На вершине одного из пригорков княжна зачем-то обернулась и через запыленное заднее окошко увидела какой-то экипаж, ехавший далеко позади в одном с нею направлении. Отсюда он казался черной букашкой, ползущей по медной холмистой равнине. Марии Андреевне даже не удалось разобрать, что это такое — помещичья коляска или крестьянская подвода. Она тут же забыла о незнакомом экипаже, снова погрузившись в расчеты и планы. Ей подумалось, что нужно сыскать хорошего живописца и попросить его сделать увеличенную копию с портрета князя Александра Николаевича. Мария Андреевна придумала повесить большую, во весь рост, копию портрета в прихожей городского дома как раз напротив парадного входа, где обыкновенно вешают зеркало, с тем, чтобы всякий, кто войдет в дом, сразу же понимал, куда он пришел и какие здесь заведены порядки.
«Да, — решила она, — это я здорово придумала. Только где же его взять, хорошего живописца? Они все нынче в Петербург подались, с генералов парадные портреты писать. Ну, да ничего. Бог даст, что-нибудь подвернется. Главное — не спешить, набраться терпения, и тогда все сбудется».
Дорога между тем нырнула в лес, и горевший на пыльных стеклах отблеск закатного солнца погас, словно дневное светило кто-то задул. Верхушки сосен все еще бронзовели в лучах заката, но внизу, на дороге, царил коричневый полумрак. Мария Андреевна слышала, как покрикивает, торопя коней, и щелкает кнутом кучер, спешащий засветло попасть домой. Княжна отчасти разделяла его нетерпение: долгий, полный забот и городской суеты день изрядно ее утомил, и лишь теперь она вспомнила, что за всеми своими хлопотами как-то забыла пообедать.
Вечером пыли стало меньше, или это только казалось из-за того, что едкие клубы не были освещены солнцем и оттого сделались невидимыми. Зато на смену пыли пришла мошкара, которая так и норовила с назойливым звоном залететь в открытое окно кареты. Ей, мошкаре, было все равно, кого кусать — лошадей, кучера или высокородную княжну, так что Марии Андреевне пришлось снова поднять стекло.
Между тем возле моста, под которым утром прятались «их благородие» Николай Иванович и бородатый Ерема, княжну поджидала засада. Ерема, как ему и было велено, привел с собой троих мужиков. Вместе с ним и атаманом получилось пятеро — вполне достаточное количество, чтобы справиться с едущей без охраны хрупкой девицею. Бывший дворянин и гусарский поручик, а ныне беглый каторжник Николай Иванович Хрунов, однако, полагал, что и пятерых здоровых мужчин мало для выполнения поставленной задачи: ему уже доводилось сталкиваться с княжной Вязмитиновой, и он относился к молодой хозяйке Вязмитинова с некоторой опаской — она умела преподносить сюрпризы.
Все пятеро сидели на траве в окружении густого кустарника, били комаров и негромко переговаривались, поджидая добычу. Разбойники были спокойны, во всем полагаясь на своего атамана; последний, напротив, проявлял признаки волнения, не зная наверняка, поедет ли княжна сегодня из города обратно в имение и если поедет, то когда именно. Ожидание тяготило его; то и дело Хрунов вскакивал с земли и принимался мерить шагами крохотную поляну, бросая раздраженные взгляды на своих подручных, которые с тупым безразличием сносили затянувшееся бездействие. Время от времени атаман разбойничьей ватаги закуривал сигарку, чтобы отогнать надоедливых комаров, но тут же ее тушил, опасаясь, что дым выдаст их присутствие. По этой же причине он запретил своим людям разводить костер; собственно, по причине летнего тепла нужды в огне не чувствовалось, но к вечеру трава начала потеть росой, и сидеть на ней стало неприятно.
Оседланные и взнузданные лошади стояли в стороне, пощипывая траву и листья. Порой какая-нибудь из них начинала, звеня уздечкой, отчаянно мотать головой в безуспешной попытке разогнать мошкару. Повсюду, куда ни глянь, тускло поблескивало оружие; бородатый Ерема, поджав под себя ноги, от безделья строгал палашом толстую березовую ветку. Приглядевшись, Хрунов увидел, что тот мастерит топорище, и поинтересовался, на кой дьявол оно ему понадобилось.
— А так, — не прерывая своего занятия, пожал плечами бородач, — скуки ради. Ну и, опять же, привычка. А чего еще делать-то? Ложку бы вырезать, так инструмент уж больно несподручный.
Инструмент и впрямь был несподручный: тяжелый прямой палаш с закругленным концом менее всего подходил для резьбы по дереву.
Глупое, совершенно бесполезное и ненужное дело, которым занимался Ерема, неожиданно вызвало в душе Хрунова прилив бешенства. Ему захотелось поддать недоделанное топорище ногой, чтобы оно, кувыркаясь, улетело в кусты, а после съездить Ереме по уху кулаком, а лучше все тем же сапогом, да так, чтобы мозги через другое ухо вылетели. Нашел себе развлечение, болван...
Он вынул из кармана венгерки затушенную сигарку, издающую отвратительный запах, резким движением сунул ее в зубы и только отыскал в другом кармане спички, как со стороны дороги долетел приглушенный тяжелый топот лошадиных копыт, гром колес и мерное поскрипывание рессор.
Хрунов быстро вернул сигарку в карман и сделал знак своим людям. Через минуту все уже были в седлах и стояли на заранее обозначенных местах, напоминая охотников, притаившихся в ожидании зверя.
И зверь появился.
Запряженная парой кровных рысаков карета с княжеским гербом на дверце, гремя и тускло поблескивая лакированными боками, выскочила из-за поворота и устремилась к мосту. Кучер в шитой золотом ливрее сидел на козлах, взмахивая кнутом и крича на лошадей страшным голосом. Лошади задирали точеные головы, раздували ноздри и скалили зубы, выбивая копытами частую барабанную дробь. Видно было, что княжна торопится, не желая ехать через лес в темноте; видно было также, что она чувствует себя полновластной хозяйкой округи и ничего не боится, поскольку при ней не было не только охраны, но даже лакея на запятках. Что ж, один раз ей повезло перехитрить поручика Хрунова, но теперь пробил час расплаты. Хрунов долго ждал этого дня и теперь, когда долгожданная минута приблизилась, вдруг ощутил спокойную уверенность в том, что все пройдет именно так, как было задумано. Проклятая девчонка сперва заплатит выкуп за свою драгоценную шкуру, а потом, разумеется, умрет, и только от нее будет зависеть, какою смертью.
Он тронул шпорами бока жеребца, выехал на дорогу и натянул поводья, останавливая лошадь. В результате этого маневра выезд с моста оказался перекрытым. Кучер вовремя заметил возникшее на пути кареты препятствие; прозрачные летние сумерки позволили ему разглядеть всадника и убедиться в том, что он не собирается освобождать проезд. Крича во всю глотку, кучер откинулся назад всем телом, натягивая поводья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
«Да, — решила она, — это я здорово придумала. Только где же его взять, хорошего живописца? Они все нынче в Петербург подались, с генералов парадные портреты писать. Ну, да ничего. Бог даст, что-нибудь подвернется. Главное — не спешить, набраться терпения, и тогда все сбудется».
Дорога между тем нырнула в лес, и горевший на пыльных стеклах отблеск закатного солнца погас, словно дневное светило кто-то задул. Верхушки сосен все еще бронзовели в лучах заката, но внизу, на дороге, царил коричневый полумрак. Мария Андреевна слышала, как покрикивает, торопя коней, и щелкает кнутом кучер, спешащий засветло попасть домой. Княжна отчасти разделяла его нетерпение: долгий, полный забот и городской суеты день изрядно ее утомил, и лишь теперь она вспомнила, что за всеми своими хлопотами как-то забыла пообедать.
Вечером пыли стало меньше, или это только казалось из-за того, что едкие клубы не были освещены солнцем и оттого сделались невидимыми. Зато на смену пыли пришла мошкара, которая так и норовила с назойливым звоном залететь в открытое окно кареты. Ей, мошкаре, было все равно, кого кусать — лошадей, кучера или высокородную княжну, так что Марии Андреевне пришлось снова поднять стекло.
Между тем возле моста, под которым утром прятались «их благородие» Николай Иванович и бородатый Ерема, княжну поджидала засада. Ерема, как ему и было велено, привел с собой троих мужиков. Вместе с ним и атаманом получилось пятеро — вполне достаточное количество, чтобы справиться с едущей без охраны хрупкой девицею. Бывший дворянин и гусарский поручик, а ныне беглый каторжник Николай Иванович Хрунов, однако, полагал, что и пятерых здоровых мужчин мало для выполнения поставленной задачи: ему уже доводилось сталкиваться с княжной Вязмитиновой, и он относился к молодой хозяйке Вязмитинова с некоторой опаской — она умела преподносить сюрпризы.
Все пятеро сидели на траве в окружении густого кустарника, били комаров и негромко переговаривались, поджидая добычу. Разбойники были спокойны, во всем полагаясь на своего атамана; последний, напротив, проявлял признаки волнения, не зная наверняка, поедет ли княжна сегодня из города обратно в имение и если поедет, то когда именно. Ожидание тяготило его; то и дело Хрунов вскакивал с земли и принимался мерить шагами крохотную поляну, бросая раздраженные взгляды на своих подручных, которые с тупым безразличием сносили затянувшееся бездействие. Время от времени атаман разбойничьей ватаги закуривал сигарку, чтобы отогнать надоедливых комаров, но тут же ее тушил, опасаясь, что дым выдаст их присутствие. По этой же причине он запретил своим людям разводить костер; собственно, по причине летнего тепла нужды в огне не чувствовалось, но к вечеру трава начала потеть росой, и сидеть на ней стало неприятно.
Оседланные и взнузданные лошади стояли в стороне, пощипывая траву и листья. Порой какая-нибудь из них начинала, звеня уздечкой, отчаянно мотать головой в безуспешной попытке разогнать мошкару. Повсюду, куда ни глянь, тускло поблескивало оружие; бородатый Ерема, поджав под себя ноги, от безделья строгал палашом толстую березовую ветку. Приглядевшись, Хрунов увидел, что тот мастерит топорище, и поинтересовался, на кой дьявол оно ему понадобилось.
— А так, — не прерывая своего занятия, пожал плечами бородач, — скуки ради. Ну и, опять же, привычка. А чего еще делать-то? Ложку бы вырезать, так инструмент уж больно несподручный.
Инструмент и впрямь был несподручный: тяжелый прямой палаш с закругленным концом менее всего подходил для резьбы по дереву.
Глупое, совершенно бесполезное и ненужное дело, которым занимался Ерема, неожиданно вызвало в душе Хрунова прилив бешенства. Ему захотелось поддать недоделанное топорище ногой, чтобы оно, кувыркаясь, улетело в кусты, а после съездить Ереме по уху кулаком, а лучше все тем же сапогом, да так, чтобы мозги через другое ухо вылетели. Нашел себе развлечение, болван...
Он вынул из кармана венгерки затушенную сигарку, издающую отвратительный запах, резким движением сунул ее в зубы и только отыскал в другом кармане спички, как со стороны дороги долетел приглушенный тяжелый топот лошадиных копыт, гром колес и мерное поскрипывание рессор.
Хрунов быстро вернул сигарку в карман и сделал знак своим людям. Через минуту все уже были в седлах и стояли на заранее обозначенных местах, напоминая охотников, притаившихся в ожидании зверя.
И зверь появился.
Запряженная парой кровных рысаков карета с княжеским гербом на дверце, гремя и тускло поблескивая лакированными боками, выскочила из-за поворота и устремилась к мосту. Кучер в шитой золотом ливрее сидел на козлах, взмахивая кнутом и крича на лошадей страшным голосом. Лошади задирали точеные головы, раздували ноздри и скалили зубы, выбивая копытами частую барабанную дробь. Видно было, что княжна торопится, не желая ехать через лес в темноте; видно было также, что она чувствует себя полновластной хозяйкой округи и ничего не боится, поскольку при ней не было не только охраны, но даже лакея на запятках. Что ж, один раз ей повезло перехитрить поручика Хрунова, но теперь пробил час расплаты. Хрунов долго ждал этого дня и теперь, когда долгожданная минута приблизилась, вдруг ощутил спокойную уверенность в том, что все пройдет именно так, как было задумано. Проклятая девчонка сперва заплатит выкуп за свою драгоценную шкуру, а потом, разумеется, умрет, и только от нее будет зависеть, какою смертью.
Он тронул шпорами бока жеребца, выехал на дорогу и натянул поводья, останавливая лошадь. В результате этого маневра выезд с моста оказался перекрытым. Кучер вовремя заметил возникшее на пути кареты препятствие; прозрачные летние сумерки позволили ему разглядеть всадника и убедиться в том, что он не собирается освобождать проезд. Крича во всю глотку, кучер откинулся назад всем телом, натягивая поводья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92