говорил о том, что надо быть смиренным, и тогда Господь не обойдет своей милостью и обязательно поможет, заступится. Все слушали священника, но в то же время косились на темную икону Казанской Божьей матери, словно боялись ее. За все время, пока длилась проповедь, батюшка ничего не сказал о чуде, которому был свидетелем, не пояснил, что к чему.
– Надо больше молиться. Надо быть чистыми душой.
И в это время грянул гром. Раскат был несильный, глухой, далекий.
Прихожане стали переглядываться. Батюшка посмотрел на окна, за которыми сразу померк свет. Священник увидел темные тучи, они как-то очень быстро затянули небо, совсем недавно такое чистое и ясное. Отец Павел хотел улыбнуться и перекрестить прихожан, но вновь раздался раскат грома. На этот раз он прозвучал так близко, что даже стекла в окнах зазвенели.
Те, кто постарше и понабожнее, тут же стали креститься и шептать молитвы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77