— Не прислуга, а поседевшие в сражениях ветераны... Интересно, что бы вы запели, в самом деле понюхав пороху? Разбежались бы, небось, как в двенадцатом году...»
— Это еще что за банда? — строго спросила она, мигом заставив вооруженную дворню замереть на месте. — С кем воевать собрались, православные? Вот что, приберите-ка в комнате, я там немного насорила. Мебель по местам расставьте, а холст попорченный прислоните к стене. Да амуницию свою спрячьте, не то поранитесь ненароком, воины...
Она повернулась и пошла прочь, коря себя за то, что была незаслуженно резка с дворней. А с другой стороны, как тут не злиться? Почему, спрашивается, они вбили себе в головы, что на нее непременно кто-то напал? Неужто у самих руки чешутся? Что она делает не так, в чем не права? Да-а... Чем дальше, тем лучше княжна понимала князя Александра Николаевича, которого по-настоящему бесило только одно из свойственных роду людскому качеств, а именно непроходимая, самоуверенная глупость.
Владевшее ею раздражение неожиданно для нее самой вылилось в весьма необычную форму: вызвав дворецкого, Мария Андреевна велела немедля доставить ей запасной ключ от комнаты, в коей ночевал немец.
— И запомни, милейший, — понизив голос, зловещим тоном прошипела она, глядя в побелевшие от страха глаза слуги, — я с тобой шутить не стану. Хоть словом кому обмолвишься — пеняй на себя! Мало тебе не покажется!
Позеленевший от ужаса дворецкий убежал за ключом. Его испуг был понятен: княжна обычно славилась мягкостью нрава, и такая бешеная вспышка казалась особенно страшной.
Княжна же, глядя ему вслед, подумала, что насилием и угрозами ничего не добьешься. Ее новый дворецкий был чересчур угодлив, плутоват, имел слишком увертливый взгляд и язык, который не мешало бы укоротить вершков на пять. Такого наказывать — только еще больше портить. «Отошлю, — решила она. — Непременно отошлю. Не в рекруты, конечно, а в деревню — пускай в поле работает, с лошадью сплетничает про господские причуды...»
Идя по коридору к спальне немца с зажатым в кулаке ключом, Мария Андреевна вздохнула и поморщилась. Нет, вовсе не болтливый дворецкий повинен в ее дурном настроении, а она сама — вернее, то, что она намеревалась сейчас сделать. Впрочем, другого выхода она не видела: проклятый тевтон сам вынудил ее к этому своими подозрительными выходками. Возможно, ему самому они казались просто забавными; возможно, такова была его манера шутить, но княжне сейчас было не до шуток и мистификаций. Вацлав Огинский сидел в крепости, а она, вместо того чтобы мчаться на выручку, вынуждена возиться с каким-то вздором!
Перед дверью в комнату Хесса княжна остановилась. Она знала, что непременно войдет, но также знала и другое: то, что она намерена совершить, до конца дней останется неопрятным пятном на ее совести.
Ключ дважды щелкнул, повернувшись в замке; Мария Андреевна нажала дверную ручку, потом потянула ее на себя и вошла.
На пороге ей опять пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. В ушах у нее зазвенело, голова сделалась легкой и пустой, тело куда-то пропало — княжна видела его, но совершенно не ощущала. Совладав с волнением, она закрыла за собой дверь и первым делом подошла к окну — проверить, не возвращается ли Хесс.
Немца нигде не было видно. Подумав, княжна заперла дверь изнутри и огляделась.
Комната выглядела странно: о том, что здесь кто-то жил, напоминал лишь стоявший в углу у стены клетчатый баул да забытая на подоконнике папка с последними рисунками Хесса. Княжна открыла папку и бегло просмотрела рисунки — те самые, которые немец показывал ей вчера. Более в папке ничего не было, за исключением нескольких чистых бумажных листов. Мария Андреевна завязала тесемки и аккуратно поставила папку на то же место, с которого взяла.
Треножник, заменявший Хессу мольберт во время его выходов на пленэр, обнаружился за шкафом; под кроватью стояли ночные туфли без задников, и это было все. Ничто более не напоминало о веселом тевтоне в этой обезличенной комнате. Мебель стояла на тех же местах, куда она была поставлена слугами в день приезда Хесса; не было ни разбросанной одежды, ни безделушек, коими люди, куда бы ни забросила их судьба, любят украшать свое, пусть даже временное, жилище. Комната напоминала монашескую келью, а то и гробницу. Марии Андреевне вновь сделалось не по себе: ей показалось, что она вторглась в обитель ожившего мертвеца.
Воздух в комнате тоже показался княжне неподвижным и мертвым, совсем не таким, как в других частях дома. Пахло одеколоном и сапожной ваксой — немцем, и не просто немцем, а прусским офицером. Дверцы шкафа оказались запертыми; ключ в замочной скважине отсутствовал. Не было его ни на комоде, ни в ящиках и вообще нигде, где люди обыкновенно хранят ключи от шкафов. Оставалось только предположить, что немец либо надежно спрятал ключ, либо унес его с собой. Впрочем, эта проблема как раз решалась легко и просто: в комнате Марии Андреевны стоял в точности такой же шкаф и ключ от него наверняка подходил к замку, на который немец запер свои секреты.
Княжна не торопилась идти в свою спальню за ключом — знала, что идти надо, но все равно не торопилась. Ей хотелось оттянуть неизбежное; шкаф был чем-то вроде последнего рубежа, за которым вторжение княжны в частную жизнь ее гостя сделалось бы совершенно неприличным. Кроме того, этот поставленный на попа зеркальный сундук чем-то страшил ее, как будто княжна опасалась обнаружить внутри полуразложившийся труп или посаженное на цепь чудовище. Вместо того чтобы одним махом кончить все дело, Мария Андреевна зачем-то опустилась на корточки и внимательно осмотрела пол.
Ее усилия неожиданно были вознаграждены: возле ножки кровати она увидела войлочный кружок, имевший хорошо знакомый ей вид. Несомненно, это был пыж, из чего самым естественным образом следовало, что герр Хесс у себя в комнате заряжал пистолет. Именно пистолет — ведь, когда он уходил, ничего похожего на ружье при нем не было. И притом заряжал совсем недавно, уже после того, как горничная в последний раз здесь прибиралась...
Мария Андреевна вспомнила, как Вацлав Огинский потешался над своим приятелем Хессом, который, по его словам, не знал, с какого конца следует браться за оружие. Выходит, все-таки знал? Комичные ужимки немца на деле были смеющейся маской паяца, за которой никто в целом свете не смог разглядеть его истинное лицо. Сделав это открытие, княжна решительно выпрямилась и пошла в свою спальню за ключом от шкафа.
В шкафу, помимо одежды и обуви, Мария Андреевна обнаружила большую папку для эскизов — ту самую, которую она видела у немца в первый день их знакомства и которая с тех пор как сквозь землю провалилась. Папка была прислонена к задней стенке шкафа и старательно занавешена одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
— Это еще что за банда? — строго спросила она, мигом заставив вооруженную дворню замереть на месте. — С кем воевать собрались, православные? Вот что, приберите-ка в комнате, я там немного насорила. Мебель по местам расставьте, а холст попорченный прислоните к стене. Да амуницию свою спрячьте, не то поранитесь ненароком, воины...
Она повернулась и пошла прочь, коря себя за то, что была незаслуженно резка с дворней. А с другой стороны, как тут не злиться? Почему, спрашивается, они вбили себе в головы, что на нее непременно кто-то напал? Неужто у самих руки чешутся? Что она делает не так, в чем не права? Да-а... Чем дальше, тем лучше княжна понимала князя Александра Николаевича, которого по-настоящему бесило только одно из свойственных роду людскому качеств, а именно непроходимая, самоуверенная глупость.
Владевшее ею раздражение неожиданно для нее самой вылилось в весьма необычную форму: вызвав дворецкого, Мария Андреевна велела немедля доставить ей запасной ключ от комнаты, в коей ночевал немец.
— И запомни, милейший, — понизив голос, зловещим тоном прошипела она, глядя в побелевшие от страха глаза слуги, — я с тобой шутить не стану. Хоть словом кому обмолвишься — пеняй на себя! Мало тебе не покажется!
Позеленевший от ужаса дворецкий убежал за ключом. Его испуг был понятен: княжна обычно славилась мягкостью нрава, и такая бешеная вспышка казалась особенно страшной.
Княжна же, глядя ему вслед, подумала, что насилием и угрозами ничего не добьешься. Ее новый дворецкий был чересчур угодлив, плутоват, имел слишком увертливый взгляд и язык, который не мешало бы укоротить вершков на пять. Такого наказывать — только еще больше портить. «Отошлю, — решила она. — Непременно отошлю. Не в рекруты, конечно, а в деревню — пускай в поле работает, с лошадью сплетничает про господские причуды...»
Идя по коридору к спальне немца с зажатым в кулаке ключом, Мария Андреевна вздохнула и поморщилась. Нет, вовсе не болтливый дворецкий повинен в ее дурном настроении, а она сама — вернее, то, что она намеревалась сейчас сделать. Впрочем, другого выхода она не видела: проклятый тевтон сам вынудил ее к этому своими подозрительными выходками. Возможно, ему самому они казались просто забавными; возможно, такова была его манера шутить, но княжне сейчас было не до шуток и мистификаций. Вацлав Огинский сидел в крепости, а она, вместо того чтобы мчаться на выручку, вынуждена возиться с каким-то вздором!
Перед дверью в комнату Хесса княжна остановилась. Она знала, что непременно войдет, но также знала и другое: то, что она намерена совершить, до конца дней останется неопрятным пятном на ее совести.
Ключ дважды щелкнул, повернувшись в замке; Мария Андреевна нажала дверную ручку, потом потянула ее на себя и вошла.
На пороге ей опять пришлось остановиться, чтобы собраться с силами. В ушах у нее зазвенело, голова сделалась легкой и пустой, тело куда-то пропало — княжна видела его, но совершенно не ощущала. Совладав с волнением, она закрыла за собой дверь и первым делом подошла к окну — проверить, не возвращается ли Хесс.
Немца нигде не было видно. Подумав, княжна заперла дверь изнутри и огляделась.
Комната выглядела странно: о том, что здесь кто-то жил, напоминал лишь стоявший в углу у стены клетчатый баул да забытая на подоконнике папка с последними рисунками Хесса. Княжна открыла папку и бегло просмотрела рисунки — те самые, которые немец показывал ей вчера. Более в папке ничего не было, за исключением нескольких чистых бумажных листов. Мария Андреевна завязала тесемки и аккуратно поставила папку на то же место, с которого взяла.
Треножник, заменявший Хессу мольберт во время его выходов на пленэр, обнаружился за шкафом; под кроватью стояли ночные туфли без задников, и это было все. Ничто более не напоминало о веселом тевтоне в этой обезличенной комнате. Мебель стояла на тех же местах, куда она была поставлена слугами в день приезда Хесса; не было ни разбросанной одежды, ни безделушек, коими люди, куда бы ни забросила их судьба, любят украшать свое, пусть даже временное, жилище. Комната напоминала монашескую келью, а то и гробницу. Марии Андреевне вновь сделалось не по себе: ей показалось, что она вторглась в обитель ожившего мертвеца.
Воздух в комнате тоже показался княжне неподвижным и мертвым, совсем не таким, как в других частях дома. Пахло одеколоном и сапожной ваксой — немцем, и не просто немцем, а прусским офицером. Дверцы шкафа оказались запертыми; ключ в замочной скважине отсутствовал. Не было его ни на комоде, ни в ящиках и вообще нигде, где люди обыкновенно хранят ключи от шкафов. Оставалось только предположить, что немец либо надежно спрятал ключ, либо унес его с собой. Впрочем, эта проблема как раз решалась легко и просто: в комнате Марии Андреевны стоял в точности такой же шкаф и ключ от него наверняка подходил к замку, на который немец запер свои секреты.
Княжна не торопилась идти в свою спальню за ключом — знала, что идти надо, но все равно не торопилась. Ей хотелось оттянуть неизбежное; шкаф был чем-то вроде последнего рубежа, за которым вторжение княжны в частную жизнь ее гостя сделалось бы совершенно неприличным. Кроме того, этот поставленный на попа зеркальный сундук чем-то страшил ее, как будто княжна опасалась обнаружить внутри полуразложившийся труп или посаженное на цепь чудовище. Вместо того чтобы одним махом кончить все дело, Мария Андреевна зачем-то опустилась на корточки и внимательно осмотрела пол.
Ее усилия неожиданно были вознаграждены: возле ножки кровати она увидела войлочный кружок, имевший хорошо знакомый ей вид. Несомненно, это был пыж, из чего самым естественным образом следовало, что герр Хесс у себя в комнате заряжал пистолет. Именно пистолет — ведь, когда он уходил, ничего похожего на ружье при нем не было. И притом заряжал совсем недавно, уже после того, как горничная в последний раз здесь прибиралась...
Мария Андреевна вспомнила, как Вацлав Огинский потешался над своим приятелем Хессом, который, по его словам, не знал, с какого конца следует браться за оружие. Выходит, все-таки знал? Комичные ужимки немца на деле были смеющейся маской паяца, за которой никто в целом свете не смог разглядеть его истинное лицо. Сделав это открытие, княжна решительно выпрямилась и пошла в свою спальню за ключом от шкафа.
В шкафу, помимо одежды и обуви, Мария Андреевна обнаружила большую папку для эскизов — ту самую, которую она видела у немца в первый день их знакомства и которая с тех пор как сквозь землю провалилась. Папка была прислонена к задней стенке шкафа и старательно занавешена одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92