Рядом на подставке стоял поясной портрет пожилого сухощавого человека в генеральском мундире, усеянном орденскими звездами. Твердое, волевое лицо этого человека обнаруживало черты фамильного сходства с обликом княжны, из чего следовало, что изображенный на портрете генерал есть покойный князь Александр Николаевич Вязмитинов. Здесь же стоял наготове лакированный ящик с красками; глиняный кувшин на полке щетинился кистями разнообразных форм и размеров; словом, если в этой студии чего-то и не хватало, так разве что художника.
Войдя в студию, Мария Андреевна сразу же повернулась лицом к своему гостю, чтобы не пропустить его первую реакцию. Ее предусмотрительность была немедля вознаграждена: при виде загрунтованного холста размером с хорошую кровать круглая физиономия немца на миг вытянулась, приобретя определенную продолговатость.
— Что с вами, Павел Францевич? — спросила княжна. — Я что-то не так сделала?
— Майн готт, я сражен наповал! — воскликнул немец. — Такая предусмотрительность! Такое знание предмета, к коему большинство людей проявляет лишь поверхностный интерес! Вы, верно, уже брали уроки?
— Увы, нет, — солгала княжна, которая не только брала уроки изобразительного искусства, но и весьма прилично рисовала. — Это может показаться странным, но здесь в моем образовании имеется явный пробел. Что же до оборудования студии, то я навела кое-какие справки и заранее заказала все необходимое, дабы попусту не тратить ваше драгоценное время.
— Подумать только! — покачал головой Хесс. — Вы, вероятно, понесли значительные расходы, и все это ради нескольких уроков, преподанных к тому же человеком, который не может с полным правом именоваться живописцем!
— Не скромничайте, Павел Францевич, — возразила княжна. — Ваши рисунки просто восхитительны, и я могу лишь мечтать о том, чтобы когда-нибудь достичь такого уровня мастерства. Что же до расходов, то я достаточно богата и могу позволить себе маленький каприз. Но, быть может, мы все-таки приступим к делу?
Немцу ничего не оставалось, как согласиться. Он объявил, что для начала хочет уяснить для себя уровень способностей ученицы, дабы впоследствии выработать наиболее подходящую методу обучения.
С этой целью он довольно долго сооружал на столе натюрморт, состоявший из кувшина с кистями, полотенца, блюда и нескольких принесенных прислугою фруктов. Подобное начало обучения показалась княжне довольно странным; еще более странным показался ей результат продолжительных усилий немца, более напоминавший груду беспорядочно набросанных предметов, чем модель для академического натюрморта. Однако высказывать своего удивления вслух она не стала и подошла к мольберту, старательно сохраняя на лице выражение самого прилежного рвения.
Хесс вручил ей карандаш и велел рисовать. Княжна с трудом, но все-таки удержалась от недоуменного вопроса: герр Пауль ухитрился поставить ее против яркого света, так что вместо сооруженного им натюрморта Мария Андреевна видела только темное пятно неопределенных очертаний, окруженное слепящим ореолом.
— Как рисовать? — спросила она. — Ведь я не умею!
— Просто рисуйте то, что видите, — ответил немец. — Вы убедитесь, что это вовсе не сложно.
Следуя его совету, княжна принялась пачкать бумагу, не утруждая себя такими мелочами, как построение и соблюдение пропорций. В глазах воспитанника Дюссельдорфской академии художеств подобный подход к рисунку должен был выглядеть кощунственным. Начав с левого верхнего утла листа, княжна принялась губить рисунок так старательно, что уже через десять минут ей стало ясно: теперь сделанного не исправишь даже при самом горячем желании. Того, что она сотворила при помощи обычного свинцового карандаша, не переделал бы даже великий Леонардо; герр Пауль при этом выглядел довольным и подбадривал ее одобрительными замечаниями.
— Недурно, — заявил он через полтора часа, глядя на густо замаранный лист бумаги, в левой половине которого красовалось нечто, на первый взгляд напоминавшее груду кухонной утвари вперемежку с головешками. Торчавшие из кувшина кисти, будучи изображенными княжною, сделались похожи на растопыренные, скрюченные в предсмертной агонии, обугленные крысиные лапки; кривой овал поставленного на ребро блюда смахивал на выход из барсучьей норы, а густо и неряшливо заштрихованный кувшин получился таким кривобоким, что напоминал запечатленную в профиль арапку, пребывающую на девятом месяце беременности.
— Правда? — из последних сил сдерживая душивший ее смех, доверчиво спросила княжна. — А по-моему, что-то не так. Ведь непохоже!
Руки у нее по локоть были выпачканы графитовой пылью и углем, на лбу и правой щеке темнели параллельные полосы, оставленные грязными пальцами, и, поймав свое отражение в висевшем на стене зеркале, Мария Андреевна еда не прыснула: ей показалось, что она похожа на трубочиста.
— Вы слишком строги к себе, фройляйн Мария, — назидательно объявил немец. — Ведь это первая попытка, и, поверьте, весьма удачная. Разумеется, выставлять ваше произведение в Дрезденской галерее еще рано, но показать его друзьям и знакомым я бы не постеснялся. Тут есть кое-какие мелкие недочеты, но они вполне допустимы в ученической работе, особенно в первой работе...
— И все-таки, Павел Францевич, — сказала княжна, молитвенно складывая перед собою грязные руки, — я бы очень просила вас слегка поправить этот рисунок. Пусть я тщеславна, но мне бы не хотелось, чтобы мои гости видели те недочеты, о коих вы столь снисходительно упомянули.
— А! — понимающе воскликнул немец. — Натюрлих! Желание быть совершенной во всем вполне простительно для столь очаровательной особы, как вы, фройляйн Мария. Айн момент!
С этими словами он схватил карандаш и, склонившись над рисунком княжны, принялся с воодушевлением поправлять кривобокий кувшин. В результате его вдохновенных усилий беременная арапка с крысиными лапками на голове приобрела большой вислый зад, а Мария Андреевна убедилась, что герр Пауль либо никогда не держал в руках карандаша, либо работает в весьма оригинальной, присущей только ему одному манере.
— Так лучше, не правда ли? — спросил герр Пауль, отступая от мольберта и окидывая критическим взором жалкие плоды своего и княжны совместного творчества.
— О, много лучше! — радостно воскликнула княжна, не в силах понять, что на самом деле происходит. Хесс и впрямь не замечал очевидных вещей или считал ее полною дурою; в любом случае учитель из него был как из бутылки молоток.
Взяв это обстоятельство на заметку, Мария Андреевна горячо поблагодарила немца за урок и отправилась умываться, прихватив с собою свой так называемый рисунок. Хесс остался в студии, заявив, что, быть может, попытается начать работу над портретом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Войдя в студию, Мария Андреевна сразу же повернулась лицом к своему гостю, чтобы не пропустить его первую реакцию. Ее предусмотрительность была немедля вознаграждена: при виде загрунтованного холста размером с хорошую кровать круглая физиономия немца на миг вытянулась, приобретя определенную продолговатость.
— Что с вами, Павел Францевич? — спросила княжна. — Я что-то не так сделала?
— Майн готт, я сражен наповал! — воскликнул немец. — Такая предусмотрительность! Такое знание предмета, к коему большинство людей проявляет лишь поверхностный интерес! Вы, верно, уже брали уроки?
— Увы, нет, — солгала княжна, которая не только брала уроки изобразительного искусства, но и весьма прилично рисовала. — Это может показаться странным, но здесь в моем образовании имеется явный пробел. Что же до оборудования студии, то я навела кое-какие справки и заранее заказала все необходимое, дабы попусту не тратить ваше драгоценное время.
— Подумать только! — покачал головой Хесс. — Вы, вероятно, понесли значительные расходы, и все это ради нескольких уроков, преподанных к тому же человеком, который не может с полным правом именоваться живописцем!
— Не скромничайте, Павел Францевич, — возразила княжна. — Ваши рисунки просто восхитительны, и я могу лишь мечтать о том, чтобы когда-нибудь достичь такого уровня мастерства. Что же до расходов, то я достаточно богата и могу позволить себе маленький каприз. Но, быть может, мы все-таки приступим к делу?
Немцу ничего не оставалось, как согласиться. Он объявил, что для начала хочет уяснить для себя уровень способностей ученицы, дабы впоследствии выработать наиболее подходящую методу обучения.
С этой целью он довольно долго сооружал на столе натюрморт, состоявший из кувшина с кистями, полотенца, блюда и нескольких принесенных прислугою фруктов. Подобное начало обучения показалась княжне довольно странным; еще более странным показался ей результат продолжительных усилий немца, более напоминавший груду беспорядочно набросанных предметов, чем модель для академического натюрморта. Однако высказывать своего удивления вслух она не стала и подошла к мольберту, старательно сохраняя на лице выражение самого прилежного рвения.
Хесс вручил ей карандаш и велел рисовать. Княжна с трудом, но все-таки удержалась от недоуменного вопроса: герр Пауль ухитрился поставить ее против яркого света, так что вместо сооруженного им натюрморта Мария Андреевна видела только темное пятно неопределенных очертаний, окруженное слепящим ореолом.
— Как рисовать? — спросила она. — Ведь я не умею!
— Просто рисуйте то, что видите, — ответил немец. — Вы убедитесь, что это вовсе не сложно.
Следуя его совету, княжна принялась пачкать бумагу, не утруждая себя такими мелочами, как построение и соблюдение пропорций. В глазах воспитанника Дюссельдорфской академии художеств подобный подход к рисунку должен был выглядеть кощунственным. Начав с левого верхнего утла листа, княжна принялась губить рисунок так старательно, что уже через десять минут ей стало ясно: теперь сделанного не исправишь даже при самом горячем желании. Того, что она сотворила при помощи обычного свинцового карандаша, не переделал бы даже великий Леонардо; герр Пауль при этом выглядел довольным и подбадривал ее одобрительными замечаниями.
— Недурно, — заявил он через полтора часа, глядя на густо замаранный лист бумаги, в левой половине которого красовалось нечто, на первый взгляд напоминавшее груду кухонной утвари вперемежку с головешками. Торчавшие из кувшина кисти, будучи изображенными княжною, сделались похожи на растопыренные, скрюченные в предсмертной агонии, обугленные крысиные лапки; кривой овал поставленного на ребро блюда смахивал на выход из барсучьей норы, а густо и неряшливо заштрихованный кувшин получился таким кривобоким, что напоминал запечатленную в профиль арапку, пребывающую на девятом месяце беременности.
— Правда? — из последних сил сдерживая душивший ее смех, доверчиво спросила княжна. — А по-моему, что-то не так. Ведь непохоже!
Руки у нее по локоть были выпачканы графитовой пылью и углем, на лбу и правой щеке темнели параллельные полосы, оставленные грязными пальцами, и, поймав свое отражение в висевшем на стене зеркале, Мария Андреевна еда не прыснула: ей показалось, что она похожа на трубочиста.
— Вы слишком строги к себе, фройляйн Мария, — назидательно объявил немец. — Ведь это первая попытка, и, поверьте, весьма удачная. Разумеется, выставлять ваше произведение в Дрезденской галерее еще рано, но показать его друзьям и знакомым я бы не постеснялся. Тут есть кое-какие мелкие недочеты, но они вполне допустимы в ученической работе, особенно в первой работе...
— И все-таки, Павел Францевич, — сказала княжна, молитвенно складывая перед собою грязные руки, — я бы очень просила вас слегка поправить этот рисунок. Пусть я тщеславна, но мне бы не хотелось, чтобы мои гости видели те недочеты, о коих вы столь снисходительно упомянули.
— А! — понимающе воскликнул немец. — Натюрлих! Желание быть совершенной во всем вполне простительно для столь очаровательной особы, как вы, фройляйн Мария. Айн момент!
С этими словами он схватил карандаш и, склонившись над рисунком княжны, принялся с воодушевлением поправлять кривобокий кувшин. В результате его вдохновенных усилий беременная арапка с крысиными лапками на голове приобрела большой вислый зад, а Мария Андреевна убедилась, что герр Пауль либо никогда не держал в руках карандаша, либо работает в весьма оригинальной, присущей только ему одному манере.
— Так лучше, не правда ли? — спросил герр Пауль, отступая от мольберта и окидывая критическим взором жалкие плоды своего и княжны совместного творчества.
— О, много лучше! — радостно воскликнула княжна, не в силах понять, что на самом деле происходит. Хесс и впрямь не замечал очевидных вещей или считал ее полною дурою; в любом случае учитель из него был как из бутылки молоток.
Взяв это обстоятельство на заметку, Мария Андреевна горячо поблагодарила немца за урок и отправилась умываться, прихватив с собою свой так называемый рисунок. Хесс остался в студии, заявив, что, быть может, попытается начать работу над портретом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92